«В 2011 году в ходе работы над книгой «Идолы власти: от Хеопса до Путина» Антон Баков пришел к выводу об исторической связи власти с религией, в результате чего, опираясь на концепцию «царя — Божьего помазанника», принял решение создать Монархическую партию», — написано про Антона Бакова в «Википедии». В том же году он провозгласил виртуальное государство «Российская империя», объявив его правопреемником исчезнувшей в 1917 году Российской империи.

С тех пор Баков мотается по всему свету, пытаясь договориться о выделении ему реального клочка земли для строительства столицы новой империи. В тихоокеанской стране Кирибати он едва не убедил президента отдать ему в аренду несколько необитаемых коралловых островов. Звонок «Новой газеты» застал Бакова в Гамбии, где он пытается получить разрешение насыпать в Атлантическом океане искусственные острова.

— Расскажите, что там в Гамбии? Продолжаете попытки найти территорию для своего государства?

— Да, мы уже пять лет работаем в Гамбии. Я открыл здесь фирму, и мы собираемся насыпать искусственные острова на гамбийском мелководье площадью 10 квадратных километров. Мы это начинали еще с прошлым президентом, диктатором Яйя Джамме. Его свергли в декабре прошлого года, победила демократия, и он был вынужден все-таки убежать из страны.

Сейчас здесь большая чистка, и я с ужасом смотрю, что победа демократии может вылиться в настоящую революцию, с переделом собственности и всем остальным. Но я теперь налаживаю отношения с новыми властями.

— То есть вам все равно с кем вести переговоры? Джамме, пишут, убивал политических противников, геев сажал, придумывал лекарство от ВИЧ на основе традиционной медицины. Классический такой африканский диктатор.

— Черт его знает, с одной стороны, диктаторы даже предпочтительнее, потому что все решает один человек, и с ним можно договориться. А вот в супердемократической стране Кирибати, где все правительство наш проект полностью одобрило, оппозиция начала кампанию и провела ее гениально, пока президент плавал и осматривал наши острова.

Когда президент вернулся, то сказал: «Извините, но, к сожалению, народ против». Очень сложно договариваться с целым народом. Почему-то все народы очень гордые, и чем меньше, тем гордее.

Хотя с Джамме тоже не получилось. Но сейчас я говорю, что — и к счастью. Не из-за каких-то моральных оценок, а потому что сейчас всем, с кем он договорился, очень плохо. Значит, наша задача договориться с новым правительством, потому что деньги вложены, время потрачено, и хотелось бы спустя пять лет начать получать какую-то отдачу.

— Я видел фотографию, где вы с женой стоите вместе с президентом Гамбии.

— Да, я подарил ему златоустовскую саблю. У него теперь две сабли. Одна была символом его власти, африканская, он ее никогда не выпускал из рук. Но пришлось выпустить.

— А почему не получилось договориться?

— Сложно сказать. Может быть, потому что в это же время к нему с другой стороны подкатили наши мусульманские братья, и он провозгласил Гамбию исламской республикой.

Сейчас это отменили, но тогда, я думаю, он за это получил определенные пирожки. Сравнивая меня с принцами Катара, которые тут сидели безвылазно, я все-таки, очевидно, рылом не выше принца Катара. Нефтяной запах не такой сильный от меня идет.

— А вообще с президентом так просто встретиться? Как это происходит?

— Чтобы встретиться с Джамме, мне потребовалось три года. Но сейчас мы здесь уже не туристы, сейчас мы почти резиденты, дорожки натоптаны, союзников много, так что вхожи.

Если у вас какой-нибудь частный вопрос, личный к Гамбии, это мы на раз решим (смеется).

— Даже не знаю, что бы это могло быть…

— А поэтому я вам так смело и предлагаю (смеется).

— Президентам ваши проекты не кажутся утопическими?

— А я же ничего необычного не предлагаю. Вот есть насыпные острова в Дубае, в Майами. Почему их не насыпать в Гамбии? Это же все технически решаемо, это все осмечено, это просто деньги. Так же и построить аэропорт, новый морской порт на острове Молден в Кирибати. Все это тоже решаемо, обсуждаемо.

Да и в политической составляющей ничего особо необычного нет — государства появляются каждый день.

— Но у вас же есть целый наследник династии Романовых, и гамбийцев должно пугать, что он сейчас на острове укрепится, а потом займет всю Гамбию.

— Если бы вы видели Гамбию, то, наверное, за нее так не переживали. Я как раз всю ее очень не хотел бы получить. Это штучка почище Крыма. Нет, мы не хотим [Гамбию захватывать], а испугаются они или нет, узнаем. Я для этого тут и сижу.

В сентябре 2017 года Баков объявил, что будет баллотироваться в президенты РФ. Идеи он озвучил две — возродить династию Романовых хотя бы в мини-государстве по типу Ватикана и создать новый монархический Священный союз.

— Насколько все-таки серьезно ваше выдвижение в президенты?

— Безусловно, лично для меня это очень серьезный шаг, а для России, наверное, это не более чем эпизодическая новость. Потому что кто я и кто Россия? Большой шаг одного человека и маленький шаг для всего человечества.

Но я ведь и не пытаюсь сказать, что приду и построю новую Россию. Я просто скромный Ной, старый еврей, который строит рядом с встающей с колен Россией маленький Ноев ковчег. Дай бог, не пригодится, а не дай бог, пригодится. Как-то так.

— Но вы собираетесь проводить съезд партии, официально выдвигаться, собирать подписи…

— Да, всего сто тысяч подписей же. Мы для Эдуарда Росселя на выборах в Госдуму в 1995 году собрали 200 тысяч подписей. Это несложно, это мы сделаем. Другое дело — зарегистрируют или нет, но это зависит не от количества подписей, а от свободной воли власть предержащих.

Но в данном случае регистрация не имеет ни малейшего значения, ведь от нее до выборов всего месяц. Я же постараюсь в дни новогоднего затишья разродиться своими программными речами, чтобы донести свои мысли до как можно большего количества людей в Российской Федерации и, возможно, за ее пределами.

— Какая главная идея вашей кампании?

— Когда мы занялись Монархической партией, то выяснили, что у современной монархической идеи нет современной монархической идеологии. Вся она опирается на работы XV–XVI века Жана Бодена, Джона Филмора.

Отечественные мыслители дали для развития монархической тенденции прискорбно мало, немножечко уходили в православие, самодержавие и народность, пытаясь модернизировать монархическую идею с националистических и панславянских позиций.

Я думаю, что сегодняшний монархизм — это во многом либертарианское течение. Мы выступаем за право человека не только быть членом какого-то большинства и давать голоса за президентов и губернаторов, а за право человека самому быть себе монархом.

Как говорил Иоанн Богослов в своем Откровении в знаменитом «Апокалипсисе»: «Все вы теперь цари и священники». Единственная возможность стать царем и священником — это реализовать себя в современной монархии. Я полагаю, что будущее в мире во многом будет зависеть от микромонархий.

— Но возродить династию Романовых вы хотите в Екатеринбурге, основавтам Ватикан.

— Ватикан — это очень хорошо, мы с этого начинали. Мы себя изначально позиционировали как Императорский престол, но впоследствии поняли, что на самом деле проблема гораздо шире, и нужно создавать ассоциацию микромонархий под эгидой и во главе с императором из дома Романовых.

Павел Дуров совершенно справедливо поставил вопрос о том, что каждая крупная корпорация должна иметь право на собственное государство. Я думаю, что не только крупные корпорации, но и частные лица, и религиозные или политические течения. Но чтобы создать свою собственную государственность, им нужна система, которая предоставляла бы такую услугу.

Государство сегодня нельзя купить на свободном рынке, потому что такого товара просто нет, но потребность огромная.

— Если план — организовать микромонархии по всему миру, то зачем для этого становиться президентом России?

— Послушайте, я же иду на выборы не для того, чтобы стать президентом России, я же не сумасшедший.

— Многие так и считают…

— Я иду для того, чтобы заявить о своих взглядах и чтобы у вас появился повод взять у меня интервью. Миром же правят журналисты, а не политики. О ком вы пишете, те существуют, о ком не пишете, те не существуют. Вот я и пытаюсь выйти из небытия.

— Но в чем все-таки суть идеи микромонархий?

— Идея современного монархизма — попытка расширить права и свободы любого человека, который не обязательно рожден князем и принцем, но может создать собственное государство. Сегодня мы создаем фирмы, общественные организации, партии. А почему человек не может создать свое государство? Почему он не может собрать своих единомышленников в своем государстве?

Это ровно то, о чем мы постоянно говорим с Пэтри Фридманом, внуком Нобелевского лауреата Милтона Фридмана, который сейчас является духовным лидером систейдинга (проживание в свободных сообществах в океане вне юрисдикции конкретной страны. —«Новая») в Америке. Я ему объясняю, что для интеграции в систему международного права нужно не плавать, а иметь хотя бы какой-то клочок суши. Вот его-то мы, возможно, и насыплем в Гамбии.

— Раз вы этим столько лет занимаетесь, то это, видимо, не так просто.

— А я вообще не занимаюсь простыми задачами, я не простой человек и решаю непростые вопросы. И, естественно, это требует времени. Более-менее комплексно я свои идеи сумел сформулировать в книге «Золотая булла 2014 года. Монархический план возрождения России», и три года мы занимаемся этим достаточно осмысленно.

А подтолкнул нас ко всему этому, разумеется, великий вождь и учитель товарищ Путин, когда присоединил Крым к России. Я понял, что тянуть дальше нельзя и что надо что-то делать.

— А это как связано?

— Ну, призрак командора постучался в историю России и в нашу судьбу, и я подумал, что надо что-то срочно менять и в своей судьбе, и в будущем человечества и России.

— А ваши идеи не подпадают, кстати, под статью о сепаратизме?

— Все же можно делать законно и незаконно. Когда мы признаем Абхазию, которая отделилась от Грузии, а Грузия это не признает, то это, наверное, сепаратизм. А если, допустим, Чехия и Словакия или Сербия и Черногория расстались между собой по доброй воле, то какой же это сепаратизм?

Суть этой идеи в том, чтобы не бегать с автоматом, а в том, чтобы договариваться за столом переговоров и на взаимовыгодных условиях.

— Но если люди решат создать государство на территории России, они же отделятся, видимо?

— Если правительство России на это пойдет, то почему нет? Я думаю, что как раз в России можно создать очень много государств. Чего-чего, а территории у нас, особенно за Полярным кругом, хватает. Но, вообще, идея наша не столько для России, потому что богатые люди, наверное, будут склонны к созданию государств в лучших климатических поясах, особенно если у них будет выбор.

— Но в понимании простых людей монархия — это сильная рука, репрессии против внутренних врагов…

— Если наши люди ни хера не понимают, то, что же, я должен ходить и всем разъяснять? Если школа их запутала и институт не распутал, то уж мне-то и подавно это не по зубам.

То, что сейчас происходит в России, если вы меня к этому подводите, — это, конечно, не монархия. Потому что монарх — это человек, который собою легализует целый правящий класс. Та же британская монархия держится на Палате лордов, пусть сегодня под эту палату и копают очень сильно товарищи лейбористы.

Но, извините меня, кого в данном случае легитимизирует уважаемый товарищ Путин? Никого. Любой может стать губернатором, любого могут посадить. То есть в России, конечно, не монархия даже в традиционном понимании этого слова. А нетрадиционная монархия пока еще нигде, а только в моей голове, в моих мечтах.

— Зачем все-таки либертарианскую идею засовывать в обертку монархии? Разве не лучше провозглашать республики, которые для этого больше подходят?

— Настоящая республика — это же очень сложно, надо иметь демос, народ. А где же мы его возьмем-то, извините, когда мы имеем публику, расслабившуюся у телевизоров и запасшуюся попкорном?

Одно дело в Древней Греции, где все эти люди бок о бок сражались каждый год на войне, а потом приходили и голосовали, и совсем другое дело — изображать, что у нас есть народ в Соединенных Штатах, во Франции, в России современной. Поэтому я не очень верю в республики. Да и потом, все настоящие республики были очень маленькие, и там речь шла о сотнях и тысячах граждан. Настоящую республику с миллионами граждан никто никогда не видел.

Но в законах нашей Российской империи прописано три формы управления в наших уделах, в этих микрообразованиях, которые будут создаваться: монархия, аристократия или республика.

На микроуровне, если там тысяча человек, и республика может работать. Но когда мне говорят, что у нас Государственная Дума представляет всех избирателей Российской Федерации или президент России представляет всех избирателей — это чушь собачья.

В 2017 году монархия в России снова стала модной темой для общественных дискуссий и привела к нешуточным конфликтам. Благодаря не столько столетнему юбилею революции, сколько депутату Наталье Поклонской, которая развязала настоящую войну с фильмом о любовной связи Николая II «Матильда». Монархическая партия Бакова поддержала ее в борьбе с фильмом и даже предложила Поклонской выдвигаться в президенты России.

— Про Поклонскую это была шутка?

— Нет, почему, это был рекламный ход.

— Рекламный ход в данном случае не лучше, чем шутка, а может, и хуже.

— Я тут не даю моральных оценок, я говорю честно. До этого нас много лет никто не упоминал, а тут заметили. Спасибо Наташе Поклонской.

— Но если бы она выдвинулась, вы бы ее поддержали или нет?

— Конечно, поддержали бы. Это была бы совсем другая история, это была бы совсем другая концепция.

Потому что я считаю, что со своей кампанией против «Матильды» Поклонская сделала очень большое дело: она показала, что монархизм — это не милая такая штучка из музея, а что это, возможно, уродливое и страшное, но реально здравствующее политическое течение.

Мне этого, несмотря на все мои усилия, сделать не удавалось в течение шести лет. Поэтому Поклонская молодец, я ей благодарен. Хотя это вовсе не значит, что я с ней согласен.

— Лучше, когда уродливое — мертвое, а не живое. Нет?

— Вы знаете, все-таки всегда приятно почувствовать себя немножко живым (смеется). Пусть даже стараниями некромансеров из Государственной Думы.

— Монархическая партия делала заявление, что создатели «Матильды» совершили «неблаговидный поступок, заслуживающий общественного порицания». Это и ваша позиция тоже?

— Конечно, да. В нашей милой стране, где практически нет хороших, добрых сказок, вполне можно было рассказать трогательную сказку о любви Алекс и Николая Второго. Почему надо было вытаскивать этот юношеский роман, о котором мы знаем исключительно со слов врунишки Матильды? Степень исторической достоверности ничтожна, а история некрасивая. Гораздо красивее было придумать сусальную сказку о Николае и Александре.

— Но своим заявлением вы присоединились к некрасивой кампании против фильма.

— Я не считаю нужным поддерживать или не поддерживать кампанию против фильмов. Это не мое хобби. У меня дочь актриса, а я сам как-то даже в кино не хожу.

Но я же должен был поблагодарить Поклонскую за то, что она делает. Как честный человек я понимал, что не могу на ней жениться — я уже женат, слава богу, а она замужем за Николаем Вторым. Но в рамках приличия я ее так поблагодарил. Это была прекрасная кампания, надеюсь, что она когда-нибудь закончится, свою роль она уже сыграла.

— А вам не кажется, что в последнее время происходит подъем разных идей про монархию, православие и вообще идей из этого консервативного, замшелого дискурса?

— Я могу сказать, что, во-первых, как представитель главы династии Романовых принца Лейнингенского Николая Кирилловича я полностью заинтересован и являюсь бенефициаром этой кампании, поэтому я считаю, что она, хотя нами не проводится, она идет нам на пользу.

— А России?

— А Россия не субъект. Россия — очень разная страна, и какой-то части России это идет на пользу, какой-то на вред.

— Но это провоцирование общественного конфликта, разделение общества на консерваторов против либералов…

— Наконец-то! Основная проблема российского общества, что оно напоминает колбасу. Нас так тщательно провернули в ленинско-сталинской мясорубке, что у нас, извиняюсь, ни классов, ни сословий, ни корпораций, ни чести мундира, ничего нет.

Какая-то аморфная масса. Любого возьми из толпы, назначь губернатором или президентом, и никто разницы не заметит. Школа отштамповала всех, как шурупы одного диаметра. Поэтому любой процесс расслоения — и это я вам, между прочим, как термодинамик скажу — делает нашу российскую систему более жизнеспособной.

— А пресловутое «Христианское государство» не напоминает вам, например, погромщиков из «Союза Михаила Архангела»?

— Нет, не напоминает совершенно. Потому что те погромщики не были революционерами, они сразу и прекратили свое существование после отречения государя от трона. И хотя всех лидеров Монархической партии тогдашней убили зверски, я могу сказать — они были абсолютно безобидны. Они напоминали скорее господина Якеменко из «Наших», а не это странное образование «Христианское государство», которое, очевидно, придумал какой-то опер.

— Может быть, вам выдвинуть его лидера Александра Калинина в президенты?

— Православные люди имеют право иметь православное государство. В этом нет ничего страшного. И если кто-нибудь захочет создать православное государство под эгидой государя-императора Николая III в империи Романовых, мы его полностью поддержим.

Только, видите ли, чтобы создать государство, надо иметь для этого: а) мозги б) кадры в) деньги. Боюсь, ни того, ни другого, ни третьего у господина Калинина не было.

— То есть вы его не видите представителем своей идеи?

— Как всей идеи, разумеется, нет. Потому что он близко даже не дошел до моих идей, и, я думаю, он с ними просто не знаком. Моя задача — создать переходник между миром мини-государств и миром Организации Объединенных Наций, международных судов, международного права.

Конечно, мы не можем предсказать, кто воспользуется услугами нашего интерфейса, потому что, может быть, это будет компания Apple, а может быть, товарищ Калинин, который наберется ума в тюрьме, прочитает умные книжки, соберет какие-то деньги и сможет создать где-нибудь на острове чисто православное государство. Почему нет? Имеет право.

— На острове Валаам, видимо.

— Если ему разрешит Российская Федерация, то и на острове Валаам. Хотя, по-моему, там уже свое православное государство создала православная церковь Московского патриархата.

Баков не стоит на месте, идеи его развиваются, и в 2014 году он преобразовал «Российскую империю» в «Государство Императорский престол», объявив немецкого принца Карла-Эмиха цу Лейнингена императором Николаем III и главным наследником трона Романовых. Пока государство «Императорский престол» не имеет территории, оно сталкивается с серьезными кадровыми проблемами — Баков даже выкладывал в соцсетях объявление о поиске главы МИД.

— Почему Николай III не переедет в Россию и не получит тут гражданство и сам не выдвинется в президенты?

— Потому что, может быть, он этого не хочет.

— А почему не хочет? Это же было бы логично.

— Очень странно все мыслят, что кто-то из Романовых хочет возглавить Россию. Вы Россию-то видели? Кто сейчас в здравом уме и в твердой памяти возьмет на себя ответственность за страну, пребывающую в столь тягостном состоянии? Заслуживает ли Россия сегодня возвращения Романовых? На мой взгляд, нет.

— Ну, остров в Гамбии любой дурак захочет возглавить: там тепло, море. А Россию возглавить — это серьезный вызов для серьезного человека.

— Ну здравствуйте, большевики и их последователи издевались над нашим народом, проводили вивисекцию столько лет, а теперь все последствия должны расхлебывать Романовы, которым наш благодарный народ Ипатьевский дом устроил и массу других, кстати, еще расстрелов?

Почему вы считаете, что уважаемый Николай Кириллович после этого должен с ликованием принять российское гражданство и признать все это безобразие, легитимизировать его? Ни фига.

Это была бы серьезная ошибка для серьезного человека, извините меня, лизать задницы нашим существующим властям. Он им ничем не обязан, почему он должен выпрашивать у них гражданство? Если они предложат ему это гражданство, я думаю, он откажется. Во всяком случае, я буду советовать.

— Политолог Белковский предлагает другой вариант: выдать за принца Гарри дочку Путина Екатерину Тихонову, и тогда это будет первый монархический альянс на русском троне после ухода в историю абсолютного монарха Владимира Путина.

— Я не считаю Владимира Путина монархом. Из царей он мне больше всего напоминает царя Мидаса, потому что все, чего он касается, превращается… Правда, не в золото в данном случае, а в какой-то другой продукт.

Во-вторых, хотя Белковский является моим другом и заместителем председателя Совета министров нашего пока виртуального государства, все-таки мы с ним не во всем схожи. Вот такой у нас плюрализм.

— Я видел, что вы недавно еще искали главу МИД и посла. Нашелся кто-то?

— Недавно назначили министра иностранных дел нового — Магдула Ламина Сейдихана.

— Это из Гамбии кто-то? Чем он вам понравился?

— Во-первых, цветом кожи. Все-таки вести переговоры в Африке африканцу проще. Во-вторых, он мусульманин, а здесь много мусульман. Это тоже поможет нам, особенно учитывая то, что вместо герба Москвы у нас на щите в центре Хризма Константина Великого. Москва пока что не с нами и не за нами…

— А Николая III, который принял православие недавно, не смущает мусульманин в качестве министра иностранных дел?

— А почему он должен его смущать? Это абсолютно современный человек, из Германии. Он православный, ну и что? Я тоже православный, и у меня масса друзей разных конфессий. У меня вообще-то прадедушка — последний из династии православных священников, протоиерей.

— Вы рассказывали, что продали в свое время 100 тысяч экземпляров Корана. Как может православный человек продавать Коран?

— Я вижу, как укутанные мусульманки идут в мечеть, и вижу, как у нас заставляют женщин надевать платочки, юбки в пол. Все это недалеко ушло. Да, сейчас у них женщины, как в синагогах, стоят отдельно, а у нас стоят мужчины вперемежку с женщинами. Но ведь в первых христианских церквях тоже женщины стояли отдельно от мужчин.

В принципе, 90% канонов, за исключением запрета есть свинину и пить вино, у нас абсолютно общие с мусульманами. У религий, бесспорно, общие корни, и, более того, я с уважением отношусь и к совершенно чуждым нам буддизму и индуизму. Это тоже великие традиции, это можно только уважать.

Баков не скрывает, что он весьма состоятельный человек. Свой первый бизнес он начал еще в 1987 году — «возил первых туристов на автобусах, на поездах, собирали в Верхотурье клюкву». В феврале 1991 года он зарегистрировал советско-лихтенштейнское предприятие «Ист Лайн», отправлявшее пассажиров на чартерах из «Домодедово». По словам Бакова, на чартерах в Пекин «денег было заработано, как казалось, до конца жизни», и в начале 1994 года он продал свою часть «Ист Лайна» за 10 тысяч долларов. Вот и во всех монархических проектах Бакова есть бизнес-составляющая, чего эрцканцлер не стесняется.

—А какие-то у нового главы МИД достоинства еще есть, он, вообще, кто был до этого?

— Он еще наш с Трампом коллега, крупный девелопер.

— А, ну то есть он будет потом застраивать эти острова?

— Не уверен, что полностью, но, очевидно, что его компания будет участвовать. Но мне он нужен, конечно, в основном для переговоров.

— У вас был призыв жертвовать Монархической партии в обмен на дворянский титул. Много уже человек имеют дворянский титул вашего государства?

— Поскольку мы на выборы в Госдуму не пошли, и счет так и не открыли, то эта программа не состоялась. У нас люди получили титулы абсолютно бесплатно — те, кто активно участвовал в нашей деятельности.

Но самый большой титул получил только я. Зато сейчас приятно, когда приходишь к какому-то президенту, он тебе говорит: «Здравствуйте, Ваше Высочество». А я отвечаю: «Здравствуйте, Ваше Высокопревосходительство». Сразу видно, что не два крестьянина беседуют.

— То есть они ваш титул всерьез воспринимают?

— А как нет-то? Если в визитке написано, в договорах написано.

— Я тоже могу на визитке написать «Председатель Земного шара», и что?

— Если вы кого-нибудь сумеете убедить, что это правда, то почему нет?

— В вашем проекте в Кирибати шла речь о крупных инвестициях. Но откуда они должны были туда прийти? И откуда придут в Гамбию?

— Я довольно богатый человек, это первое. Пока что в основном инвестирую всюду я. Во-вторых, у нас есть определенный круг, скажем так, партнеров, которые готовы очень активно вложиться в эту кампанию в случае ее успеха. Я пока не готов афишировать их имена и фамилии, потому что не имею на это их согласия.

— Но там речь шла про 120 миллионов первоначально? У вас они есть?

— Вообще-то, у меня и больше есть.

— Рад за вас.

— Спасибо. Все, что нажито непосильным трудом.

— Не верится, что вы готовы вложить в это дело столько денег.

— Речь шла об инвестициях в бюджет Кирибати в течение шести лет. Порции были бы по 20 миллионов, а в Гамбии речь идет о еще более маленьких суммах.

Кстати, проект в Кирибати не закрыт, и я думаю, что мы к нему вернемся. В случае успеха гамбийского проекта, я думаю, у нас вообще попрет, потому что наработок-то у нас очень много по всему миру. У меня же еще есть 100 гектаров земли в Черногории.

— Да, кстати, я видел новости, что вы, мол, уже строите императорский дворец. Чувствую, что так и не построили.

—Почему? Что-то мы построили. В замке старом провели восстановительные работы, дорогу я построил туда. Наверное, я в этом году еще бассейн начну строить и виллу для себя. А императорский дворец, конечно, мне пока там не потянуть.

— Бассейн строите для себя, как для Эрцгерцога Светлейшего князя?

— Как минимум как для владельца этих земель, да.

— А вы в курсе, что Кирибати постепенно тонут? Такой символ Российской империи и вообще России — начать ее строить на том месте, которое скоро исчезнет?

— Это у Кирибати такая «штучка», чтобы выпросить деньги у международного сообщества. Вообще, вся эта международная гуманитарная помощь беднейшие государства очень развращает. Это фактически такая новая форма неоколониализма, когда им пытаются диктовать, что делать, в обмен на помощь. Такая мягкая сила скорее вредит, потому что все равно нужны рабочие места, надо развивать экономику.

— Но все эти проекты для вас — это все-таки бизнес? Который вы прикрываете громкими идеями?

— Это, конечно, бизнес, потому что ни одна идея, не подкрепленная деньгами, еще не состоялась. Те же Фурье и Оуэн никогда бы не построили фаланстер в Америке (дворец для общины в утопическом социализме Фурье — прим. «Новой»), если бы Оуэн не был фабрикантом. Если бы мы лучше знали историю, мы бы уже знали, что на этом этапе социализм уже обанкротился, и не надо городить в России вот все это безобразие.

— В общественном сознании великие идеи, которые соседствуют с бизнесом, считаются неискренними.

— Конечно. То есть, чтобы идея была по-настоящему великая, надо убить миллионов двадцать человек. Я знаю, меня этому в школе учили. Так же, как и вас. Я стараюсь не убить в ходе своей деятельности ни одного человека. Пока получается.

Идеология для бизнесмена и политика Антона Бакова, кажется, никогда не стояла на первом месте. Он был депутатом Госдумы от Партии возрождения России экс-спикера Геннадия Селезнева, которая вроде бы была левой. Потом был секретарем по электоральной работе Союза правых сил. Теперь Баков стал монархистом, и хотя в случае победы на выборах обещает отпустить всех политзаключенных, люстрацию проводить не намерен.

— Вас бросает по жизни из одной идеологии в другую.

— Это не совсем так. Воспитывался я, естественно, в марксистско-ленинской идеологии, и из нее очень легко, еще до перестройки, перешел в социал-демократическую идею. Я считал, что у нас все нормально, но только выборов правильных не хватает.

Потом, когда жизнь меня покидала и показала реальность — я был директором металлургического завода три года, был в Думе в областной, авиаперевозки, то-се, я все меньше и меньше соглашался с социал-демократией.

Но я цеплялся за нее до самого последнего момента. Даже в СПС меня упрекали в левом уклоне.

— То есть когда СПС на выборах ушел влево, это не избирательная технология была, а просто ваши убеждения вас заставляли это сделать?

— Естественно. Я был абсолютно убежденным человеком, я все это пронес через всю жизнь. Я создавал массу профсоюзов, организаций защиты прав потребителей, но когда я перестал вкладывать туда свои деньги, вдруг выяснилось, что это все совершенно нежизнеспособно.

Тогда я и начал искать какую-то другую альтернативу и нашел ее в монархизме, который очень сильно переформатировал, как вы поняли.

— Или просто нашли пустующую нишу.

— Я бы даже сформулировал так: после того, как я разочаровался в социал-демократии, я сформулировал собственную идеологию. Потому что, конечно, признать мой монархизм традиционным, наверное, нельзя.

— Не думаю, что это вообще можно назвать монархизмом.

— Имею право, как хочу, так и называю. Если Монархическая партия считает это монархизмом, то кто с этим может поспорить? Кто главный по тарелочкам?

— Сейчас Наталья Поклонская и патриарх Кирилл.

— У них нету штампиков. А патриарх Кирилл вообще не монархист, он за президента Путина. Как, кстати, и Поклонская тоже. Так что вы мне не пойте военных песен.

— Если вы станете президентом, то политзаключенных выпустите?

— Разумеется, в первый же день.

— А вы кого понимаете под политзаключенными?

— Тех, кто не взрывал. Тех, кто распространял литературу, тех, кто выходил на митинги.

— А Олега Сенцова выпустите?

— Он планировал взрыв, но я думаю, что ради него можно сделать исключение и выдать его Украине.

— Посадить кого-нибудь, люстрировать собираетесь?

— Нет, я не буду говорить, что я иду во власть, чтобы всех посадить. Это не президентская позиция. В этом смысле в том, на чем играет сейчас Навальный, ничего разумного, доброго, вечного я не вижу и категорически не голосовал бы за него на выборах президента. Нет, я не буду говорить, что я иду во власть, чтобы всех посадить.

— Вы ведь продаете землю в Екатеринбурге и вроде как уезжаете. А как же вы одновременно и уезжаете, и в президенты идете?

— Как я могу уехать, если я ничего не продал? Я продаю, но продать-то не могу. Вы знаете ситуацию на рынке недвижимости? Спасибо родине за это любимой.

— Вы богатый человек, можете, и подешевле отдать.

— Если бы я отдавал все бесплатно, я бы, наверное, не был богатым человеком (смеется). Конечно, богатый человек — это тот, кто любит деньги чуть больше, чем любят деньги все остальные. Но для меня деньги — это возможность в первую очередь делать все, что я хочу, и посылать всех в задницу.

Это, может быть, самое привлекательное в моих идеях — то, что можно иметь собственное государство и всех в задницу посылать.