Проблемы в Волоколамске начались после того, как Путину на прямую линию дозвонился житель другого подмосковного города — Балашихи — и пожаловался на чудовищную вонь от местного полигона. После этого свалку в Балашихе закрыли, но мусора-то от этого меньше не стало. Москва и Московская область производят в год около 8 млн тонн мусора, а перерабатывают — ноль без палочки.

И закрытием свалки в Ядрово эту проблему тоже не решить. Закроется «Ядрово» — откроется какое-нибудь «Кукуево». От перемены места складирования мусора общий его тоннаж не изменится.

Мусор, на самом деле, это та проблема, на которой современная российская модель устройства общества — «моя хата с краю», «что общественное, то не мое», «пусть государство решает» — дает серьезный сбой. Она не может быть решена властью за общество и обществом за власть.

Она требует полного пересмотра взгляда на производимый всеми нами мусор — так же как всем автомобилистам Москвы совсем недавно пришлось пересматривать взгляды на то, что причитается их автомобилям. Она требует гражданской ответственности, а гражданская ответственность бывает только у граждан. Ее не бывает у пофигистов и верноподданных.

Одна из самых моих больших претензий к тем, кто устраивает демонстрации с плакатами «CO2 убивает», — это как раз то, что подобные «фейк ньюс» вытесняют из поля зрения обывателя катастрофическую проблему индустриальной цивилизации, а именно банальных мусорных залежей перед домом.

Человечество должно понимать, что за последние 10 лет оно произвело пластика больше, чем за предыдущие 100, что на каждого современного человека приходится тонна пластикового мусора и что в Тихом океане плавает гигантская жидкая пластиковая помойка — great Paсific Garbage Patch — площадью 1,3 млн кв. миль. Это вам даже не полигон «Ядрово».

Второе —

Свежеизготовленная резина стоит на 40% дешевле резины из вторсырья. Тонна стеклянного вторсырья в 1990-х стоила от 40 до 60 долларов, а чистого кварцевого песка — около 18 долларов.

Компании по переработке пластика предлагают новые рецепты все время. В Эстонии, например, с 2009 года действует компания ELEGRO, которая утверждает, что ее пластиковые доски, сделанные из вторсырья, совершенно безопасны, экологичны и стоят дешевле аналогичных продуктов из первичного сырья. Компания, которая действительно эту проблему решит, станет миллиардером и обгонит по капитализации Apple.

Пока же если бы мусор было перерабатывать выгодно, то эта проблема решалась бы сама собой: у каждой двери стояли бы компании, готовые купитьу вас мусор, и муниципалитетам не приходилось бы организовывать службы по его вывозу, платить за сжигание, разборку, переработку etc.

Проблема переработки мусора — это проблема, выражаясь высоким экономическим штилем, интернализации экстерналий. Для общества в целом, несомненно, выгодно, чтобы мусор перерабатывался. Чтобы банки из-под кока-колы не валялись вдоль дорог, чтобы овраги, поля и ущелья не были заполнены самочинными свалками.

Но современным компаниям и потребителям невыгодно ограничивать производство мусора. Для этого нужны нерыночные и внерыночные меры.

Мусор — это та сфера, в которой работает не рынок, а — в сильнейшей степени — чувство социальной общности, чувство общественного пространства. Надо ли говорить, что в России это чувство выжжено каленым железом? Что за воротами — то не мое.

На Ближнем Востоке одним из главных объектов раскопок неизменно является «телль» — холм искусственного происхождения высотой до тридцати метров, образовавшийся в течение тысячелетий из отходов жизнедеятельности. Правда, основной объем этих отходов составляют необожженные глиняные кирпичи.

На левом берегу реки Тибр возвышается холм высотой 53 метра. Он называется Monte Testassio, т.е. Черепковая гора, и полностью состоит из обломков глиняных амфор, ввезенных в Рим во времена империи.

Но все-таки доиндустриального мусора было мало. Monte Testassio — исключение, подтверждающее правило и напоминающее нам, что Рим был цивилизацией с гигантскими масштабами производства и рыночных перевозок.

В русском же языке есть поговорка, которая очень сильно напоминает нам, как мало было отходов: «сора из избы не выносить».

Еще лет 30 назад, когда я жила на даче, в поселке не было мусорных бачков, и в них никто не нуждался. Зачем?

Все объедки шли в компостную кучу, туда же шло, щедро пересыпанное торфом, ведро из садового сортира. Молоко в магазине наливали в бидон, а сметану — в банку. Конфеты насыпали в бумажный кулек, который потом кидали в печку. За месяц наше дачехозяйство производило в виде мусора два десятка консервных банок — not a big deal. Вот в городе мы производили мусор. А на даче — нет.

В 1990-х годах объем и характер мусора, производимого российским населением, радикально изменился. Исчезли бумажные кульки, многоразовые банки под разливную сметану и авоськи. Появились пластиковые пакеты, упаковки, коробки, фольга, пластик и пр. Советские механизмы сбора мусора (сдача бутылок, макулатуры) исчезли. А западные, развитые, основанные на бережном отношении к окружающей среде, — не появились.

Современный россиянин производит 400 кг мусора на душу населения в год. И цифра эта только растет.

В доиндустриальном мире переработка мусора была особой профессией.

В Каире еще недавно жили «забалин» — жители особых поселений, число которых достигало около 60 тыс. человек. Их главной заботой был вывоз мусора, а 90% их были копты-христиане. Почему христиане? Потому что 90% мусора составляли пищевые отходы, и они кормили ими свиней. Сейчас, когда 90% мусора составляет пластик, «забалин», естественно, загнулись.

Эпоха пластика покончила со старьевщиками, и цивилизованные страны стали разрешать проблему по-другому: платя огромные, нерыночные деньги за переработку мусора и убеждая граждан в общей ответственности.

Эта политика принесла плоды: к примеру, в США с 2007 по 2009 год производство мусора упало с 255 млн тонн до 243. Число муниципальных свалок уменьшилось с 7924 в 1988 году до 1754 в 2006-м. Уровень переработки мусора в развитых странах возрос до 35–60%.

В результате в современном мире степень процветания и общественной ответственности той или иной группы людей очень четко характеризуется тем, что она делает с мусором. В Джорджтауне в Вашингтоне улица перед домом будет тщательно выметена. В том же Вашингтоне, но в другом районе все будет загажено. В Ливане вы, не глядя, можете опознать, въехали вы в христианскую деревню или в мусульманскую, под контролем «Хезболлы». Христианская деревня будет чистейшей. А в мусульманской все общественное пространство будет загажено пластиковыми бутылками.

Когда я еще жила на нашей даче (до того как нам с родителями пришлось уехать), постоянно, каждую неделю, убирала мусор с улицы вдоль нашего дома: бутылки, банки, обертки от еды, брошенные рабочими со строек. Я не хвастаюсь: я констатирую проблему. Бутылки и банки бросали люди с низким социальным статусом. Убирал их человек, у которого социальный статус был повыше.

Помню картинку: из коммунальной трехэтажки (на соседней улице) выходит опохмелившийся человек и широким жестом бросает бутылку прямо в траву — в палисадник. «Куда же вы ее бросаете? — сказала я. — Это же ваш дом». Замечание произвело удивительное впечатление. Он не обиделся, не возразил. Напротив, заморгал, пораженный внезапно открывшейся ему истиной. «Ой, правда!» — сказал, подобрал бутылку и понес ее дальше.

Реакция эта — показательна.

Совершенно такая же проблема была и с машинами. Пока личных авто было мало, их можно было бесплатно ставить на обочине. Когда машин стало много, пришло понимание, что за комфорт владельца личного автомобиля платят все остальные горожане. И все действия московских властей последних лет были направлены как раз на то, чтобы интернализировать автомобильные экстерналии. На то, чтобы владелец машины платил за используемое им общественное пространство. Они пытались выстроить московское общественное пространство по западному образцу.

То же самое московские власти должны сделать с мусором. Мусор, как и автомобиль, больше не может быть нерегулируемым. Мусор — это один из примеров того, что современная городская инфраструктура плохо совместима с разгильдяйством, воровством и популизмом.

Дело не в «Ядрово». Этот полигон можно закрыть, но мусор от этого никуда не денется. Сжечь этот мусор нельзя, потому что при сжигании он выбрасывает в воздух не только мифический «яд» СО2, но и самые настоящие диоксины.

А для того чтобы его переработать, должна быть налажена хотя бы самая элементарная его сортировка. Так же как на улицах Москвы появились платные парковки, на них должны появиться контейнеры для раздельного сбора мусора.

Городские власти должны принять жесткие меры к тому, чтобы ограничить количество пластиковых пакетов — запретить их бесплатную выдачу в супермаркетах, ввести на пластик специальный акциз. Они должны ввести залоговую стоимость для стекла и жестянок.

Они должны ввести еще множество мер, которые, увы, будут работать только при наличии гражданской ответственности у горожан. Только тогда они будут восприниматься как участие в общественном благе, а не как «вот сволочи, опять запретили».

Ведь согласитесь — нельзя граждански ответственно вести себя по отношению к мусору, но при этом оставаться граждански безответственными во всем остальном.