— Наталия Николаевна, а почему это вообще вызывает такое удивление и преподносится как чудо: папа — миротворец? Разве церковный иерарх не миротворец по определению?

— Так только кажется. История Русской православной церкви не сохранила выступлений сколько-нибудь известных митрополитов начала XX века с призывами к миру. Напротив, когда Николай II подписал Манифест о вступлении России в войну, стотысячная толпа на площади перед Зимним дворцом пела «Боже, царя храни», священники кадили кадилами, все были счастливы.

Да и с католиками не так просто. Папы благословляли крестовые походы, папы позировали живописцам в латах, папы вели за собой войска. Миротворец Бенедикт XV на этом фоне — скорее исключение, чем подтверждение правила. Вдумайтесь: он запретил католическим священникам под страхом лишения сана исполнять гимн «Te Deum» в местах массового захоронения, назвав это кощунством. И запретил произносить патриотические речи, чтобы не спекулировать на гибели людей: смерть одних не должна привести к смерти других. Тут он готов был даже вступить в противодействие с римско-католической доктриной, которая все это в принципе одобряла.

— Но ведь он проиграл в итоге, у него ничего не вышло. Призывать к миру во время войны — все равно что биться головой о стену, что тогда, что сейчас.

— Папа был идеалистом, он верил. Только Николаю II он написал шесть писем с призывами остановить боевые действия и сесть за стол переговоров. Все письма остались без ответа. Писал и кайзеру, и императору Францу-Иосифу — никакой реакции. Накануне каждого Рождества он обращался к воюющим державам, прося объявить перемирие. И один раз, в 1914-м, у него получилось. Это было стихийно возникшее Рождественское перемирие, несколько дней братания английских, немецких и французских солдат. Никакой стрельбы, рождественские подарки, разговоры о мирной жизни.

— Да, это дорогого стоит. Вы относите все это на счет авторитета папы?

— Во многом. Понятно, что за Бенедиктом стояла целая институция — церковь. Но кто-то должен был привести механизм в действие, все решала воля одного человека. Уже немолодого, кстати: когда началась война, ему исполнилось 60. Авторитет у него был огромный, его поддерживала вся культурная Европа: Эйнштейн, Киплинг, у которого до войны была репутация отъявленного милитариста, и многие другие писатели, ученые, композиторы. Вы будете удивлены, но Троцкого выслали из Франции за то, что он перепечатывал папские энциклики в своей газете, за пацифистскую пропаганду. Одной из энциклик Бенедикта XV посвятил стихотворение Мандельштам: «Есть обитаемая духом/Свобода — избранных удел./Орлиным зреньем, дивным слухом/Священник римский уцелел…»

— А практический результат все это имело?

— Конечно. В начале войны немцы разрушили Лёвенский университет в Бельгии и сожгли одну из лучших библиотек Европы, собрание средневековых манускриптов. После этого, как сказал кайзер Вильгельм, Ватикан поднял на Германию весь мир. Кайзеру даже пришлось оправдываться! Монархической Европе было не все равно, что о ней думают.

— А как можно оправдать варварство?

— Писали, что Германия обижена, унижена, поставлена на колени. А у бельгийцев инкунабулы, вывезенные из германских монастырей. И так далее.

— Но сжигать-то зачем?

— А это уже издержки. Война вообще дело грязное, но та, Первая, демонстрировала какие-то запредельные масштабы варварства. Людей не жалел никто, а уж культурные ценности и подавно. С одной стороны, расцвет техники, расцвет культуры. С другой — все это не гарантировало цивилизованную войну, к ней были не готовы морально.

— Что такое цивилизованная война? До Первой мировой войны были цивилизованными?

— Судите сами. После войны 1905 года в Японии оказалось энное число русских пленных, в том числе с крейсера «Варяг». Так вот, офицеры жили в отдельных домах, к ним приезжали из России семьи. Нижние чины жили в казармах, с ними уважительно обращались. И это не Европа, это дикая в тогдашнем понимании Япония. В 1899-м по инициативе Николая II 26 государств подписывают Гаагскую конвенцию. Помимо прочего, там прописывалось отношение к пленным: содержание, медицинское обслуживание, возможность сообщить о себе членам семьи. И вот началась война. От милосердия и следа не осталось. В плен попало, только по официальным данным, 2 миллиона 470 тысяч подданных Российской империи. Из них полмиллиона умерло в первый же год от голода, болезней и неоказания своевременной помощи.

— То есть их бросили?

— Именно. В соответствии с Гаагскими соглашениями на содержание военнопленных полагалось переводить средства в банки нейтральных держав. Второй вариант: отправлять напрямую в лагеря эшелоны с хлебом. Не было сделано ни того, ни другого. Царь говорил: все равно помощь будет украдена немцами, поэтому зачем посылать? Помощь пленным рассматривалась как помощь врагу.

— Но была и другая сторона трагедии — немцы. Есть масса свидетельств, что они обращались с нашими пленными как со скотом.

— Не только с нашими и не только немцы. Там все были хороши. В России умерло порядка 200 тысяч пленных, взятых на Западном фронте, в основном чехи и мадьяры. Знаменитый пианист Пауль Витгенштейн был ранен в локоть во время боев в Польше и попал в русский плен. Не было лекарств, санитарам и конвоирам в Омске было не до него, в итоге началась гангрена и руку пришлось отнять. Его брат, величайший философ Людвиг Витгенштейн, пропал без вести. Его искали по всем лагерям и, в конце концов, нашли в состоянии, близком к помешательству.

А что касается немцев — абсолютная правда. Наших в немецком плену плохо кормили, медицинской помощи не было никакой, связи с домом — тем более.

— Выходит, царь был прав: немцы не планировали оказывать помощь пленным.

— Но он даже не попытался ничего сделать! Попытался Бенедикт XV, и у него получилось. После того как он и тогдашний президент Международного Красного Креста Гюстав Адор подняли на ноги всю Европу, смертность резко сократилась. За исключением тяжело раненных, почти все русские военнопленные выжили, а это больше двух миллионов. Он открыл в Ватикане Международное бюро по розыску военнопленных, обязал монахов регулярно посещать лагеря. Снял деньги с собственных счетов, направил письма кардиналам в Канаду, в Австралию, там тоже прошел сбор средств. Не всегда и не всюду, но эта помощь доходила до пленных и спасала их.

— Значит, противодействие все-таки было?

— Еще какое! Люди Бенедикта XV проникали в лагеря с риском для жизни. В Германии имели место аресты священников. Один раз арестовали целую группу католических монахинь, которые ехали с перевязочным материалом и лекарствами. Около двух недель никто не знал, куда они делись. Их обвинили в шпионаже, потом отпустили, а задача была простой: скрыть истинное количество пленных и их состояние. Никто не хотел делать этот кошмар достоянием гласности.

В родной Италии Бенедикта XV активно не любили и сейчас не особо любят, среди итальянцев у него было прозвище Проклятый. В 1915-м он выступил посредником между Австро-Венгрией и Италией, пытаясь помешать Италии вступить в войну. Они были такие патриотичные, так хотели воевать, а тут папа со своим миротворчеством. В 1917-м он вообще выступил за сокращение вооружений и мир без побежденных и победителей, без аннексий и контрибуций. Кому такое понравится? Потом война кончилась, но нельзя прийти с фронта, положить винтовку в чулан и спокойно растить виноград, водить машину, преподавать в школе. Люди хотели продолжения и оказались легкой добычей Муссолини. К тому времени Бенедикта XV уже не было в живых. Перенеся несколько инфарктов, он скончался в 1922-м, не дожил до семидесяти.

Во время Второй мировой немцы предупредили тогдашнего папу, что если он будет вести себя, как понтифик Бенедикт, Кессельринг поднимет в воздух своих летчиков и они не оставят камня на камне от Рима. Папа принял к сведению, всю войну римская церковь вела себя очень тихо. Вот такое историческое эхо, такие последствия.

— Черчилль в своих мемуарах приводит фразу Сталина о папе: «Папа Римский? А сколько у него дивизий?», имея в виду, что без танков и самолетов никакой Бог не поможет.

— Ничего не изменилось с тех пор в головах у политиков. Только сейчас вместо дивизий деньги, а все остальное осталось так же. Вообще весь этот сюжет очень рифмуется с сегодняшними реалиями. По принципу «от противного». Россия уже несколько лет ведет далеко не бесспорные боевые действия. Но мы не слышим почему-то от православной церкви миротворческих призывов, обращений к правительству. Где их наблюдатели в горячих точках, где миротворческие миссии? Я ничего об этом не знаю. Голос пацифистов всегда был тихим, но сейчас его не слышно совсем.