Знакомство

Виталий Манский: Познакомился я с Германом по телефону. Как потом выяснилось, он посмотрел мою документальную картину и она ему понравилась. Звонок был на общий телефон в длинном коридоре монтажного цеха — один на несколько десятков монтажных комнат. Коллеги подозвали меня к аппарату, и из трубки я услышал слова: «Привет, это Алексей Герман». Честно сказать, для меня они звучали почти как «Привет, это Господь Бог». Помню, Герман тогда произнес фразу, которая, наверное, могла круто изменить мою жизнь: «Пора снимать большое кино».

Сергей Карандашов: Я приехал с Урала — поступать на режиссерские курсы «Ленфильма». Поезд пришел очень рано — часов 7–8 утра. Понятное дело, что в такое время на студию не отправишься. Оставил вещи в камере хранения и пошел гулять по городу. Шел по Невскому, и недалеко от Дома книги, на светофоре, увидел белую «Волгу», а в ней знакомую фигуру (Германа я знал по фотографиям из газет, по выступлениям на ТВ). Меня что-то толкнуло, и пока свет был красным, я подошел к машине и спросил: «Здравствуйте! Вы Алексей Юрьевич Герман?» Он немножко, конечно, вздрогнул, но кивнул. Я сказал: «А я с Урала приехал, поступать к вам на курсы». Рядом сидела худенькая Светлана Игоревна Кармалита, и она вытянулась в мою сторону, словно заслоняя Германа от маньяка. Нужно отдать должное Герману — он продиктовал свой домашний телефон, правда я им в тот раз так и не воспользовался.

Была вторая, еще более фантастическая встреча. Дело в том, что я подал документы на курсы Германа, а они так и не открылись. Прошло около двух лет, и я тоже шел по Невскому проспекту — практически в том самом месте, только по другой стороне. Было очень жарко, и мне захотелось купить мороженого — у передвижной тачки собралась целая очередь. И тут я вновь вижу характерную фигуру — Алексей Юрьевич! Я его узнал, подошел к нему, конечно. А он так боком, боком от меня отошел, мороженое на всякий случай отодвинул, но сказал: «Да, мы будем открывать курсы». В том году действительно были экзамены, и мне удалось поступить.

Юрий Фетинг:Впервые я увидел Алексея Юрьевича на «Ленфильме» во время собеседования. Герман набирал курс, вернее, маленькую группу студентов, которые будут обучаться и стажироваться на его фильме «Хрусталев, машину!». Шел конкурс. Общее задание было снять небольшой фильм-монолог по произведению Шаламова с непрофессиональным актером. Я перечитал Шаламова и понял, что его рассказы похожи на то, о чем вспоминала моя мама, которая тоже прошла через сталинские лагеря. И я снял фильм по ее рассказу. Герман подмены не заметил, похвалил, и даже показал этот фильм коллегам как лучшую работу по Шаламову. Начались бесконечные годы учебы, стажировки и работы на фильме «Хрусталев, машину!». (Фильм снимался семь лет. — Л. С.)

Мастерская

В. М.: Герман работал с нами как считал нужным и не всегда объяснял, зачем делает те или иные вещи. Одна такая деталь меня в свое время резанула. В начале 90-х, когда мы вместе работали над картиной, он убеждал руководство «Ленфильма» платить режиссерам советскую зарплату. Точно сейчас не вспомню, но мне кажется, это рублей 120. В то время как ассистент режиссера получал «коммерческую» — около 500, а актеры вообще могли зарабатывать тысячи. Работая над своим фильмом «Еврейское счастье», я жил в небольшой комнате в коммуналке. Весь интерьер — стул, кровать. Никакого роскошества, для завершенности пространства не хватало только маленькой иконки в углу.

Главный урок, который я получил от Германа-старшего, — в работе не должно быть никаких авторитетов. Никакого почитания и даже уважения: к званиям, к опыту, к сединам. Это слабость. Все люди собрались в твоей картине, делать твое кино, и все они равны. Он научил меня быть сильным человеком и решать все вопросы прежде всего внутри себя.

С. К.: На первом собрании Герман сказал режиссерам-стажерам: «Я ничему вас научить не смогу. Работайте рядом со мной и с группой, а там — чему научитесь, то и ваше, а я уж чем смогу помогу». Алексей Юрьевич со Светланой Игоревной были нашими первыми зрителями и критиками — как профессионалы могли оценить, что у нас получается, а что — нет. А еще он, безусловно, помогал авторитетом. Мы с Володей Чутко готовили свою дипломную работу «Обратная сторона земли» — про русских, которые уехали из страны и стали буддистами. Алексей Юрьевич помог нам выбить поездку в Индию с помощью программы «Взгляд». Даже несмотря на то, что тогда были очень тяжелые времена. (Фильм вышел в 1999 году.— Л. С.)

Ю. Ф.:Герман сам никогда не поступался своими идеями и замыслами. Он всегда знал, за что и против чего он борется. Этот урок, к сожалению, непросто усвоить и воплотить в сегодняшней жизни. Он не разрешал резать, уничтожать свои картины. В результате некоторые из них оказывались на полках. Советская власть считала многие его произведения публичной пощечиной. Так оно и было, хотя Герман только пытался сказать правду о своем времени. Через двадцать лет посыпались «откровения» новых кинематографистов — часто менее талантливые и более безопасные для авторов. Пинать мертвого льва может каждый, а вот Герман боролся с живым.

Ретроспектива

Ю. Ф.: Самым мастерски сделанным фильмом Германа я считаю «Хрусталев, машину!». Его можно смотреть и изучать по кадрам (что, собственно, и происходит во всех киношколах мира). Это наиболее яркое высказывание на особом киноязыке Германа. Не все его слова просто читаются, но со временем послание мастера становится все понятнее.

С. К.:«Мой друг Иван Лапшин» — для меня лучший его фильм. Почему? Трудно сказать. Первое и самое главное — то чувство, которое испытываешь во время просмотра. Оно никогда не обманет — либо ты хорошо сделанное кино анализируешь, либо просто смотришь — а изменения уже происходят на уровне подсознания. В этом фильме сошлось все: очень личная пронзительная повесть отца Германа о его молодости, друзьях, его личные воспоминания и та бережность, с которой высокопрофессиональная съемочная команда отнеслась к материалу.

В. М.: Всегда задевает эмоциональность и глубина фильма «Проверки на дорогах». Мне кажется, это вершина для художника — поставить в своей картине неразрешимые вопросы. Особая грань психологизма. Еще, конечно, как документалиста меня потрясает «Мой друг Иван Лапшин». До сих пор не могу понять, как через годы ему удалось так точно передать состояние эпохи — до мельчайших деталей. По сути, создать машину времени.

Встречи

С. К.:У нас был очень веселый случай на съемках — из серии «Герман и народ». В 94-м году мы поехали снимать натуру под Муром для фильма «Хрусталев, машину!». Нашли удобную для нас железнодорожную станцию — чтобы не было электропроводов. А там вокруг какие-то огороды, домики стоят. Герман в своем тулупчике идет к машине, по узкой улочке, важно посматривает по сторонам — выбирает, куда можно было бы поставить камеру. А в это время выходит откуда-то из-за заборчика маленькая, щупленькая тетка в телогрейке. Стала поперек дороги и преградила Герману путь. Возникла неловкая пауза. Помолчав, она коротко сплюнула в сторону и просто, без всякой интонации, сказала ему: «Тронешь мой огород — п**** получишь!» Развернулась и пошла дальше. Эта женщина потом у нас с удовольствием снималась.

В. М.:Из встреч с Германом я помню каждую. Их было много, если понадобится, я могу каждую из них разложить подробно и детально. Яркий человек оставляет много ярких воспоминаний, и Герман — безусловно, подтверждение этого тезиса. Герман прежде всего рассказчик. Он всегда мог начать историю с пол-оборота. Помню, как-то сидим мы в центре Питера, в дорогой гостинице. И тут Алексей Юрьевич выдает: «Знаешь, это не атриум. Раньше здесь был обычный питерский двор-колодец, в котором лежали трупы вместе с ранеными бойцами». И так рассказывает, что ты даже чувствуешь этот запах спекшейся крови.

Ю. Ф.: Помню, однажды, на съемках «Хрусталева», Герман заболел гриппом. Нас, учеников, позвали к «одру». В комнате стоял большой продавленный диван, похожий на бассейн. Мы выстроились вокруг в скорбном молчании. И мастер говорит загробным голосом: «Юра, теперь тебе придется вести съемку, а может и…» Это были, конечно, очень трогательные слова, но все ученики стояли и тихонечко похихикивали. Знали, что он живее всех живых. И конечно, спустя пару дней он уже был на съемочной площадке, орал на разгильдяев и срывал с себя шапку-ушанку. В общем, все как всегда.

Герман очень часто говорил о смерти и шутил на эту тему. Поэтому у меня вообще не было ощущения, что он когда-нибудь действительно может это проделать всерьез. И когда он ушел, я никак не мог в это поверить… У него, кстати, был любимый анекдот: «На кладбище стоит надгробный памятник с надписью: «Ну теперь-то вы поняли, что я не симулянт?»

Записала Лариса Ступина