В более чем двухлетней словесной перебранке между Москвой и Киевом по поводу реализации решений «Минска-2» каждая сторона выдвигала другой множество претензий и демонстрировала взаимоисключающие трактовки этих соглашений — практически по всем пунктам.

Подробно позиции сторон освещались в наших публикациях:

• «Можно ли выполнить «Минск-2», 23.03.2016,
• «Как выскочить из «минской ловушки»», № 67, 24.06.2016.

Но есть у них и коронные «фишки». У Москвы — обвинения Украины в том, что она в принципе не намерена выполнять свои обязательства по «политическому пакету». У Киева — идея участия в донбасском урегулировании разного рода международных сил — то ли «полицейской миссии ОБСЕ», то ли миротворцев ООН.

Впервые тема привлечения к урегулированию (в дополнение к безоружной и не слишком многочисленной специальной мониторинговой миссии ОБСЕ) вооруженных людей из стран, не вовлеченных в конфликт, возникла весной 2016 года. И как раз в связи с нарастающими российскими обвинениями в адрес Киева в срыве продвижения к политическому урегулированию (местные выборы и конституционная реформа при согласовании с представителями «отдельных районов Донецкой и Луганской областей» — ОРДЛО). Испытывающая все возрастающий нажим со стороны западных партнеров по «нормандскому формату» на предмет соблюдения Минского протокола и зафиксированного в нем порядка действий украинская сторона дала понять, что невозможно проводить выборы под контролем сепаратистов «по российскому сценарию». А потому выдвинула идею вооруженной полицейской миссии ОБСЕ, которая была бы уполномочена контролировать честность и прозрачность выборов до, во время голосования и в ходе подведения его итогов. Это было дополнено также требованием мониторинга — возможно, этими же силами — неконтролируемых Киевом участков российско-украинской границы.

Российская сторона эту схему долго не принимала, доказывая, что ничего подобного нет в минском мандате. Мол, надо просто неукоснительно, шаг за шагом следовать тому, что принято в Минске, и не загружать урегулирование посторонними сюжетами. Затем появились сигналы, что Москва, категорически не приемля контроля на границе, могла бы согласиться на увеличение количественного состава миссии наблюдателей ОБСЕ, расширение ее мандата и даже вооружения наблюдателей короткоствольным оружием. Впрочем, это согласие прозвучало примерно тогда же, когда в самой организации уже высказывались скептические мнения на этот счет — не хватает ни ресурсов, ни финансирования, ни соответствующих кадров, ни правовых норм, ни согласованных организационных рамок для реализации такого проекта в рамках ОБСЕ.

Примерно в то же время в экспертной среде и в прессе Украины стал обсуждаться и вопрос о возможном привлечении к урегулированию донбасского конфликта миротворцев ООН. В нынешнем году эту тему стал активно поднимать президент Украины Петр Порошенко. Вполне ожидаемо последовала серия отповедей из Москвы. Сначала от замглавы МИДа Геннадия Гатилова, назвавшего эту идею нецелесообразной, затем от министра Сергея Лаврова, вновь напомнившего, что «в Минских договоренностях речь о миротворцах не идет», и что требование ввести в Донбасс миротворцев — это отражение «попыток снять с себя ответственность за подпись на Минском соглашении».

А 22 августа во время поездки в Луганскую область Порошенко вновь заявил о миротворцах — он пообещал, что во время сессии Генассамблеи ООН (она начнется 12 сентября, а 19 сентября начнутся политические дебаты) он представит идею о введении миротворцев в Донбасс.

Это заявление в начале сентября прокомментировал недавно назначенный постпред РФ при ООН Василий Небензя, сказав буквально следующее: «Я лично не очень понимаю, в чем смысл этой идеи для Киева, какие дивиденды это ему принесет, если гипотетически это будет реализовано». И добавил, что эта идея отражает попытку «создать видимость украинского мыслительного процесса, при этом продолжая не выполнять план урегулирования, зафиксированный в Минских соглашениях». Заметим, что

Мы уже не раз отмечали, что Кремль в принципе заинтересован не в аннексии Донбасса, не в обострении там конфликта, а в его постепенном урегулировании — естественно, по наиболее выгодному и благоприятному для себя сценарию (то есть уйти, но сохранить влияние). Этому есть множество причин — как внешних, так и внутренних, как политических, так и финансово-экономических.

Но классическая минская схема давно «зависла». Она блокируется непримиримостью позиций сторон по основным пунктам «политического пакета» минских договоренностей. Выйти из этого клинча на основе канонического толкования минских 13 пунктов невозможно. А выходить надо, потому что консервация нынешнего положения, то есть неисполненного минского мандата, чревата опасностью возобновления военных действий (Россия и Украина постоянно обвиняют друг друга в подобных намерениях, а прекращение огня и разведение вооружений в зоне конфликта никак не получается), сохранением на необозримую перспективу антироссийских санкций (отмена их «некрымской» части привязана Западом к выполнению Минских соглашений) и все более тягостным финансовым бременем по содержанию самопровозглашенных республик, когда и на свои насущные нужды денег не больно хватает.

Западным участникам нормандского формата тоже стало понятно, что одними заклинаниями о приверженности Минскому протоколу дело с мертвой точки не сдвинуть. А сдвинуть хочется, потому что для Европы (в меньшей степени для США) донбасский конфликт — это тоже обуза. И с точки зрения угроз для европейской безопасности, и в силу нежелания чрезмерно ангажироваться в разнообразную помощь все более требовательной «прифронтовой» Украины, и из опасений окончательно обрушить отношения с Россией, которая в ранге потенциального врага гораздо опаснее, чем в статусе пусть и сомнительного, но все же «партнера».

Украина, первой запустившая в политический обиход эту идею, сделала правильный пропагандистский ход, на который поначалу попалась российская сторона, выступившая против этой идеи — ее отказ от нее можно было трактовать как нежелание искать новые пути к урегулированию и стремление «заморозить» конфликт как он есть, ссылаясь на незыблемость минского мандата. Все предыдущие попытки западных участников нормандского формата оживить минский процесс (формула Штайнмаера, «дорожная карта») потерпели неудачу. И идея миротворцев постепенно превратилась в новую панацею — а вдруг поможет?

Стало понятно, что тема миротворцев будет и далее продвигаться по нарастающей, хотя Украина пока не особо продумала ее детали и не сделала никаких формальных действий по практической реализации. Развернув в то же время пропагандистскую кампанию о том, как Россия обязательно отвергнет эту идею и заблокирует ее в Совете Безопасности.

Тут Путин неожиданно сыграл на опережение, и сейчас с российским проектом резолюции, направленном генсеку ООН Антониу Гуттеришу, начинают знакомиться эксперты, после чего может начаться его конкретное обсуждение на более высоком уровне.

Пока неизвестно содержание резолюции, но о некоторых ее параметрах можно сделать вывод из озвученного предложения российского президента:

• Миротворцы должны быть размещены исключительно вдоль линии соприкосновения ВСУ и сил самопровозглашенных республик и «ни на каких других территориях».
• Их главная и единственная задача — обеспечение безопасности наблюдателей из специальной мониторинговой миссии ОБСЕ.
• Деятельность этой миссии должна начаться после реального разведения сторон и отвода тяжелой военной техники.
• Все это не может быть осуществлено без прямого контакта Украины с другой стороной конфликта — представителями самопровозглашенных республик.

Инициатива была ожидаемо поддержана руководителями «ДНР–ЛНР» с ожидаемыми же оговорками, впрочем, повторяющими тезисы заявления Путина — никакой «интервенции» миротворцев на территорию «республик», только линия разграничения, предварительное разведение сил, согласование мандата миротворческих сил с руководством «республик». Нынешняя реакция сепаратистов отличается от того, что происходило в 2016 году, когда в ответ на идею о полицейской миссии ОБСЕ были организованы демонстрации протеста. Похоже, для лидеров «республик» предложение Путина неожиданностью не было, и с ними этот вопрос предварительно обсудили или, скорее, просто об этой инициативе их «убедительно» проинформировали.

Есть и первая реакция со стороны западных партнеров по «нормандской четверке», правда, пока тех, кого причисляют к «понимающим Путина». «Если бы у нас получилось с «голубыми касками», то это стало бы первым значительным шагом к отмене санкций против РФ», — заявил министр иностранных дел Германии Зигмар Габриэль. По его мнению, «с предложением о размещении миротворцев на Украине Россия осуществила изменение своей политики на Украине. Мы не должны этот момент проморгать». Думаю, вскоре последуют и другие осторожно положительные реакции западных политиков, тем более что есть мнения о состоявшихся предварительных обсуждениях темы миротворцев во время переговоров Путина с Макроном и контактов Владислава Суркова с новым спецпредставителем США по Украине и Донбассу Куртом Уолкером.

Ожидаемо на российский крутой поворот обрушились украинские политики, доказывая, что, во-первых, идею у них просто украли, и что, во-вторых, Россия предприняла «очередную попытку исказить саму идею и цели» миротворческой операции (из заявления МИД Украины). Это искажение заключается в том, что Кремль пытается «представить агрессию внутриукраинским конфликтом» и заставить пойти на прямые переговоры с «террористами» и «незаконными бандформированиями», что он не желает, чтобы миротворцы действовали на всей «оккупированной территории», включая неконтролируемый Украиной участок российско-украинской границы, и что наверняка потребует включения в миротворческий контингент российских или пророссийских миротворцев, что для Украины неприемлемо. По словам председателя постоянной делегации Верховной Рады Украины в ПАСЕ Владимира Арьева, Россия хочет использовать миротворческую миссию, чтобы повторить в Донбассе ситуацию Приднестровья. Таким образом, еще до оглашения содержания проекта резолюции уже началась война интерпретаций идеи миротворческой миссии — как логичное продолжение войны интерпретаций Минских соглашений.

Каков бы ни был текст резолюции, даже если в нем не будет предложения об участии россиян в миротворческом контингенте, судьба ее принятия будет тяжелой. Дело в том, что потребуется согласование мандата миссии конфликтующими сторонами. Понятно, что Украина будет отстаивать свое вышеприведенное видение, противоречащее позиции России — постоянного члена Совбеза с правом вето. Но

как реальной вооруженной стороны «внутриукраинского конфликта». А любой легитимации «террористов» Киев последовательно избегает. Если же признать, как того хочет Украина, что вооруженной стороной конфликта является «российский агрессор», то тогда Украина и Россия находятся в состоянии войны, и никаких миротворцев ООН «на фронт» в Донбасс не пошлет — миротворцы в войнах не участвуют.

Идея размещения вдоль линии соприкосновения враждующих сил не противоречит сложившейся практике использования миротворцев ООН. На опасные дополнительные функции — как, например, предлагаемое некоторыми украинскими политиками «разоружение незаконных бандформирований», под которыми имеются в виду вооруженные силы самопровозглашенных «республик», — ООН никогда не пойдет. А приверженность минским договоренностям, от которой не собираются отходить не только Россия, но и западные партнеры по «нормандскому формату», будет означать, что если с помощью миротворцев удастся выполнить главный начальный пункт 13-ти положений Минского протокола — прекращение огня и разведение сторон, то придется выполнять и все остальные пункты, включая и амнистию, и политическое урегулирование.

Если у сторон есть политическая воля прекратить донбасский конфликт, решение о миротворцах, по которому вполне возможно добиться компромисса, может этому реально поспособствовать. Если же сторонам нужен лишь еще один фронт политико-пропагандистских пререканий, тогда стоит ожидать длительных бесплодных дискуссий с взаимными обвинениями. А в Восточном Донбассе продолжат стрелять и убивать.