Похмелье для всех участников большой вечеринки — не самое приятное состояние. Для хозяев в особенности. Относительно легко его можно пережить только тогда, когда вопрос «что это было, и было ли вообще?» долго не мучает.

Во-первых, было. Во-вторых, было хорошо.

Было бы проще, если бы человечество так же истово полюбило, например, шахматы. Но оно полюбило футбол. Все предтечи современного футбола, конечно, имели характер варварский. Но императорам и королям было невдомек, что запинывание подобия будущего мяча толпой то ли в яму, то ли в прилавок на рыночной площади — все лучше, чем война. И куда притягательнее, что вся последующая история самой народной игры доказала наглядно.

Мяч на этот раз притянула Россия. Не в лучшие для нее, да и для мяча, времена. Отобрать мундиаль — не отобрали. Не без напряга, но хозяева подготовились. Теперь надо было еще и провести чемпионат мира по возможности достойно. Преодолев и собственные комплексы, и убедив в правильности выбора остальное фанатеющее человечество. Такое разное, какого Россия давненько не видывала. Может, вообще никогда не видела, потому что даже Олимпиады не сравнятся с масштабом мундиаля. Не зря же мяч – модель планеты, есть в нем, наверное, и такой сакральный смысл.

Россией пугали даже больше, чем Южной Африкой или Бразилией, где проводились два предыдущих чемпионата мира. Страна непростая, власть специфическая, политика агрессивная, народ забитый, а согласно российскому пропагандистскому тренду еще и кругом враги. Третий мир оказался не столь просвещенным, как Запад, поэтому и повалил в немереном количестве, особенно ко всему привыкшая Латинская Америка.

Ну, понаехали. Встретили по-человечески. Распропагандировались в два счета. Двойной морок развеялся быстро.

ТВ, конечно, умилялось до неприличия, изо дня в день твердя про то, как изменились представления иностранцев о России, как мы — улыбчивые, гостеприимные, веселые — всем рады, и как они здесь счастливы. Ну, во-первых, не с дубьем же на пороге встречать гостей, которых сами же и позвали. Во-вторых, даже самая нерадивая хозяйка в этом случае и приберется, и принарядится. В-третьих, не за тем люди приехали, чтобы по пыльным углам шарахаться и выискивать, где что не так. На праздник приехали. И, конечно, убедились, что он здесь есть.

Создать представление об образе и быть в образе – разные вещи. Быть в образе радушной хозяйки получилось у страны вполне органично, и для сомневавшихся — даже сверх ожиданий. Власть, не слишком много дозволяющая своему народу, даже поощряла праздничное состояние, в кои-то веки проявив понимание ситуации. Легко дышалось не только гостям.

Нормально безумные люди тысячными десантами высаживались в города, которым это было действительно в радость. И в заботу, конечно, но в радость — в первую очередь. Ничто не мешало общаться. Даже особо восприимчивые к убогой пропаганде российские граждане видели, что среди разномастного приезжего народа нет коварных врагов, которыми пугают ежедневно и ежечасно. Те же люди. Ну, подвинутые на футболе, почти как дети.

Конечно, когда почти миллион человек в течение месяца, в основном без знания русского языка и российских реалий мигрирует по территории от Калининграда до Екатеринбурга, братанием все не ограничится. По международной и междугородной логистике работа была проделана колоссальная, с самими матчами получалось не хуже. Без каких-то накладок на аренах не обошлось, но они были в пределах нормы, или по крайней мере, понятными для нас прежде всего. На бытовом уровне случались не только курьезы и всякие забавные происшествия. С обманом, грубостью и равнодушием люди встречались, но это не было в тренде, оттого чуть ли не каждый второй интервьюируемый говорил, что обязательно вернется в Россию.

Это пас государству. Почти идеальный, вразрез всем препятствиям, нагроможденным за последние годы и самой Россией, и ее заклятыми партнерами. Это был пас с намеком, и его следовало подхватить незамедлительно, потому что глупо упускать такие шансы. Предложение об отмене виз, прозвучавшее впервые, кстати, со страниц «Новой», еще месяц назад выглядело бы наивным, но эти тридцать дней многое изменили. Люди хотят приехать – дайте им такую, не обремененную формальностями, возможность. Для начала хотя бы тем, кто имеет на руках паспорт болельщика. Ну и членам семей. А потом всем, кто хочет узнать о России больше.

Ну, получится с визами, а страна-то останется такой, какая есть. Не веселящаяся в фан-зонах, не сильно улыбчивая, не такая уж процветающая и приветливая. На то, что власть подхватит и поможет поддержать доброе и светлое, надежды мало. Как и на то, что теперь, когда сам президент ФИФА Джанни Инфантино назвал Россию великой футбольной державой, теперь все побегут на футбол.

Не побегут. Других забот хватит. Разве что на стадионы, половине из которых предстоит стать памятниками, придут посмотреть. Праздник дорого обошелся, и еще дороже придется за него расплачиваться. Вопроса, кому расплачиваться, не стоит. Народу придется. Всем нам.

Позитив и негатив в этом случае ни на каких весах не взвесишь. Слишком объемное и масштабное явление, чтобы все подсчитать, вывести единую формулу и вынести вердикт. Искреннюю радость от выступления сборной России, которая пусть временно, но объединила расколотый социум, к отчету не пришьешь. То хорошее в инфраструктуре, что изменило лицо нескольких городов, на всю Россию не распространишь. Выгоду от положительных эмоций сотен тысяч болельщиков, приехавших в страну с одним настроением, а уехавших с другим, не подсчитаешь. Даже то, что российский народ (подчеркиваю – прежде всего народ, а не власть) сделал все, чтобы мировой форум прошел на высоком уровне и доставил радость заинтересованному населению Земли, не обеспечит кардинального сдвига по отношению к стране.

Быть добрым и щедрым в праздники гораздо легче, чем в будни. Россия в течение тридцати дней летом 2018-го была открытой и великодушной в той части, которая обращена к миру. Другая часть оставалась и остается при ней, она никуда не делась, и в ней всем нам как-то жить.

Но что-то пусть неуловимо, но сдвинулось. Может, это мне только кажется под влиянием момента. Но, как и миллионы других людей, я не искал позитив в том, что видел в городах и весях. Он сам меня находил.