Три года назад на этой же площади и в ее окрестностях было полтора миллиона людей с плакатами «Je suis Charlie». Больше таких массовых собраний не было. Даже близко никогда не приближались к этой цифре. Дальше будет страшный вечер 13.11.2015, когда на «Stade de France», на террасах парижских кафе и в «Батаклане» террористы убьют 130 человек; и будет Ницца и 86 погибших под колесами грузовика в День взятия Бастилии… И еще несколько терактов «помельче».

К слову, почти каждый раз постфактум становилось известно, что почти за каждой трагедией, помимо злой воли убийц, стоит головотяпство разведки, властей или полиции.

Последний пример подоспел к нынешней траурной дате. Сайт Mediapart рассказал о том, что за пять дней до теракта в церкви нормандского городка Сент-Этьен-дю-Рувре (26.07.2016) сотрудник Дирекции разведки префектуры полиции Парижа (DRPP) обнаружил чат в Telegram, администратор которого призывал совершать нападения на церкви и даже упоминал название Сент-Этьен-дю-Рувре. Администратор хоть и выступал под псевдонимом, но рассказывал о себе такие подробности, что вычислить его не составляло бы труда — если бы разведка этим занялась. Но после того, как полицейский написал срочный доклад своему начальству, оно не передало сведения сотрудникам внутренней разведки DGSI. Может быть, потому, что перед этим доклад должен был пройти через 4 (!) звена в иерархии DRPP.

Расследование терактов в Charlie Hebdo подходит к концу

Ну, а расследование терактов в Charlie Hebdo и Hyper Cacher должно быть закончено весной-летом нынешнего года, как сообщили источники Le Monde. При том, что до сих пор в расследовании остается много «темных пятен». 14 человек проходят обвиняемыми, среди них участники двух преступных групп, занимавшихся торговлей оружием.

Одну из них возглавлял Клод Эрман, лилльский ультраправый «деятель», отставной военный, которого в октябре отдельно осудили (на 7 лет) за нелегальные поставки «стволов» из Восточной Европы. Сам он утверждал на суде, что работал не только на себя, но и помогал — в качестве осведомителя — французской жандармерии и таможне. Связи с «силовиками», в свою очередь, вероятно, помогали самому Эрману оставаться на свободе — до тех пор, пока не обнаружилось, что 6 стволов у него купил террорист Кулибали, убивший сотрудницу полиции и заложников в магазине «Hyper Cacher». Кулибали работал в «связке» с братьями Куаши, совершившими теракт против Charlie Hebdo.

Здесь, как и во всех других случаях, у «силовиков», как и у самого Эрмана, которому они покровительствовали, вряд ли было намерение играть на руку террористам. Просто фанатики пользуются корыстностью и раздолбайством «неверных». И конечно, они пользуются их беспринципностью.

Когда одна из крупнейших французских компаний — во всяком случае, она сейчас в этом заподозрена — платила террористам ради сохранения своего сирийского цементного завода, до терактов в Charlie Hebdo и «Hyper Cacher» оставалось всего три с лишним месяца. Теперь обвиняемые сотрудники компании оправдываются, что ведь тогда еще не было терактов во Франции; да и вообще — принимая решение платить террористам за «крышу», они ведь действовали в полной координации с французскими дипломатами.

Почему «

Наверное, через несколько месяцев кто-то из них шагал в миллионной колонне по площади Республики с табличкой «Je suis Charlie».

Это я не к тому, что эти дипломаты, и эти топ-менеджеры цементного завода напрямую — или даже косвенно — виновны хоть в каком-нибудь теракте. Они же не финансировали теракты, они финансировали безопасность своего завода и думали о финансовом процветании страны.

И те, кто с гордостью говорит: «Я не Шарли» и оправдывает убийство по «мотиву» «мести за пророка» или «поруганную религию», тоже напрямую не виновны в каждом следующем теракте. Теракты ведь, в основном, совершают высоколобые ребята, не склонные подвергаться чужому влиянию.

И когда только 61% французов (на 10% меньше, чем год назад) в январе-2018 говорит: «я по-прежнему Charlie», это грустно. Страна должна бы держаться за этот лозунг, потому что его главный смысл — в поддержке свободы слова, которое должно произноситься без опасений, что за него убьют.

11 января 2015 года четыре миллиона людей вышли на улицы французских городов с плакатами «Je suis Charlie».

Филипп Лансон, журналист Libération и Charlie Hebdo, который был тяжело ранен во время теракта в редакции, три года спустя написал про этот слоган колонку:

«Je suis Charlie», — тогда этот слоган означал: «Я не очень-то читаю Charlie, я не очень-то люблю Charlie, но я против того, чтобы убивали за то, что они делают… Тогда все поднялись — из принципа, поднялись ради жизни, ради торжества принципа жизни…».

Да, потом слоган затаскали — политики и сеятели ненависти по всему миру — и для многих он перестал быть столь же убедительным, но не надо забывать о его первоначальном смысле.

«Слоган «Je suis Charlie» продолжает означать для меня просто-напросто вот что: я хочу чувствовать себя свободным писать и читать, то, что мне по сердцу, и чтобы другие пользовались такой же свободой», — пишет Лансон, который продолжает работать в Charlie Hebdo. А это очень тяжелая ноша.

«Свобода слова становится предметом роскоши»

К третьей годовщине газета выпустила специальный номер, в котором подробно рассказала о трудностях жизни в «бронированном бункере» под постоянной охраной, которая сопровождает «некоторых сотрудников газеты» круглосуточно. Этих «некоторых» охраняет за бюджетный счет SDLP — Службы охраны национальной полиции.

«Это имеет свою цену — от 1 до 1,5 млн евро в год, — написал выпускающий редактор газеты Рисс. — Еженедельно деньги от продажи 15 тысяч экземпляров (в год — 800 тысяч экз.) уходят только на это.

Оплата частной охраны — тяжелейшая финансовая ноша… И мы должны задать один вопрос: нормально ли, что газета демократической страны тратит деньги от продажи более чем каждого второго экземпляра на обеспечение безопасности редакции и журналистов, которые в ней работают?.. Свобода слова, жизненно необходимая для существования демократии, становится предметом роскоши (…), который в будущем смогут позволить себе только самые богатые редакции…».

Редактор спрашивает, что придется делать Charlie Hebdo, когда закончатся деньги, собранные на волне читательской солидарности после теракта 07.01.2015. Кто защитит редакцию от нового теракта? Вряд ли ведь «джихадисты» прочтут чудесную книгу Шарба, погибшего редактора Charlie Hebdo.

После поджога редакции Charlie в 2011 году, напоминает Шарб, группа интеллектуалов опубликовала открытое письмо, которое начиналось словами: «Мы утверждаем: коктейль Молотова, брошенный ночью в пустое здание редакции (…), заслуживает не более (а то и менее) серьезной политической и журналистской мобилизации, чем поджог мечети или мусульманского кладбища». Мечеть и кладбище — широко известные места для дискуссий, замечает Шарб, но все-таки нельзя забывать о том, что атака на редакцию являлась атакой на свободу слова. А это чрезвычайно опасно.

Но не услышали.

Два дня назад, 6 января 2018 года в парижском театре Folies Bergères — при усиленных мерах безопасности — прошел вечер памяти под названием «Всегда Charlie!», с участием главреда газеты Жерара Биара, министра культуры, мэра Парижа, спикера парламента… Красная нить выступлений — необходимость соблюдения во Франции принципов светского государства. Фундаментальных принципов, заложенных еще в законе 1905 года.

В тот же день некоторые левые интеллектуалы обвинили собравшихся в исламофобии и расизме.