Ленинград, лето. Начало восьмидесятых. Ленинградский рок-клуб, полуподпольное бытие питерского андеграунда. Рассветная пора русского рока, который еще в пути. Контрабандные Лу Рид, Дэвид Боуи, Игги Поп, Боб Дилан, Rolling Stones. Рискованные пролазы/прорывы на полузапретные концерты через сортиры, мимо бдительных дружинников. Девушки в гримерке — в изобилии. Дешевое молдавское вино. Массовое купанье «дикарей» на взморье, бренчание гитары и перкуссия шампуров. Пикники на обочине жизни. Меланхоличный Майк Науменко в окружении соратников и поклонниц. Его жена, «любительница помидоров» Наташа. И совсем молодой, никому еще не известный музыкант в черной одежде. Посторонний, какой-то цельнокроеный. Движется с гитарой сквозь графику сосен. Уже близко. Виктор Цой. Это история рождения легенды.

В восьмидесятые, казалось, сама жизнь рассветала. На квартирники заглядывали случайные гости и изумлялись другой музыке, разношерстному вдохновенному рок-братству.

Кино Кирилла Серебренникова словно фантазия на тему «Лета» — песни Майка Науменко, посвященной Цою и написанной в стилистике раннего «Кино». Напетой на экране Ромой Зверем, вполголоса, без нажима. Так же, как легко и неожиданно просто он сыграл Майка. Видимо, это выверенная с режиссером до мельчайших движений ресниц работа. Майк — герметичный, сосредоточенный. В нем достоинство и уязвимость, непоказная драма и душевная щедрость.

Кино непредсказуемое. Беззаботное. И драматичное. Лучшее в нем — воздух времени. Кажется, этой взвесью можно дышать. Кино про то, как в эпоху безгласности, когда всенародные песни о главном под хор «одобрямса» пела цензура и идеология, выпрастывалась свобода и рождалась музыка «других берегов».

Такое экспериментальное кино в СССР снимали в шестидесятых. Черно-белая киногения — редкая для российского современного кинематографа. Целомудренная лавстори с легкой поступью, без сиропа и налета мелодраматичности. Киноязык акварельный: так описывается действительность, увлеченная новыми ритмами, смысловыми соцветиями. Вырывающаяся из пут гравитации, теряющая в весе. Превращенная в фантастический реализм.

Жизнь в «Лете» — параллельна реальности. Само изображение, разрисованное анимацией, придуманные сцены встык с почти хроникальными — часть этой общей фантасмагории.

Выдумка и факт не спорят, приходят к согласию в сослагательном наклонении. Было ли? Вроде бы. Вот приходит в компанию «Зигфрид из ПТУ» с узкими глазами, в черном, берет гитару, поет «Бездельника», все начинают подпевать. Завязываются их отношения с харизматиком Майком, Наташей. И тут же, не давая зрителю засомневаться в происходящем, в кадре возникнет всегдашний «очевидец», «знаток», который непременно усомнится: «Все было не так!», «Не похож!»

Реальные события, подлинные имена — инкрустированы в легкую, во многом выдуманную историю про «начало». Как слово «мама», которое Майк посоветовал Цою добавить в припев солнечного «Бездельника». Как подбор названия группы, на ощупь, наобум: «пиво-пальто-вино-кино!» Как использование драм-машины, к которой серьезные музыканты относились с презрением.

К легенде только так и можно прикасаться. Музыкально. Играючи. С нежностью.

В «Лете» видим, как музыка рождается из встреч, из разговоров, споров, слов, взглядов, касаний, влюбленностей. «Алюминиевые огурцы», одним словом. Чистый импрессионизм.

И не скажешь даже, что это музыкальный фильм. Музыке здесь предписана своя роль — свидетеля времени, обстоятельств времени. Музыка — спасатель в сером море системы, главный витамин радости, истаивающего на глазах счастья (особенно ближе к финалу — и в этом внутренняя логика кино и самой эпохи). Потому что лето коротко, и за ним без всякой «золотой осени» приходит зима.

Есть в фильме драматическая тема — плата за талант, праздник неподчинения, за волю, без которой не может быть музыки. И любви.

Фильм подвергся критике еще до его выхода со стороны друзей, знакомых музыкантов. Говорят, что авторы домыслили возникшее чувство между Цоем и женой Майка Натальей. Но «Лето» — не про «роман». Скорее про необъяснимую сердечную склонность. И кстати, сама Наталья, посещавшая съемочную площадку фильма, говорила: «А вся наша «любовная история» — детский сад. Слава богу, можно вспоминать, не смущаясь, но с огромной нежностью».

«Лето» — про влюбленность, хотя герои практически не произносят слова «любовь», оно связующее вещество всего. Про влюбленность друг в друга, которая естественно переплавляется в мелодии «Зоопарка» и Майка. В песни раннего Цоя, еще до постпанковской жесткости, до пафоса, который Артемий Троицкий точно назовет «мужественным попсом». И неизвестно, что из чего проистекает. А может, из дешевого молдавского вина. Из брезентового поля в совхозе. Непростых взаимоотношений музыкантов, в которых и восхищение друг другом, и скрытое соперничество.

Как создается «раствор песни», вбирающий в себя краски, настроения, звуки мира. В этих песнях и в этом кино — романтика безысходности. И зыбкий любовный треугольник — лишь трамплин, с которого срывается музыка. Летит. Вместе с философией натуральных «всепофигистов», маскирующих беспечностью ранимость, предвидение собственной судьбы.

Печаль в фильме еще оттого, что получилась история не только о рождении музыканта, не похожего ни на кого, но и о смене поколений. Когда само время начинает требовать другие интонации, голоса, созвучия, ритмы, слова. Другого «последнего героя».

Отдельных слов заслуживает камера Владислава Опельянца, гуляющая сама по себе и вместе с музыкантами, равная среди них.

Есть здесь и некоторые кинематографические изъяны, которые растворяются в чувственном впечатлении, энергии, источаемой экраном. Море точных деталей, рассеянных по кадру, при этом полное отсутствие лакировки. Изображение шероховатое. Замечательные пейзажи монтируются с блеклой некрасивостью — обшарпанные стены, бедное коммунальное жилье, внутри которого и расцветал экзотический для Страны Советов рок.

«Ученик» так органично перебрался со сцены в кино, вот бы «Лету» прийти на сцену «Гоголь-центра». Не шумный концерт к премьере, как когда-то перед премьерой «Ассы» прогремел рок-концерт в ДК МЭЛЗ, а сумасшедший спектакль, в котором музыка будет играть главную роль. В котором новое поколение заново откроет Цоя, узнает музыку и тексты Майка Науменко. И увидит, как это было, точнее, как могло бы быть. Когда магнитофонная пленка, ласково обвилась на горле системы и задушила ее.