Под насилием мы не обязательно понимаем массовые репрессии — ​вполне эффективны будут и точечные. Через демонстрацию силы и способности этой силой без колебаний пользоваться для защиты своей власти самозванцы пытаются запугать и деморализовать любую оппозицию. Семнадцатый — ​не тридцать седьмой, в эпоху телевидения избыточны ночные воронки и ГУЛАГ, достаточно убить пару видных оппозиционеров и посадить пару известных вольнодумцев, чтобы прочие оппозиционеры стали вести себя поскромней, а вольнодумцы попридержали языки. Таково преимущество информационного общества над индустриальным.

Но ложь, под которой мы понимаем тотальную дезинформацию населения, в информационном обществе является еще более эффективным инструментом узурпации и удержания узурпированной власти.

Ложь — ​это не просто искажение сведений о происходящем в стране и в мире. Это не только намеренное запутывание и обман политиком населения, оппонентов и собственных сторонников касательно своих намерений, чтобы купировать любые попытки противодействия. Это еще и создание виртуальной мифологической среды, которой самозванцы подменяют объективную реальность. Лишенное доступа к правдивой картине внешнего мира население получает картину упрощенную, извращенную, с неверно расставленными эмоциональными акцентами — ​и при этом акцентами крайне мощными, связанными с национальными и культурными мифами и архетипами — ​настолько сильными, что они могут полностью блокировать способность обычного человека к критическому анализу ситуации.

Созданием, раздуванием или имитацией войны с новым или извечным противником (фашисты, чеченцы, евреи, либералы, националисты, гомосексуалисты, американцы, албанцы, сербы, армяне, тутси) самозванцы за очень короткий срок могут перевести массовое сознание в режим военного времени, в котором населению навязывается мышление «мы или они» и выбор «с нами или против нас». Возглавляя эту войну, самозванцы консолидируют за собой большинство за счет демонизации и ущемления реального (тутси) или символического (американцы) обозначенного врага. Делается это всякий раз исключительно в интересах самозванцев и в целях удержания ими власти. Война становится для самозванцев источником легитимности. Их никто не выбирал, но военное время и не предполагает выборов.

Тут, казалось бы, все просто: есть угнетатели (даже если в современном мире угнетение сводится к узурпации государственных ресурсов группкой случайных лиц), и есть угнетаемые (хотя бы просто лишенные своего законного права на часть богатств своей страны). Угнетатели дезориентируют народ, стараясь удержать власть как можно дольше. Народ проживает в воображаемой реальности и борется с воображаемым врагом, вместо того, чтобы осознать настоящий источник своих бед и причины своей ущемленности.

Но есть в этой системе и третий элемент, который в нашей стране принято называть интеллигенцией. Интеллигенция — ​благодаря образованию и профессиональным навыкам критического анализа — ​прекрасно понимает, что именно происходит в стране. Хотя она воспитывалась в том же культурном, историческом и архетипическом контексте, она не является его заложником. Она знает, что такое миф, и способна отличить его от реальности, в особенности когда миф этот является безыскусным и безвкусным новоделом. Она умеет отличить фашистов в Киеве сорок первого от «фашистов» в Киеве в две тысячи четырнадцатом. Она знает слово «аншлюс». У нее более долгосрочная и более точная память. Умение проводить исторические параллели не дает ей удивляться каждому новому кульбиту власти и принимать его за чистую монету. А приближенность к власти и приблизительное понимание механизмом ее устройства не дает ей относиться к власти как к чему-то сакральному.

С меньшим количеством деталей и более романтично, чем понимают люди во власти, но зато более объективно и отстраненно. Именно поэтому именно интеллигенция представляет для власти особенную опасность: важнейший для самозванцев инструмент удержания власти — ​ложь — ​в отношении интеллигенции работает гораздо хуже.

Больше того, без помощи интеллигенции власть не сможет воссоздавать и применять этот инструмент. Обычный узурпатор — ​будь он по-военному бесхитростен или по-спецслужбистскому хитер — ​обычно человек не творческий. Он не умеет ни синтезировать, ни распространять мифы. Последним деятелем в нашей, например, истории, сочетавшим в себе оба начала, был Владимир Ленин. Его предшественники и последователи нуждались в помощи и поддержке интеллигенции (на более ранних этапах — ​духовенства) для охмурения, оболванивания, разложения и подчинения себе народа.

Расхожий литературный сюжет о продаже души дьяволу именно потому настолько расхож, что любой проживающий в авторитарном государстве интеллигент, разобравшийся в меру доступного в несправедливостях мироустройства и снискавший себе мало-мальскую славу властителя дум, однажды получает приглашение. Ему предлагают оставить попытки критического анализа и поставить свой талант на службу «Отечеству» — ​то есть той группе лиц, которая в данный момент удерживает в нем власть, угнетая и дезинформируя народ.

Дьявол как образ, избираемый тонкими творческими натурами для описания своего искушения, тут очень точен — ​и происходит именно от того, что

От кого принимать удары веничком — ​вместо плети. Понимают, за кого агитировать — ​и против кого.

Понимают все журналисты-артисты-художники-режиссеры-писатели. Музейные кураторы, медийные ораторы, историки, лирики и физики. Это все умные люди, они ведь не родились интеллигенцией, они ею стали. И если они сумели добиться в своей высококонкурентной среде достаточного успеха, чтобы быть замеченными властью, значит, им хватит ума и для того, чтобы понять, чего именно эта власть от них хочет.

Хочет: чтобы закрыли глаза на ложь и на насилие, чтобы помогали убедительнее и изящнее лгать. Чтобы противопоставили себя (вслед за властью) народу и повернулись против него. И, наконец (что делает это пафосное сравнение вполне уже точным), чтобы сами поверили в ложь, отказавшись от себя прежних. Вот это уж настоящая дьявольщина, без гипербол.

Не все из них и колеблются-то даже: многие сами обивают властные пороги, как коммивояжеры, обходя кабинеты со своей душой, ища тот департамент пре­исподней, где ею заинтересуются и предложат сходную цену. А те, кого переклинивает от когнитивного диссонанса, находят себе и оправдания, и объяснения. Это все только дело времени, а за аргументами у умного человека, понимающего сложность мироустройства и умеющего все поставить в контекст, не станет. Тем более что альтернатива удару веничком — ​удар плетью. Достаточно высечь и одного, чтобы другие призадумались.

А для личного героизма нужны совсем уж серьезные основания: если враги, к примеру, сожгут родную хату — ​тогда да, тогда придется; а если это просто теледиктатура, как у нас, — ​то ничего страшного, тогда и диссонанс-то терпимый. Споем, станцуем, попарим, попиарим.

Но с собой-то можно ведь честным быть, а? Хотя бы с самим собой? Чтобы как бы и душу продать, но и фигу в кармане не разжимать? Эта фига в кармане ведь и есть самая популярная у нас форма сопротивления самозванцам и узурпаторам.