— Ну и как вы стали писателем?
— Вокруг меня всегда вертелись какие-то дети и всегда требовали, чтобы я рассказывала им сказки. И я рассказывала. А записывать я начала по предложению мужа, когда жизнь занесла нас в маленький поселок на самом уголке Кольского полуострова. Там было темно и мрачно, и муж сказал мне: пиши сказки. А публиковать их мне и в голову не приходило. Я все-таки врач, я ж не писатель. А я просто сочиняю сказки, рисую к ним картинки, пишу печатными буквами, чтобы мои дочери могли их читать. Были девяностые. Однажды мою тетрадку сказок взяла почитать соседка. Лежит на диване, читает, хохочет. Мимо проходит ее муж, новый русский, спрашивает: чего смеешься? Она отвечает: «Светка смешную сказку написала». Он говорит: «Давай позвоним в Банк культурной информации (это у нас такое издательство было), может, они ее напечатают». Позвонили. Напечатали — на газетной бумаге, крохотным тиражом. Но это было еще не совсем настоящее. Совсем настоящее случилось двадцать лет назад. Тогда прекрасная уральская писательница Ольга Колпакова совершила подвиг дружбы и самоотверженности: она набрала на компьютере текст одной из моих тетрадок и послала в издательство «Дрофа». Так все и началось.
— Как сейчас живет детский писатель?
— Обычно детский писатель — это писатель и кто-то еще: вот я врач и писатель. Только писатель как таковой — это редко бывает. Не проживешь. Наши гонорары очень несправедливы. Когда за девять месяцев работы получаешь 15 тысяч рублей — понимаешь, что не ту дорогу выбрал. Но писательство — это такая штука, от которой сам никогда не откажешься. Либо оно откажется от тебя, либо будет с тобой всю жизнь. Но даже если бы я хорошо зарабатывала на детской литературе, я бы все равно не ушла из медицины.
— Нет соблазна о ней написать?
— Есть. И друзья меня все время трясут: это будет бестселлер. Но я не могу. Я пишу смешно, а писать о нейрохирургии смешно не получается. Но очень хочется: ведь я все это знаю изнутри, знаю, как это можно сделать, — но не могу.
— Где же вы находите столько веселого?
— Жизнь вообще очень смешная штука. К ней можно относиться не очень серьезно — она и так серьезна. Но этот имидж писателя, который пишет смешно, — он мешает в жизни, потому что люди прежде всего считывают смешное. А я-то считаю, что говорю о серьезных вещах: о семье, о любви к родине, о любви к своей работе, об ответственности перед друзьями. Но упаковываю эти серьезные вещи в веселую разноцветную оболочку — как таблетки: снаружи сладко, а внутри горькая истина. Ее можно глотать, она все равно подействует — там, внутри.
— Детская литература, говорят, вообще умерла.
— А детская литература сейчас переживает что-то вроде ренессанса, пусть и небольшого. В себя поверили региональные писатели. Они начали активно печататься. У нас в Екатеринбурге больших литературных традиций никогда особенно не было: есть Крапивин, наш классик, но и всё. Но наше поколение как-то выстрелило: в одном только нашем городе работают Ольга Колпакова, Олег Раин, Елена Ленковская. Если так на Урале — что же происходит по всей России? Детская литература на подъеме.
— Ого! Сейчас окажется, что и медицина на подъеме?
— А есть две медицины. Одна — в области, в деревнях, в маленьких городках. В связи с оптимизацией, с укрупнением участков, с тем, что даже из маленьких городков, не только из деревень, убирают медицинские учреждения — люди стали умирать. В поселке Пышма, откуда я только что приехала, убрали роддом, который там был испокон веков, а что там — люди рожать перестали? Теперь им куда-то надо ехать, а пока едешь — всякое может произойти. Это же относится и к сердечникам, и к другим больным. В области ситуация критическая. То же с онкологическими больными: в онкоцентр принимают с направлением от онколога, а до онколога — поди доберись.
— А вторая?
— А это медицина, где работаю я: это нейрохирургия, элита, лучшие мозги, лучшее снабжение. Мы тоже ворчим: нонче не то, что давеча. Но мы все равно идем вперед, потому что если мы не идем вперед — мы идем назад, а мы не можем себе этого позволить.
— Это что, детская литература позволяет сохранять такой взгляд на мир? Или это определенный взгляд на мир приводит в детскую литературу?
— Мне кажется, второе. Я дружу с коллегами — не только с писателями, но и с критиками, и с библиотекарями — со всеми, кто занимается детской литературой. И мы все похожи. Всех роднит жизнерадостность, чередующаяся с провалами в депрессию, глупый альтруизм — с точки зрения нормальных людей, стремящихся заработать. И умение получать радость от вещей, от которых не очень много радости.
