Вечером 27 декабря судья Петрозаводского городского суда Марина Носова, статная женщина с пышной укладкой, вышла из зала заседаний, сделала десять шагов под защитой конвоиров в сторону служебной лестницы и скрылась за дверью. (Слушание дела Дмитриева перенесли в ближайший к «черному ходу» зал еще осенью, когда в суд стало приезжать все больше людей из Москвы и Петербурга.) Все как обычно, за исключением решения, которое только что вынесла судья, в 2013 году награжденная Советом судей Карелии почетной грамотой за большой вклад в развитие правосудия. Носова отказаласьпродлить арест председателю карельского «Мемориала» Юрию Дмитриеву, которого обвиняют в использовании несовершеннолетней приемной дочери для изготовления порнографии. Дело было возбуждено по анонимному заявлению, процесс начался в июне прошлого года.

Адвокат подсудимого Виктор Ануфриев связал последнее решение судьи с выводами дополнительной экспертизы фотографий. Носова огласила их накануне. Группа экспертов, подобранная «Федеральным департаментом независимой судебной экспертизы», заключила, что в снимках обнаженного ребенка, которые инкриминируют историку, признаков порнографии нет. По мнению специалистов, Дмитриев действительно мог фотографировать болезненную девочку без одежды для контроля ее физического развития и отчета перед органами опеки — как и утверждает подсудимый.

Известие о том, что 28 января, в свой 62-й день рождения, Юрий Дмитриев будет отпущен под подписку о невыезде, было воспринято сочувствующими как добрый знак и большая победа общественной кампании в его защиту. (Дмитриева поддержали десятки известнейших деятелей культуры. Среди них Борис Гребенщиков, Людмила Улицкая, Андрей Звягинцев, Евгений Цыганов, Вениамин Смехов, Юрий Норштейн, Наталия Солженицына.) Но вместе с вынесением решения об освобождении Дмитриева судья удовлетворила просьбу гособвинения отправить фотографии уже на третью экспертизу, а самого подсудимого — на стационарное психиатрическое обследование.

Обе экспертизы поручили московскому Центру им. Сербского. Причем для назначения психиатрической экспертизы оказалось достаточно одного лишь предположения главы петрозаводской прокуратуры Елены Аскеровой, которое она высказала в ходе заседания: у Дмитриева могут быть отклонения сексуального характера. Хотя на предварительном следствии Дмитриев уже проходил амбулаторную психиатрическую экспертизу в республиканском психоневрологическом диспансере. Его обследовали четыре специалиста: два психиатра, высшей и первой категории, со стажем работы 36 и 16 лет, психолог с 20-летним стажем работы и врач-сексолог. Их выводы однозначны:

Амбулаторную экспертизу проходила и приемная дочь Дмитриева. Врачи также установили, что «действия обвиняемого не привели к развитию [у ребенка] какого-либо психического расстройства».

Назначение стационарной экспертизы возможно, если амбулаторная не прояснила ситуацию. Но это не тот случай. Елена Аскерова словно забыла о существовании первого исследования. Марина Носова словно не вспомнила.

Тем не менее вечером 27 декабря адвокат Виктор Ануфриев был удовлетворен решением суда. Он рассчитывал, что историк отправится на экспертизу как минимум после новогодних праздников, а то и через месяц — самостоятельно, когда выйдет из СИЗО. Никто не предполагал, что городской суд и прокуратура в неслыханный срок (меньше суток, а фактически — за ночь) преодолеют все бюрократические барьеры, оформят необходимые бумаги и договорятся о переводе арестованного в другой регион. И уже 28 декабря, в 15.10, самолет с Юрием Дмитриевым и тремя его конвоирами стоял на взлетной полосе аэропорта «Бесовец». Виктор Ануфриев узнал об этом от корреспондента «Новой», который по случайности возвращался в Москву тем же рейсом.

«Психиатрия — удобнейший способ спасти дело, когда оно разваливается», — так в 2012 году президент Независимой психиатрической ассоциации Юрий Савенко комментировал журналу The New Times суд над фигурантом «болотного дела» Михаилом Косенко. Михаил десять лет наблюдался в психоневрологическом диспансере с вялотекущим психическим расстройством. И только в Центре им. Сербского решили, что он нуждается в принудительном лечении. В итоге суд отправил Косенко в стационар закрытого типа. Михаил провел там 10 месяцев.

По такому экстренному этапированию Юрия Дмитриева в Москву можно предположить, что экспертиза в Центре им. Сербского была спланирована не 27 декабря, а заранее — как и многие другие события в деле историка.

«В моей практике не было случаев, чтобы арестованного за одну ночь собирали в другой регион на экспертизу. Правда, нельзя однозначно сказать, что это какое-то юридическое нарушение: нигде не сказано, что оформление документов не может занимать меньше определенного времени, — рассказал «Новой» адвокат Илья Новиков. — Но защитник Дмитриева может запросить у ФСИН данные о покупке билетов на самолет: не было ли это сделано еще до того, как судья вынесла решение».

«Если коротко, Юру преследуют за Сандармох»

— так говорит на встречах с журналистами близкий друг Дмитриева, руководитель центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке Анатолий Разумов. И это похоже на правду, если помнить о том, как в последние годы менялось отношение карельских властей ко Дню памяти, который проходит 5 августа в урочище Сандармох.

В 1997-м, когда экспедиция под руководством Дмитриева открыла этот расстрельный полигон, республиканское правительство поддержало создание в Сандармохе мемориала. В 2010-м здесь совершал литию патриарх Кирилл. А в 2016-м на День памяти впервые не приехали высокопоставленные чиновники из Петрозаводска. В 2017-м в Сандармохе впервые за 20 лет не было и самого Дмитриева — с 15 декабря 2016 года он находится в СИЗО. В это же время некоторые карельские историки стали высказывать предположение, что в Сандармохе могут быть захоронены не жертвы Большого террора, а советские военнопленные из финских лагерей.

Но у каждого решения есть вдохновители, и вот их-то имена по-прежнему неизвестны. При этом существует и другая версия, согласно которой анонимное заявление на Юрия Дмитриева — «счастливая» случайность, сыгравшая на руку его недоброжелателям. Корреспондент «Новой газеты» изучил сведения от источника в региональном МВД и встретился с человеком, который имел регулярный доступ к компьютеру историка.

Девять фотографий

— это все, что вменяют Дмитриеву. Они сделаны в разное время: четыре — в один из дней в январе 2009 года, еще четыре — в один из дней в июле 2010 года и одна — в начале 2012-го. При этом так называемый дневник здоровья, в котором около двух сотен фотографий приемной дочери без одежды, историк вел с 2008 по 2015 год. И к остальным фотографиям у следствия претензий нет.

В пересказе адвоката Юрий Дмитриев объясняет появление снимков, которые заинтересовали правоохранителей, следующим образом. Четыре карточки были сняты, когда семья вернулась после отдыха на юге. «Девочка выбежала из ванной и попросила Юрия Алексеевича сфотографировать загар», — говорит Виктор Ануфриев. Еще четыре фотографии Дмитриев сделал, когда дочь сообщила ему о боли в паху. (Наутро дочь поделилась, что «села в ванной на шпагат».) При таких же обстоятельствах, по словам Ануфриева, историк сделал и последнюю фотографию: во время новогодних каникул девочка каталась в Петрозаводске на пони и после этого снова почувствовала дискомфорт.

Объективное исследование дела осложнено тем, что процесс проходит в закрытом режиме. Журналисты пытаются получить информацию от адвоката, но он предпочитает говорить о деле в общих чертах и не делится документами, ссылаясь на интересы клиента и обязанности защитника.

Известно, что Дмитриев (сам — детдомовец) добился права взять ребенка под опеку, только пройдя через суды. К приемному отцовству он готовился; в 2007 году прошел курс семейного попечения в государственном Центре диагностики и консультирования в Петрозаводске. Ребенка взяли в семью в сентябре 2008 года, когда девочке было три с половиной.

Также известно, что однажды жена историка (сейчас Дмитриев в разводе) поставила приемной дочери горчичники через газету и на коже отпечаталась типографская краска. В детском саду краску приняли за синяки и немедленно сообщили в опеку. Друзья Дмитриева рассказывают, что после этого он стал еще дотошнее фотографировать ребенка. Во время амбулаторной экспертизы Дмитриев сообщил врачам, что фотографии были нужны именно «для защиты от опекунского произвола».

Такие же последовательные объяснения историк давал сразу после задержания.

Участковый

Кто мог сообщить в полицию, что такие фотографии существуют, если Дмитриев их никому не показывал и не отправлял? После задержания историка первые подозрения его старшей дочери Катерины Клодт пали на партнершу отца Ирину Корнейчук. Ирина переехала к историку летом 2016-го. Катя вспоминает, что отношения Корнейчук с отцом были непростые, однажды Ирина даже приезжала к ней ночевать. Но есть обстоятельства, которые указывают, что Ирина, напротив, едва не сорвала чей-то план проникнуть в квартиру историка.

29 ноября 2016 года к Дмитриеву пришел участковый Игорь Маркевич и вызвал его на беседу к 10.00 следующего дня. Участковый, по словам Ирины, был удивлен ее присутствием, спрашивал у хозяина, кто она такая. Случайность или нет, но вскоре после визита Маркевича Ирине позвонила лично заведующая поликлиникой Татьяна Галаганова и тоже вызвала 30 ноября к 10.00 — на анализы.

«Юрий Алексеевич до этого просил кого-то из Минздрава Карелии, чтобы мне помогли с операцией, ему ответили, что надо ждать месяц-полтора. Сложно сказать, был ли этот вызов с подачи участкового, или это просто совпадение. Но я сначала решила не рассказывать об этом журналистам, потому что вроде бы мне помогли, а я обвиняю, — говорит теперь Ирина Корнейчук. — В итоге в четверг, 30 ноября, я пошла к 10.00 на анализы. Юрий Алексеевич уходил раньше меня, часов в девять, и попросил сказать собаке «охраняй». Мы вместе просмотрели, как что лежит: мои вещи, компьютерная мышка. Потому что как-то все очень странно было: и участковый, и этот вызов в поликлинику.

И мы стали искать. Мы думали, ему что-то подкинули: наркотики, оружие. Вызов к участковому он описал так: «Три часа разговоры ни о чем».

На вопрос, почему на предполагаемых незнакомцев не отреагировала собака, Ирина Корнейчук ответила: «Собака была в полусонном состоянии и оклемалась только к вечеру. Кто знаком с Юрием Алексеевичем, знает, что Греська абсолютно не агрессивная, она поисковичка, всех любит, со всеми дружит. «Охраняй» не «охраняй» — она вообще не обращает внимания на людей, только на маленьких собак и кошек. Она изначально росла в обстановке, когда все время приходят незнакомые люди. Если она и могла отреагировать на какую-то команду типа «фас», то она должна была звучать только от Юрия Алексеевича».

4 декабря Ирину госпитализировали. 6-го сделали операцию. После выписки, когда Дмитриев был уже арестован, она вернулась к себе в Воронеж.

Сама же Корнейчук в первую очередь заподозрила в доносе компьютерного мастера Дмитрия Богуша, который часто навещал Дмитриева.

«В тот же день, когда у нас в квартире кто-то побывал, к нам заходил айтишник. Он очень неприятная личность, я бы на него повесила все ярлыки, которые можно повесить: от маньяка до педофила. Это чисто мое интуитивное видение, — рассказывает Корнейчук. — Дочка в это время шла с тренировки. Юрий Алексеевич вышел ее встречать. Я заглянула в комнату, айтишник сидел за компьютером и протянул руку к принтеру. Мне это чисто интуитивно не понравилось. Но это, конечно, все субъективно, недоказуемо».

Айтишник

О возможной роли Богуша корреспонденту «Новой» рассказывал и собеседник в карельском МВД, якобы знакомый с тем, как начиналось дело Дмитриева. По его словам, Богуш, который регулярно обслуживал компьютер историка, однажды наткнулся на фотографии и впоследствии рассказал об этом другому своему клиенту. А тот обратился к знакомым в полиции. Полицейские, не зная, что за человек Юрий Дмитриев, взяли дело в оборот, а рядовой следователь петрозаводского отдела Следственного комитета Максим Завацкий рассудил, что на таком деле можно «подняться».

Дмитрий Богуш — тот человек, которого прокуроры, окажись он подсудимым, непременно отправили бы в Центр им. Сербского. Около пятидесяти, длинные волосы, большие квадратные очки, жилетка, на жилетке нашивка «иностранный агент» и значок-предостережение: «Судья! Вынося несправедливые решения, ты приближаешь майдан!» Фанат Стругацких, в прошлом — участник слетов любителей фантастики и ролевых игр, Богуш с 1984 года готовится к аресту и потому документирует всю свою жизнь. Его телефон-коммуникатор записывает все входящие и исходящие звонки и автоматически отправляет сигналы на базовые станции, чтобы можно было построить азимуты и определить местонахождение Богуша в любой момент времени как минимум за последние несколько лет.

Распределительные коробки для электропроводки в его квартире открыты, чтобы было проще проверять, не установлена ли там прослушка.

Богуш «кается», что учился на юрфаке ЛГУ, «факультете Путина и Медведева». С конца нулевых работает юристом в Общественном комитете защиты прав потребителей (ОКЗПП). Несколько лет назад участвовал в процессе над главой ОКЗПП Александром Благодаровым в качестве его общественного защитника. По версии следствия, Благодаров (карельские СМИ называют его и бизнесменом, и правозащитником) заказал ограбление ювелирного магазина, а позже пытался устранить главного свидетеля. Благодаров был приговорен к 15 годам лишения свободы. Судьей в процессе была та же Марина Носова, а гособвинение представляла та же Елена Аскерова.

«Так что я на личной шкуре знаю, как это у них там все делается. Естественно, Юре я про это рассказывал», — говорит Богуш.

С будущим поисковиком будущий айтишник познакомился в 1989 году на митингах перед I Съездом народных депутатов СССР.

«В конце девяностых, когда я вернулся из Питера, Юра обратился за помощью по компьютерным делам, — вспоминает Дмитрий. — И вот с конца прошлого века я занимаюсь обслуживанием его компьютеров и болтовней с ним».

Богуш согласился говорить с корреспондентом «Новой» под запись. Пояснил: «Я могу скрывать свои будущие планы, но то, что уже произошло, скрывать нет никакого смысла».

«Я живу рядом, и, проходя мимо Юры, если было не лень карабкаться на пятый этаж, я к нему заруливал, — рассказывает компьютерщик. — Как у него что-то было непонятное, он меня сам набирал. Не реже раза в месяц. Потом мы выходили вечерком и топали до моего дома, иногда до середины [пути]. Вот там, в частности, был такой разговор, примерно за полтора года до ареста, весной-летом 2015-го.

И вот он сказал не о том, что надо копать, что не найден еще второй соловецкий этап. Не об этом он сказал. Он сказал: «Знаешь, у меня дочка-то под опекой, ее не выпустят». Последнее время он о ней думал больше, чем об основном деле своей жизни. Если бы она была удочерена, они могли бы выехать. То есть у него эта мысль была».

Богуш продолжает: «Девочка… Не знаю, как в Москве, а у нас есть такой суповой набор за 37 рублей, куренок общипанный. Вот как она выглядела. Года через два [после того как Дмитриев оформил опеку] она оттаяла, стал заметен ее бойкий характер. Но дохлятиной она оставалась довольно долгое время.

У него, условно говоря, на один день приходится десяток фотографий. А всего фотографий у него десятки тысяч. Я могу это доказать. Девять снимков [которые инкриминируют Дмитриеву] — это ничтожный процент».

Богуш намеками дал понять, что располагает копией или старым жестким диском Юрия Дмитриева, на котором могут быть те самые изображения. При этом он утверждает, что не знает, какие именно фотографии следствие считает криминальными.

«Я видел некий набор, — обтекаемо говорит Богуш. — Я могу сказать когда. Когда меня вызвали на допрос (в начале февраля 2017 года. — Ред.). Зная поганые привычки наших органов, что человека куда-то выдергивают, а в это время проводят обыск, я сел и подумал, нет ли у меня чего-нибудь такого. Вот тогда я вспомнил и впервые ознакомился со структурой каталогов. А уж откуда они у меня… Не от следствия, не от родственников. А на прямые вопросы я выберу статью Конституции, чтобы не свидетельствовать против себя».

Богуш отрицает знакомство с человеком, который, по сведениям источника «Новой» в МВД Карелии, узнал от него о фотографиях и написал анонимное заявление в полицию. При этом компьютерщик сомневается в любых других версиях и признает, что он — единственный «хороший подозреваемый»: «Я не согласен, что был удаленный доступ. Технически это возможно. Практически… Каждый раз, как я сидел за его клавиатурой, — никогда посторонней активности не было. Это надо было прийти и руками посадить программку, которая дает удаленный доступ. Отрицать это я не могу, но я уже сказал, сколько там фотографий. То есть это будет не просто активность на компьютере, это будет сетевая активность огромная.

Прийти и сделать копию жесткого диска [чтобы потом исследовать весь массив данных] — вот это возможно. Но опять же долго. Чтобы все скопировать, потребовалось бы больше времени, чем Юры не было дома. И главное — надо было заранее знать, что такое вообще существует».

В начале процесса Богуш связывался с родственниками Дмитриева, несколько раз приходил в суд и уговаривал адвоката допросить его в качестве свидетеля: «Мне очень хотелось бы в суде сказать, что ребенок подрастет и все им припомнит. Они же сами воспитывают себе врага».

Однако Виктор Ануфриев посчитал, что Богуш может быть провокатором.

«Юрий Алексеевич рассказывал, что еще года два назад знакомый из спецслужб предупредил его, что к нему приставили человека», — говорит адвокат. Правда, Богуш «приставился» к Дмитриеву еще в конце девяностых. В пользу компьютерщика также говорит его открытость. Он подтвердил, что последний раз был у Дмитриева вечером 30 ноября 2016 года и нашел в своем архиве запись телефонного разговора, на которой историк в этот день просит его помочь с установкой программы. По словам айтишника, Дмитриев не жаловался ему, что утром в квартире были посторонние.

«Он показал мне, где файлы»

Прошедшим летом в суде давал показания эксперт МВД Дубкин. 13 декабря 2016 года, через две недели после предполагаемого визита неизвестных к историку, Дубкин участвовал в осмотре квартиры и задержании Дмитриева. Во время допроса Юрий Дмитриев поинтересовался: как эксперт, включив компьютер, за 30 секунд нашел нужные следствию фотографии, когда он сам порой подолгу искал сохраненные в беспорядке документы? Дубкин ответил откровенно: «Там [в квартире во время осмотра] был оперативный сотрудник, и он показал мне, где файлы».

Этот факт, который будет отражен в итоговом протоколе, может быть красноречивее всех подозрений в адрес компьютерщика. На истинных инициаторов дела Дмитриева указывает также череда совпадений и процессуальных нарушений.

Случайность ли, к примеру, что молодой следователь Максим Завацкий догадался отправить фотографии на первую экспертизу не куда-нибудь, а именно в московский Центр социокультурных экспертиз, который в последние годы стал главным поставщиком «обвинительных» исследований по «экстремистским» делам: дело Pussy Riot, дела против членов общины Свидетелей Иеговы, запрет фразы «Убей в себе раба»? Причем следователь уже отправил фотографии на экспертизу 19 декабря 2016 года, а ознакомил Дмитриева и его защитника с постановлением о назначении этой экспертизы только 27 декабря.

Случайность ли, что дело фактически возбуждено по анонимному заявлению в полицию от 2 декабря 2016 года, в котором некто сообщает, что Дмитриев фотографирует приемную дочь Наталью «в голом виде», и указывает адрес историка (но не указывает своего имени, «опасаясь, что Юрий через своих знакомых может причинить вред»), хотя статьей 141 Уголовно-процессуального кодекса возбуждение дела по анонимному заявлению запрещено? Станет следователь с самого начала нарушать УПК, не чувствуя рядом чье-то надежное плечо?

И вот теперь — беспрецедентно скорое этапирование в Центр им. Сербского. Да еще и накануне новогодних праздников, в которые адвокат не может посетить подзащитного.

Максим Завацкий отказался разговаривать с корреспондентом «Новой» и немедленно скрыл свое фото и время последнего посещения в мессенджере.

По словам Виктора Ануфриева, во время следственных действий с его участием Завацкий не принимал самостоятельных решений и по каждому поводу бегал советоваться к своему начальнику, руководителю отдела Следственного комитета по Петрозаводску Виктору Россыпнову. В сентябре 2017 года Виктор Россыпнов ушел из Следственного комитета и стал заместителем министра природных ресурсов и экологии Карелии. Россыпнов также прочитал, но проигнорировал просьбы корреспондента «Новой» о встрече.

Есть надежда, что о деле Юрия Дмитриева многое сможет рассказать сам Юрий Дмитриев — если после экспертизы в Центре им. Сербского, которую СМИ и независимые специалисты подвергнут самому критичному анализу, он останется психически здоровым и окажется на свободе.