— В докладе, который вы как уполномоченный по защите прав предпринимателей направили президенту в 2017 году, есть целый раздел «Бизнес под уголовным прессом», а большая часть содержащихся в нем предложений посвящена реформе судебной системы. Разве суд — это проблема, которая должна стоять перед предпринимателями, а не перед юристами?

— Мы были бы рады, если бы перед предпринимателями не стояла такая проблема. Однако стоит, и еще как. Соцопросы (в том числе и проводимые по заказу уполномоченного по защите прав предпринимателей) указывают на критический уровень недоверия общества к суду. А предприниматели страдают от несовершенства правосудия чаще, чем среднестатистические граждане, потому что собственность, как вы понимаете, это лакомый кусок.

Каждое четвертое обращение, которое мне поступает, касается незаконного уголовного преследования. Из этих обращений, кстати, видна реальная картина правоприменения, которая порой сильно отличается от благих пожеланий законодателя. Институт уполномоченного и возник в значительной мере как ответ на это явление.

Так что предприниматели, если хотите, — передовой отряд общества в борьбе за улучшение судебной и правоохранительной системы. Может, и помимо своей воли, но это так.

— Мы тоже видим эту картину из обращений в газету, хотя к нам чаще обращаются те, кого принято называть «простыми людьми». Судебные ошибки иногда бывают очевидны на уровне здравого смысла, но суды почти никогда нас не слышат. А вас? Как вы готовите ваши обращения?

— Нас все-таки слышат. Я чиновник (меня назначил президент, мои полномочия прописаны в специальном законе, который был принят в мае 2013 года), а фактически наш институт — это институт гражданского общества, которому государство делегировало ряд полномочий.

Обращения ко мне регистрируются в аппарате уполномоченного, а далее мы передаем их в центр общественных процедур «Бизнес против коррупции», который функционирует как НКО. Мы привлекаем экспертов, чаще всего юристов и адвокатов, которые работают на общественных началах. Если экспертиза (а она всегда проводится очень тщательно и на высоком уровне) указывает на нарушение закона, начинаем помогать: готовим письма, пишем запросы. В некоторых случаях (обычно еще на стадии следствия) удается помочь: 35 дел после нашего вмешательства было прекращено, в 36 случаях мера пресечения изменена на не связанную с лишением свободы, в 8 случаях уже вынесенный приговор был отменен, а в 9 случаях изменен.

Весьма часто мы «вытаскиваем» предпринимателей из ловушек, в которые их заводят договорные отношения с госзаказчиками. К примеру, недавнее громкое дело с освобождением в Ростове-на-Дону Александра Хуруджи. Изначально следствие подозревало его партнеров в «покушении на хищение денежных средств АО «МРСК Юга» в размере 584 млн рублей. Потом обвинение снизило вменяемый ущерб до 6,9 млн рублей. А региональная служба по тарифам Ростовской области и вовсе заявила о полном отсутствии ущерба. Кроме того, прокуратура отказалась от обвинения Хуруджи в легализации денежных средств, полученных незаконным путем. В другом случае удалось «отбить» у следствия бизнесмена из Брянска, который по контракту с городской администрацией оснастил уличные фонари новыми энергоэффективными приборами. А потом, не дождавшись оплаты в размере 100 млн рублей, попал под подозрение в мошенничестве. Хорошо, что прокуратура все-таки пресекла попытки местных следователей возбудить уголовное дело без достаточных оснований.

— Наверное, это все равно капля в море?

— Это гораздо меньше, чем нам бы хотелось. Мы не случайно давно предлагаем дать уполномоченным — как в центре, так и в регионах — формальные права на участие в судебных процессах. Не только арбитражных, но и уголовных. До последней поры наши предложения блокировались, но несколько дней назад у нас появился серьезный союзник. Путин открыто заявил, что структура уполномоченных нуждается в расширении своих процессуальных прав, так что будем надеяться, что защита прав предпринимателей очень скоро обретет новые инструменты.

Впрочем, конкретные процессы — это только часть наших задач. С «уголовным прессом» мы боремся и на системном, законодательном уровне. Кое-чего даже добились. Например, по предложению бизнеса были внесены изменения в УПК, по которым по предпринимательским делам нельзя применять меру пресечения в виде взятия под стражу. Соблюдается норма тяжело, хотя в этом направлении в последнее время есть продвижение к лучшему. Напомню опять же о предложении президента установить порядок освобождения бизнесменов из СИЗО, если в отношении них не ведется активных следственных действий. Кроме того, суды в последнее время стали чаще применять домашний арест, хотя мы настаиваем, что и эта мера чаще всего излишняя и разрушительная для бизнеса, а преимущественной мерой пресечения по экономическим делам должен быть залог.

— А в других странах организации предпринимателей так же озабочены состоянием судебной системы?

— Смотря в каких. Страны бывшего СССР — это не страны Запада, где уважение к частной собственности вызревало веками. У нас своя специфика — приватизация, возвращение частной собственности в оборот. И тема «остынет» только тогда, когда прекратится передел собственности.

Если суд действительно независим, судебная система и сама прекрасно справляется с защитой прав и интересов, в том числе бизнеса, и необходимости в фигуре «уполномоченного по защите прав предпринимателей» нет. Я и сам не возражаю «отмереть», но не раньше чем исчезнут проблемы, решением которых я занимаюсь.

Вот недавно я ездил изучать казахский опыт. Там бизнес добился создания специального агентства по расследованию «предпринимательских дел» (кроме коррупционных). Этот орган, занимающийся, в числе прочего, выявлением и расследованием налоговых нарушений, подчинен органам финансового управления, а не силовикам. Мы предлагаем сделать что-то подобное и в России. Тем более что уровень компетентности следователей, которые сейчас расследуют экономические преступления, у нас часто просто чудовищен: они даже в элементарном бухгалтерском учете плавают.

— Мы недавно опубликовали материал, связанный с заключением под стражу Якова Крейнина, вице-президента лопнувшего банка «Екатерининский». Дело тут даже не в том, что президент банка с деньгами в бегах, а Крейнин там никаких решений не принимал, а в том, что ему 70 лет — что он делает в СИЗО? Структуры гражданского общества и бизнеса пролоббировали изменения в УПК, но, оказывается, этот закон «судам не писан».

— Крейнин обратился за помощью в наш аппарат, обращение сейчас в работе. Возраст возрастом, но мы знаем и о случаях, когда под стражей содержатся люди с тяжелыми заболеваниями. Взять хотя бы Валерия Чабанова из Ростова, который почти два года находится в СИЗО с раком в четвертой стадии. Недавно ему вынесен приговор — 4 года с содержанием в колонии-поселении.

И таких вопиющих случаев много. Конечно, после выхода в ноябре прошлого года Постановления Пленума ВС РФ № 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности» число предпринимателей, находящихся в СИЗО, заметно уменьшилось. Однако число возбуждаемых дел по наиболее «ходовым» статьям о мошенничестве (159—159.6 УК РФ) продолжает возрастать. При этом до суда доходит только каждое пятое дело! Эксперты считают, что многие из них и не имели бы так называемой судебной перспективы, но их и не для того возбуждают, а, называя вещи своими именами, часто ради, прямо скажем, не государственных интересов, а вымогательства, а там самый сильный аргумент — СИЗО.

Показательна еще история с порядком возбуждения дел о налоговых преступлениях: в 2011 году организациям бизнеса удалось добиться, чтобы такие дела возбуждались только на основании материалов, специально направленных следователям СК налоговыми органами. Число этих дел в течение двух лет резко сократилось (притом что качество их возросло), но уже в 2013 году Следственный комитет добился возвращения старого порядка: теперь следователи опять возбуждают такие (пожалуй, наиболее легкие и при этом коррупционноемкие) дела, минуя налоговые органы, и их число растет. Количество дел увеличилось на 70%, а число приговоров — всего на 16%. Остальные, получается, заводятся «для острастки».

— Еще бы СК не добиться возврата: такой кусок вырвали прямо изо рта! Только давайте еще раз уточним для читателей: мы говорим о судебной системе в широком смысле — то есть не только о суде, но и о«правоохранительных органах»?

— Безусловно. Хотя мы предлагаем роль этих органов в спорах хозяйственных субъектов свести к минимуму. Если речь идет о нанесении ущерба в ходе хозяйственной деятельности одним ее субъектом другому, то при чем тут вообще государство? Почему следствие само, по своей инициативе возбуждает дело? Почему не отнести такие предпринимательские дела к порядку частного обвинения, который ближе к гражданскому процессу, где стороны сами собирают и представляют доказательства?

Вообще разграничение сферы публичных и частных интересов, на наш взгляд, надо выстраивать как-то иначе. Смотрите: несмотря на все наши усилия и на сам тот факт, что это прямо прописано в законе, не работает норма статьи 90 УПК РФ о преюдиции: по ней вступившие в законную силу решения, в том числе, разумеется, и арбитражных судов, должны приниматься следователями (не говоря уже о судьях общей юрисдикции) как факт — без дополнительной проверки. Но так не происходит: арбитражный суд вынес решение в пользу стороны, а следователь возбуждает против предпринимателя уголовное дело! Это иллюстрация того, как «правоохранительные органы» просто перетаскивают в свою уголовную «вотчину» договорные отношения из сферы «мирного» гражданского права.

— Однако упреки вы адресуете чаще «силовикам», а изменения предлагаете в суде.

— Не только в суде. Например, мы предлагаем вернуть органам прокуратуры часть надзорных функций, которые были у нее отняты при образовании Следственного комитета в 2010—2011-х годах, — такие как дача санкций на арест, на обыск и на другие важнейшие следственные действия. Это система сдержек и противовесов, которая была нарушена, и это привело к следственному произволу. Конечно, в конечном итоге лишь суды имеют монополию на применение государственного насилия, но статистика говорит о том, что сегодня судьи удовлетворяют ходатайства следователей о заключении под стражу в 9 случаях из 10 (а продлевают сроки еще легче). А по обыскам и другим опасным, прежде всего с точки зрения деловых интересов, мерам эта цифра приближается к 100 процентам.

Ну а что касается самих судов, то мы предлагаем и выборы, и ротацию председателей судов, и правило о том, что продление срока содержания под стражей должно санкционироваться судом вышестоящего уровня (а далее тот судья, который принимал решение о мере пресечения, уже не должен рассматривать то же самое дело по существу), и участие общественности в квалификационных коллегиях судей… Мы предлагаем разбавить судейскую систему «свежей кровью»: до 2019 года назначить федеральными судьями не меньше 1000 адвокатов и прокуроров.

— Ваши предложения частично совпадают с предложениями, которые сейчас подготовил по поручению президента и его Совет по развитию гражданского общества и правам человека. Вообще, независимые эксперты в основном говорят об одном и том же. Но, с одной стороны, их мало, потому что научные и учебные институты оказались тоже под влиянием «силовиков», а с другой — внутри той самой «пирамиды правосудия» нет сил, заинтересованных что-то в ней принципиально менять.

— Именно поэтому мы предлагаем, например, чтобы дела о мошенничестве в сфере экономики слушались с присяжными. Ведь умысел, который всегда предполагается у мошенника, — это вопрос факта, а не права. А следствие тем временем не утруждается доказательствами умысла: есть ущерб — значит, в тюрьму.

Вообще, менять систему правосудия надо, меняя общественное мнение. Бизнес так же, а иногда еще и сильнее, чем в общество в целом, запуган — ведь из-за сложности и нестыковок в законодательстве предприниматель всегда в чем-нибудь обязательно виноват. Но понимание общих интересов в бизнес-среде растет, и я надеюсь, что у нас получится транслировать наши идеи более широким слоям гражданского общества.