Понедельник начинался тревожно. С утра стали раздаваться звонки от известных и не очень СМИ с просьбой прокомментировать сенсацию: Иван Ургант получил израильское гражданство. Ближе к полудню новость возглавила топ «Яндекса». Сам Ургант принялся срочно объяснять в Instagram, мол, приехал в страну всего на два дня, не собираюсь здесь оставаться, не пугайте мою бабушку. Даже РИА «Новости» подтянулись, пытались успокоить паству, но страсти не утихали.

Что это было? Пушкина в день его рождения если и вспоминали, то исключительно для подсчета прижизненных гонораров, явно путая Александра Сергеевича с Абрамовичем. Киру Муратову в день ее ухода отметили дежурной скороговоркой. Медленно умирающего Олега Сенцова ящик в упор не видит. И вдруг — такой ажиотаж по не очень значительному поводу. Ургант, конечно, человек известный, но прежде его личная жизнь не вызывала столь глобального отклика. Так в чем дело? Думаю, в контексте.

Статистика знает все. Накануне Дня Россия патриотизм достиг своего исторического пика.

Отрицательная энергия, накопленная обществом в угрожающих масштабах, статистику не интересует. Жаль, что не интересует. По большому счету сегодня водораздел в обществе проходит не по известным лекалам, то есть между левыми и правыми, либералами и охранителями, поклонниками Путина и Навального. Невидимый фронт отделяет тех, кто готов засыпать шелухой громких фраз о патриотизме весь мир от тех, кому стыдно произносить слова, ничем не оплаченные ни политически, ни социально, ни нравственно. Банальности говорить неловко, но порой необходимо. Любовь к родине тиха, как украинская ночь. О ней не кричат на площадях и не рапортуют в соцопросах. Ургант — один из немногих телевизионных деятелей искусств, которому бывает стыдно, за то и поплатился.

Если бы Иван Андреевич значился профессиональным патриотом вроде его старших коллег, все обошлось бы без шума и пыли. Получил и получил израильское гражданство, с кем не бывает. Вон у Соловьева, обладателя роскошной виллы на озере Комо, ФБК обнаружил удостоверение резидента Италии с соответствующей пропиской — и что? Ровным счетом ничего. Пожизненный властитель дум, культурный оракул. Приглашает к себе в гости аналогичного властителя и оратора Никиту Михалкова — кому, как не им, обсуждать судьбы России? Михалков привычно толкует о необходимости идеологии. Соловьев привычно изображает восторг от мудрости собеседника. И все бы ничего, если бы собеседник не стал распространяться о необходимости «приборки в стране». Жители Патриарших наверняка вздрогнули в этом месте убаюкивающего диалога. Они еще долго будут помнить о «приборке» самого Михалкова в Малом Козихинском, где он, вопреки археологическому слою с уникальными артефактами, жителям, здравому смыслу, всем и всему, построил огромный отель. Ну и что с того, что вопреки? Будет и дальше «прибираться», где считает нужным. Сочетание пропаганды с бизнесом — верный тренд не первого и не последнего исторического сезона.

Многие империи погибали не столько от внешних врагов, сколько от внутренней деградации. Телевизор — наиболее удобный инструмент для осознания ее скоротечности. Индустрия информационных поводов пребывает в глубоком обмороке. Она, как и все ТВ, теперь подчинена лишь правилам патриотического словоблудия. Сыграл Михаил Ефремов блистательную роль в театре или в кино — никому неинтересно. Сказал (в шутку) Юрию Дудю о том, что Крымский мост следует отдать Украине, — немедленно вышел в топ новостей в качестве главного злодея. Главный положительный герой должен выглядеть, примерно как Норкин.

Посреди барабанного боя пыталась вспомнить хоть один День России, который пробудил в душе подлинные чувства. Вспомнила. Лет десять назад в совместном документальном проекте нашего и немецкого ТВ «Кремль изнутри» увидела уборщицу Таисию. Немолодая женщина днем вспоминает индийские фильмы, на героинь которых она всю жизнь тщетно мечтает походить, а утром мокрой тряпкой моет могилу Неизвестного солдата. В ее глазах такая скорбь и пронзительная нежность, что они впечатляют гораздо сильнее, чем все вместе взятые заклинания о любви к родине.

Проверенной формуле российской самобытности «народ безмолвствует» все чаще противостоит стихийное коллективное мессианство в телевизоре. Недавно господин Третьяков, желая поставить точку в дискуссии о санкциях, громко и грозно молвил: истинно говорю вам… В студии воцарилось гробовое молчание. Такого современного толкования Священного Писания еще никому не доводилось слышать. Даже цельнометаллическая Скабеева вздрогнула от неожиданности.