Ивану Урганту исполнилось сорок. Незадолго до дня рождения он провел один из самых слабых эфиров. Новостной блок рассыпался карточным домиком. Подводки предательски подводили авторов отсутствием смысла. Сомнительная шутка насчет Юрия Моисеевича Гагарина (в подтверждение тезиса о наличии в природе евреев-космонавтов) навевала ужас несметным количеством потенциальных обиженных. И совсем уж непраздничным получился праздничный выпуск «Вечернего Урганта», совпавший с днем рождения своего создателя. Растерянный рваный сценарий усугублялся приглашенным гостем Гариком Мартиросяном. Идеолог «Комеди Клаба», флагмана юмористической промышленности, с застывшим лицом и еще более застывшими остротами, наводил на грустные размышления о судьбах жанра в России.

Удивительная вещь: передача крайне неровная, но смотрю ее регулярно. Мне всегда интересен сам Ургант. Человеку, который начинал двенадцатым стражником в «Макбете» рядом с Алисой Фрейндлих, а теперь стал лучшим в своем нелегком деле, много чего дано. Только он смог при угрожающей частоте мелькания на экране удержаться на грани, за которой начинается пошлость. Иван органичен в любых предлагаемых обстоятельствах, будь то реклама йогурта или смартфона, «Смак», бесконечные премиальные церемонии, ежевечерний проект. Его дар ажурной джазовой импровизации сам по себе беспрецедентен для сегодняшнего ТВ. Острота реакции и юмор почти щедринского калибра сочетается в Урганте с интеллигентностью и детским интересом к жизни. Его двухметровая фигура примиряет Диброва с необходимостью телевизионной ротации. Такое признание амбициозного коллеги по цеху дорогого стоит.

Быть Ургантом — тяжелый крест. Никакая сверхирония вкупе с самоиронией не в силах соперничать с реальностью. Попробуйте превзойти вдохновляющий слоган дневных ток-шоу — «Десантников на Вашингтон!». Попробуйте переиграть Викторию Скрипаль, внезапную племянницу предателя, когда она, горя свободою, грозит Терезе Мэй отставкой.

Урганту диванные попиратели основ чаще всего ставят в вину его аполитичность. Конечно, политика — дрожжи для сатиры, без которых она не может существовать. Десять лет назад он легко замахивался на «Разговор с Владимиром Путиным». Пародия провидчески уловила не прагматическую, а мистическую суть общения президента с народом: «Мы не ответили на ваш вопрос, — очаровательно улыбнулся Иван, — но мы и не ставили себе такой задачи». Сегодня не то чтобы Путина, Соловьева нельзя тронуть. Стоило Урганту предложить отличное название для ток-шоу — «Соловьиный помет», как едва не развязалась война между главными телеканалами. Даже в праздничном выпуске он смог себе позволить немногое. Получилась не самая удачная попытка определения собственной идентичности: «Я теперь уже старше, чем Пушкин, но пока еще младше, чем Путин». Основы измельчали, и не наш герой в том виноват.

На днях смотрела интервью Юрия Дудя с Александром Цекало, соратником Урганта по проектам «Большая разница» и «Прожекторперисхилтон». Соратник разочаровал не меньше Мартиросяна. О цензуре говорить опасается, предпочитая разглагольствовать о диктате самоцензуры. Любит Путина, и нам не дает об этой любви забыть. Осторожен, виляет хвостом. К чему это я? Разумеется, к Урганту. Дело не только в том, что он — вне политики и вне главных политиков, хотя сегодня и это доблесть для очень популярного человека. Он вообще скуп на интервью, а уж подобное тому, о котором речь, и представить невозможно. Потому что умен и тонок? Несомненно. Потому что образован и начитан? Конечно. Потому что сомневается в себе? Разумеется. Но прежде всего потому, что в нем есть самостояние, данное немногим. Он будто бы ушел во внутреннюю эмиграцию, границы которой четко очерчены.

Когда-то в беседе с Познером Ургант аттестовал себя «принцем полутонов». Владимир Владимирович в каждом слове гостя справедливо подозревал подвох и выглядел несколько растерянным. (Ведь он, Познер, заметим в скобках, тоже из первых в отечестве знаток полутонов.) То было единственное явление Ивана телевизору в качестве человека зрелого, ранимого, проницательного. Шутливое самоопределение Урганта — снайперски точное. Именно владение полутонами дает ему возможность, не занимаясь политикой, рисовать изо дня в день образ страны, обезумевшей от политики. Ее символ — прокурорствующая депутатша Поклонская, самозабвенно исполняющая «Мурку».

Ургант любит Довлатова. Он даже пробовался у Алексея Германа на эту роль. Жаль, что не взяли. Одна из важных довлатовских тем, затронутая как бы случайно, по конкретному поводу, звучит примерно так: другие души дьяволу продали, а я бесплатно подарил. Актуальность этой темы в наши дни, особенно для людей публичных, трудно переоценить. За сорок лет жизни и двадцать лет работы на ТВ Ивану Урганту удалось почти невозможное — оставить свою душу при себе. С принцами полутонов такое иногда случается.