В среду, 22 ноября, президент России огорошил заявлением о том, что экономике страны — по крайней мере, крупной ее части — нужно быть готовой к переводу в режим «мобилизационная». «К этому должны быть готовы все стратегические и просто крупные предприятия, независимо от форм собственности», — заявил Путин на совещании по вопросам военно-промышленного комплекса. Несмотря на обстановку, речь шла не только о военных предприятиях, но и — при необходимости — обо всех крупных, в том числе частных, компаниях страны. Способность экономики страны быстро нарастить при необходимости выпуск оборонной продукции — по Путину, признак военной безопасности России.

Закупать спички и соль не подпадающим под категорию «крупные предприятия» пока не стоит, однако повод насторожиться есть, поскольку по факту страну может ожидать переход к модели «Все для фронта!». «У России сейчас два пути развития, если говорить не только про экономику, а вообще про всю жизнь, — объясняет доктор экономических наук Евгений Гонтмахер. — Это развитие в таком европейском русле: эволюционное и через реформы. А второй вариант — это мобилизационный тип развития. Объявляется, что мы находимся во враждебном окружении, вокруг всякие супостаты, которые хотят оторвать от нас кусок земли. И все сферы жизни — в том числе экономика — переходят на военные рельсы. Это не война, но это осажденный лагерь».

Такая позиция очень удобна для самой власти, поскольку позволяет игнорировать все разговоры и о правах человека, и о Конституции. «Все максимально упрощено, — добавляет Гонтмахер. — Вертикаль власти пытается стать еще более жесткой. Изменятся критерии успешности: сейчас это темпы экономического роста и рост благосостояния людей. Переход на мобилизационную экономику может оставить эту демагогию, но критерии успешности будут в другом. На первый план выйдет рост обороноспособности: мы произвели дополнительно 125 самолетов, пять крейсеров, авианосцы. Изменится целеполагание, но к росту экономики это точно не приведет».

Вопрос в том, почему это было сказано Путиным. Существует версия, при которой такая риторика предназначается не для россиян и не для бизнеса даже, а исключительно для передачи на зарубежные новостные ленты. «Такое заявление может быть связано с желанием оказать давление на американцев. Возможно, им хотят показать, что Россию лучше оставить в покое, она готова к худшему, — говорит «Новой» политолог Аббас Галлямов. — Может быть, у Путина есть информация о подготовке американцами очередного пакета санкций или еще каких-то шагов. Все-таки истерия, связанная с «русскими хакерами», там тоже набирает обороты». Конечно, такая информация есть, напоминает Гонтмахер о феврале следующего года. «Должны же быть оглашены некие списки [лиц из России, у кого США намерены конфисковать активы], возможно, последуют новые санкции. И крупным компаниям, ранее сотрудничавшим с Западом, придется перестраиваться на новый лад, когда все связи станут невозможны», — предполагает экономист.

Нынешнее заявление по времени совпало и с началом предвыборной кампании, в которой Путин пока хранит молчание. Однако все его высказывания логичным образом рассматриваются и с этой точки зрения. Переход к стратегии осажденного лагеря — кажется, не совсем привлекательная история для избирателя, поэтому, вероятнее всего, этот вопрос в своих будущих тезисах Путин предпочтет избежать. «Важно отличить слова от дел. Я не думаю, что Путин открыто скажет весной о необходимости мобилизации, о переходе к новому, милитаризованному типу общественной жизни, — заключает Евгений Гонтмахер. — Хотя по факту это уже может происходить».