В первые минуты на человека, вырвавшегося из суеты мегаполиса, спектакль производит впечатление скромно костюмированной концертной версии. Но спустя несколько мгновений сначала легкой волной, а в финале десятибалльным штормом под гром оркестра накрывает осознание того, что знаменитый драматический режиссер в «Пиковой даме» Чайковского разглядел одну из самых сильных философских опер.

До настоящего момента к «Пиковой даме» Большой театр обращался дюжину раз. Но так пружину сюжета до Туминаса еще никто не сжимал. В этом спектакле есть только один герой — человек, чувствующий неотвратимое дыхание смерти и от естественного страха заигрывающий с ней, дразнящий ее. Герман придумывает себе одно опасное испытание за другим: запретная страсть к Лизе, стремление выведать тайну заветных трех карт у старухи — все лишь для того, чтобы, сделав ставку ва-банк, завладеть миром и попытаться обмануть смерть.

Посему в этом спектакле нет и быть не может роскошного Петербурга, ибо перед лицом вечности вся эта мишура жизни не имеет значения. В сценографии Адомаса Яцовскиса все строго, аскетично. И давящая мрачная обстановка — не только констатация климатического факта, а прежде всего, отражение душевного состояния действующих лиц. Отовсюду веет «могильным холодом». Доминирующий декорационный элемент — огромная стена нависает над людьми будто надгробная плита.

Солистам приходится трудно: режиссером не допускается ничего из тех театральных приемов, за которыми можно спрятаться. Обнажено все: и голоса, и чувства, закодированные в музыке Чайковского. Туминас представляет людей, чей взгляд направлен не во внешний мир, а в глубины собственного подсознания.

И откровенно подчеркивает бессмысленность образа Полины, каким бы красивым голосом не пела Олеся Петрова. Томский (Геворг Акопян) предстает циником, с усмешкой наблюдающим за тем, как раскручивается маховик трагедии. Князь Елецкий (замечательная вокальная работа Игоря Головатенко) — не горюющий влюбленный, чью невесту погубили, а нарцисс, сводящий счеты лишь из-за униженного достоинства. Графиня (Лариса Дядькова) и вовсе кажется не реальным персонажем, а призраком — плодом больного воображения Германа. Она будто не поет, а извергает демонические звуки. И не случайно, когда Герман с дьявольской силой, как рулетку, раскручивает кресло Графини, оно кажется пустым.

Герман Юсифа Эйвазова — событие постановки. Он магнетически привлекателен и своей одержимостью, и большим красивым голосом с мощными верхними нотами. И когда он окончательно освоит дебютную для себя, экстремально трудную партию мирового тенорового репертуара, у него есть все шансы войти в сонм выдающихся исполнителей.

Хороша и Лиза Анны Нечаевой. Хотя немного жаль, что певица трактует эмоциональную сдержанность как холодность, а финальный дуэт с Германом, требующий драматического наполнения, пока тяжек для ее красивого лирического сопрано. Ее Лизе тоже нужен срок, чтобы «повзрослеть» профессионально.

Во всех тех кульминациях, где певцов подстерегают труднопреодолимые сложности, Туган Сохиев своей дирижерской властью мудро добавляет форте в звучании оркестра, дабы скрыть «сорвавшиеся», фальшивые ноты. Но скрыть не всегда получается, ансамбли рассыпаются, а хор с оркестром расходится сверх всякой меры, и только в ариях и дуэтах возникают моменты вокальной безупречности. И все-таки дирижера надо благодарить, что он проживает данную историю в одной «интонации» с режиссером: не ищет красивых эффектов, а умно рассказывает о происходящем.

Но, к сожалению, музыкальная катастрофа, несмотря на все дирижерские усилия, случилась, когда на сцену вышел второй состав. Если постараться высказаться мягко, не вдаваясь в детали исполнительского фиаско, то можно ограничиться фразой из песенки Томского: «Мне что-то не поётся…». И спектакль, премьера которого только состоялась, погибает на глазах.

Реальность доказывает, что идея репертуарного театра, где все исполнительские элементы возможно дублировать без убытка, сегодня утопична и вредна. Спектакль — произведение искусства, а не конструктор, где один модуль легко заменяется другим. Особенно в тех случаях, когда дело касается таких запредельно сложных опер, как «Пиковая дама», для которой и один состав исполнителей найти трудно. Не случайно же в премьерном спектакле лишь двое из шести исполнителей главных партий являются штатными солистами Большого. Но, похоже, для коллектива осознание данного обстоятельства — крайне болезненный вопрос.

Ключевая, самая внутренне напряженная сцена спектакля — бал, где возникает огромное зеркало как грань перехода из одного мира в другой, и стол, будто гроб, накрытый белым саваном. Это выглядит предсказанием трагической развязки. И веселая интермедия с избыточной не только здесь, но и во всем спектакле хореографией (Анжелика Холина) и очаровательной Прилепой (Альбина Латипова), здесь выглядит шуткой-обманкой. Особенно, когда за Лизой, уходящей в черную бездну, как гильотина на плаху, опускается тяжелый железный занавес. И Герман свое знаменитое: «Что наша жизнь? Игра!» — поет как гимн танатосу. Финал один на всех. И он неизбежен.

Мария БАБАЛОВА, специально для «Новой»