До недавнего времени публичная лояльность Кремлю и близость к нему означала, что российское правосудие создано не для вас. Даже если вас поймали за руку, как бывшего министра Сердюкова, вы отделаетесь испугом и переводом на почетную должность в госкорпорации. Подобная избирательность суда была ключевым элементом социального контракта, негласно заключенного внутри российской власти. Начало здесь было положено делом Ходорковского, которого почти пятнадцать лет назад наказали за попытку вести самостоятельную политическую игру. С тех пор кремлевской платой за лояльность была личная неприкосновенность: к тем, кто служит властям на высшем уровне, не приходят силовики.
Восемь лет строгого режима для экс-министра Улюкаева радикально меняют положение вещей. Отныне тот факт, что вы не ведете себя, как Ходорковский, вовсе не гарантирует, что за вами не придут. В первой серии этой драмы Кремль дал понять, что крупному бизнесу в России придется играть по его правилам.
Вторая серия показала, что правил больше не существует. Бизнесмены и высшие чиновники не знают, что нужно делать сегодня, чтобы находиться вне подозрений и не разделить судьбу Улюкаева.
Вопрос о том, брал ли экс-министр взятку, в этом контексте вообще не имеет смысла. Социология показывает, что российские граждане в целом очень позитивно относятся к уголовному преследованию любых начальников, будь то Сердюков, Улюкаев или губернаторы. Логика здесь есть: граждане не только подозревают, что там наверху воруют все, но и предлагают начальству разделить с ними российское бесправие.
Оказавшись в российском суде, лояльный чиновник видит, как работает система, которую он много лет укреплял: как если бы инженер, специализирующийся на проектировании гильотин, оказался непосредственным участником теста на соответствие своей машины ГОСТу.
Проблема в том, что итогом нынешней «социальной справедливости» по-российски становится разложение даже той архаической модели политики, которая кое-как продолжала работать в последние десять лет.
Парализованные вопросом «кто следующий?», слуги народа будут стремиться делегировать любую ответственность первому лицу государства.
Бюрократия как система госуправления в этот момент заканчивается. А экс-бюрократы оказываются озабоченными единственным вопросом: как выйти из зоны риска, сохранить свои активы и успеть использовать свое положение для решения личных проблем. Победить коррупцию, распространив российское правосудие на высших чиновников, соответственно, не получится. Здесь есть примечательная аналогия: не случайно при крахе авторитарных режимов бывшим диктаторам стараются давать гарантию личной неприкосновенности — иначе они становятся лишь опаснее для всего общества.
После выборов в стране должны пройти какие-нибудь реформы. Процесс Улюкаева, ставший адаптацией дела ЮКОСа для госслужащих, намекает на один из возможных сценариев таких преобразований. Если во время первого процесса над Ходорковским суд всеми силами пытался продемонстрировать соблюдение формальной законности, то сейчас это было признано пустой тратой сил. Оказалось, что можно осудить министра в кратчайшие сроки, не допрашивая в суде ключевого свидетеля. Машина по самоуничтожению российской элиты готова к старту, ее узлы отлажены и, в отличие от ракет, стартующих с космодрома «Восточный», вполне работоспособны. Осталось только переключить рубильник.
