Россия сегодня занимает третье место в мире (после США и Китая) по количеству заключенных. На 1 февраля 2017 г. в учреждениях уголовно-исполнительной системы (аэто в том числе 716 колоний, 126колоний-поселений, 6колоний для отбывающих пожизненный срок, 217СИЗО, 8тюрем, 24колонии для несовершеннолетних) содержалось 626 282 человека.

Среди основных задач ФСИН есть и пункт об«обеспечении охраны прав, свобод и законных интересов осужденных и лиц, содержащихся под стражей». Авот с этим у ФСИН всегда были большие проблемы. Ичем больше служба исполнения наказаний становится закрытой, тем чаще там нарушаются права заключенных, и тем больше там совершается преступлений.

Если еще в прошлом году руководство ФСИН пыталось сотрудничать сСПЧ и сдругими правозащитными организациями, и даже благодарило правозащитников за выявленные ими нарушения прав заключенных, то теперь фсиновские начальники взяли жесткий курс на конфронтацию: СПЧ в колонии и тюрьмы более не пускают; на жалобы заключенных грозятся подать всуд за клевету.

Да и еще вдобавок ко всему осенью прошлого года Общественная палата России фактически уничтожила ОНК в42регионах России, назначив туда в основном далеких от правозащиты и одновременно лояльных ФСИН граждан.

Тем не менее полностью скрыть то, что происходит в российских тюрьмах и колониях,— ФСИН все равно не удастся.

Итак, продолжение хроники ФСИН.

Из показаний осужденного Ильдара Абдрахманова, свидетеля по уголовному делу, возбужденному по ст. 111 («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью»), ст. 286 («Превышение должностных полномочий»), ст. 290 («Получение взятки должностным лицом»), ст. 210 («Организация преступного сообщества») УК РФ по фактам преступлений, совершенных на территории СИЗО-4 «Медведь» (г. Москва). (Расследованием этого уголовного дела занимается 2-е управление по расследованию особо важных дел (преступления против государственной власти и в сфере экономики) ГСУ СК по Москве):

«После моего поступления в СИЗО-4 (г. Москва) в апреле 2015 г. примерно через 4—5 дней меня отвели в кабинет, расположенный в третьем корпусе, к оперативному сотруднику, который представился Русановским Юрием. Он стал интересоваться моим местом работы и материальным положением до задержания. Русановский заявил, что моя безопасность во время содержания в СИЗО будет стоить денег, а именно 15 000 рублей в месяц. Также он сказал, что в случае моего отказа ежемесячно платить указанную сумму, мне будет угрожать опасность, сказал также, что меня могут больше не найти.

Я воспринял его слова как реальную угрозу, и, испугавшись за свою жизнь и здоровье, согласился на указанные им условия. Затем Русановский по памяти написал на бумажке номер карты Сбербанка, на который в первый месяц надо было перевести 20 000 рублей, а потом каждый месяц по 15 000 рублей. Также Русановский дал мне мобильный телефон, с которого я позвонил своей жене и сообщил, что необходимо перевести денежные средства на указанную карту. После этого моя жена пошла в ломбард, сдала туда свое золотое кольцо, получила за него около 30 000 рублей, и в этот же день перевела деньги на карточку, указанную Русановским. Еще через несколько дней Русановский привел меня к себе в кабинет, где сообщил, что деньги он получил, и что я могу не беспокоиться за свою жизнь и здоровье. Также он сказал, что в следующем месяце деньги нужно положить на счет мобильного телефона, номер он написал на листке. Также Русановский дал мне в пользование мобильный телефон «Нокиа» самой простой модели. Вернувшись в камеру, я взял у сокамерников симкарту и позвонил своим друзьям, чтобы они пополнили счет мобильного телефона, с которого я звонил. Несколько раз они пополняли счет, а я, в свою очередь, переводил деньги на счет номера мобильного телефона, который мне написал Русановский. Затем примерно в июне-июле 2015 г. Русановский опять привел меня в свой кабинет и спросил, не желаю ли я приобрести мобильный телефон с возможностью выхода в сеть «Интернет». Я сказал, что хочу купить такой телефон. На это Русановский сказал, что мои друзья или родственники должны купить такой телефон, передать ему, а он занесет его мне в камеру. За свои услуги Русановский потребовал передать ему 25 000 рублей.

Из камеры я позвонил своей сотруднице Юлии М. и передал требования Русановского. М. приобрела смартфон за 5000 рублей, после чего встретилась с Русановским и передала ему указанный смартфон и деньги».

Юлия М.: «Он мне позвонил и говорит: «Я Юра. Я работаю в СИЗО-4. Вы в курсе, что мы с вами встречаемся? Вы подготовили? Вам говорили, что надо купить телефон?» Я говорю: «Да». Он говорит: «Ну все, давайте встречаемся».

Телефон стоил в районе 6 тысяч, по-моему, «Хайскрин». Я отдала ему телефон в пакетике из-под «Макдоналдса». Я как раз поела, думаю: «Вот передам ему, чтобы аккуратненько». Встретились на метро «Щукинская». Он был один. Все забрал. Не проверял ничего, просто забрал. Там зарядка была, он говорит: «Нет, зарядку не надо». Я еще не поняла, думаю: «Странно». То есть он говорит: «Дай просто телефон, и все». Я сложила и отдала. Это было где-то в августе-сентябре 2015 года. Кроме телефона, я ему еще деньги отдала, по-моему, 10 тысяч. Забрал это все и ушел. На вид ему около 35, плюс-минус. Я точно помню, как он выглядит. Если мне его показать, я узнаю».

Из показаний осужденного Ильдара Абдрахманова: «Еще 7000 рублей я перевел со своего мобильного телефона на телефон, указанный Русановским. Однако в дальнейшем Русановский смартфон мне так и не передал. В связи с этим я несколько раз разговаривал с ним, при этом я требовал, чтобы он либо отдал телефон, либо вернул денежные средства. На это Русановский, который в это время находился в отпуске, отвечал, что передал указанный телефон другому оперативному сотруднику —

Сморкалову Григорию, и что последний должен отдать мне телефон. Через некоторое время меня вызвал Сморкалов и сказал, что Русановский отдал ему мобильный телефон и Григорий в ближайшее время мне его отдаст. Но в итоге телефон мне так никто и не отдал. Я еще несколько раз звонил Русановскому и требовал вернуть деньги либо телефон. После этого меня вызвали в оперчасть сотрудники Ксенафонтов Александр и Сморкалов Григорий и в категорической форме сказали мне, чтобы я больше не поднимал вопрос о возврате Русановским денег или мобильного телефона. При этом они заявили, что, если я еще раз позвоню Русановскому по этому поводу, мне будет хуже. Эти слова я воспринял как угрозу и больше Русановскому не звонил».

«Это спецзаказ!»

Заключенный Ильдар Абдрахманов, находясь в московском СИЗО-4, неоднократно рассказывал членам ОНК Москвы о творящемся беспределе в изоляторе: в том числе об избиении заключенных и вымогательстве у них денег как со стороны тюремщиков, так и со стороны криминалитета. За это тогдашний положенец изолятора Евгений Рожков (Рожок) включил Ильдара Абдрахманова в «воровской прогон», в котором называлось несколько фамилий заключенных. При первой встрече всем арестантам полагалось избивать этих людей и унижать.

В связи с наличием «воровского прогона», СИЗО-4 в той или иной степени обеспечило Абдрахманову безопасность, но после вступления приговора в законную силу Абдрахманова должны этапировать к месту отбытия наказания.

Ильдар Абдрахманов: «Меня вызывает наш опер и спрашивает: есть ли у меня знакомые в московской управе (УФСИН по Москве. — Е. М.)? Я сказал: «Нет, а в чем дело?» Он сказал, что Машкину (Владимир Машкин, начальник СИЗО-4. — Е. М.) звонили очень серьезные люди с мосуправы и что-то происходит. Он спросил: «Ты писал кому-нибудь про «прогон» от Хобота?» (Хобот — Андрей Вознесенский, «вор в законе». Находился в СИЗО-4 вместе с положенцем Рожком. Вознесенский в беседах с членами ОНК Москвы отрицал свою причастность в вышеуказанному «воровскому прогону». — Е. М.) Я сказал: «Нет». И он говорит: «Все-таки раскачалась эта тема!» Я не понял сначала, про что он. Он достал лист бумаги и продиктовал текст. На имя Машкина, что «ставлю вас в известность, что у меня возникла конфликтная ситуация с «вором в законе» Хоботом, он же Андрей Вознесенский. Число, подпись». И он ушел. Через 20 минут меня заказали на этап.

А этап — в Кострому! Ровно туда, где сидит Хобот, в ИК-1 строгого режима в Костроме. То есть с наличием моего заявления и с тем, что адвокат тоже отправил в СК и во ФСИН обращения, что мне необходимо обеспечить безопасность, один хрен, туда, в Кострому.

Ведь это подстава, что меня отправили в колонию к Хоботу. Это спецзаказ! Это месть за все. За то, что изобличил ублюдков. А теперь воюешь и с ОСБ (отдел собственной безопасности. —Е. М.) УФСИН. Если бы я туда приехал, мне бы там не поздоровилось на 200 процентов. Я уверен: это специально сделало московское управление.

Раньше-то мы думали, что Хобот ни при чем, что все это Рожок делал, а Хобот не при делах, он в изоляции, но сейчас выяснилось, что на его счета тоже деньги переводились.

Кстати, Хобота в колонию в Кострому отвозил лично опер СИЗО-4 Хамзат. Он курировал его этаж. Это единственный, кто остался из старой бригады (после серии статей в «Новой газете» о СИЗО-4 там сменился практически весь состав сотрудников. — Е. М.). Он с Хоботом тесно общался, все телодвижения делал, любые: сходить, принести, отдать — все что надо».

Этап на Кострому

Ильдар Абдрахманов: «Сейчас расскажу про этап на Кострому. Я написал заявление про угрозу жизни в пятницу вечером прямо перед отбоем, а сразу после отбоя, в начале одиннадцатого, заходят ко мне в камеру и говорят: «Этап». Я опрашиваю: «А во сколько этап?» Они: «В шесть. Но мне сказали тебя забрать через 10 минут». Это, видимо, чтобы я не успел никому сообщить. Спустили вниз на сборку. То есть всю ночь, с половины одиннадцатого вечера до шести утра, я был на сборке. Там не то что лечь — сесть не на что. Там все заплевано, облевано. Просто стоял всю ночь. Обычно на сборку до этапа спускают за 3 часа, а тут меня почти 10 часов на сборке продержали.

В шесть утра мы поехали на Ярослав­ский вокзал. До Ярославля ехали около 5 часов. Мне дали один сухпаек, ну я его в поезде чуть-чуть съел. Конвой нам сказал: «В пайке есть рагу, не ешьте, вас сейчас пропоносит, а мы гонять не будем, чтобы в туалет вывести». Естественно, всё дают холодным, ничего не подогревается. Когда в суд едешь по Москве, тот же самый сухпаек дают. Курица, рагу, печень и рис. И тоже потом от этой еды в туалет бегаешь. Это установленный факт. Упаковывают эти сухпайки в Рязани на лагере, а производство ФКУ ИК-11 ГУФСИН России по Нижегородской области.

Как прибыли в Ярославль, сразу повезли в Ярославское СИЗО № 1, это от станции 10 минут. Приехали туда, а там начали народ — человек 30 — избивать, который вместе со мной по этапу приехал. Из-за чего били? Да просто любое слово скажешь, сразу начальник зовет: «Часовой!» Такая дура бежит в бронежилете с дубинкой, и всё, сразу дверь закрывают и начинают: бах-бах-бах. Били по всем местам без разбора.

Я стоял на улице у окошка дежурки. Через окошко мне было видно, что подошел майор, сразу забрал мое дело и ушел с ним куда-то. Меня последним заводят, майор говорит: «Прошмонайте его». Ну, прошмонали и запихнули меня в общую сборку со всеми, то есть с блатными. Начали фотографировать. Я выхожу, говорю: «Слушайте, я «красный» (т.е. сотрудничающий с администрацией. — Е. М.), там другой сборки нет?» — «Нет, — говорят, — другой нету, у нас здесь все вместе, просто ты им не говори, что ты «красный».

Потом открывается дверь, стоит какой-то сотрудник, майор, Константиныч, как он сказал, и говорит: «Позвонили люди, наши кураторы в ФСБ. Сейчас они приедут». Приезжают два человека в штатском. Один говорит, что он замначальника управления ярославского, а другой говорит, что он начальник ОСБ, Юра, по-моему. Говорят: «У тебя все в порядке? Короче, через час приходит машина, ты едешь обратно». А везли меня именно в Кострому. На моем деле лист наклеен, и там написано: «Конечная — Кострома».

Все, через час-полтора приехала машина, меня одного погрузили, до «столыпина» (то есть в специальный вагон для перевозки подследственных и осужденных. — Ред.) довезли. И во всем «столыпине» я один ехал. Там столько вопросов было у конвоя. Они же дело смотрят и не понимают, что происходит: только сутки назад поехал — и вдруг обратно…

Привезли обратно в СИЗО-4, а там уже началось… Приходит дежурный помощник изолятора на сборку. «А чего ты, — говорит, — приехал? Чего ты вернулся?»

И меня обратно в мою камеру. Машкин, начальник изолятора, пришел с утра на проверку, говорит: «Чего блатные тебя обратно притащили?» Я говорю: «Я не знаю, кто меня притащил».

Через пару дней. Бойко (Андрей Бойко, сотрудник ОСБ УФСИН по Москве. — Е. М.) вызвал меня в адвокатский кабинет. Но он не опрашивал меня, я ничего не писал, он просто начал задавать мне вопросы. То есть не допрос, не опрос, не под подпись, просто поговорил. Знаете, как он начал разговор? «Что ты здесь делаешь? Ты знаешь, что ты здесь находишься противозаконно? Прямо конкретно с претензией мне. Сказал, что я должен быть в Костроме, и как так получилось, что я оказался опять здесь. Я говорю: «Я не знаю, как так получилось». Мне Бойко говорит: «Чего ты не сказал на сборке, что тебе нельзя в Кострому, скандал не поднял?»

Что за глупости, какой скандал я буду поднимать, что за бред! «Нам сразу позвонили бы, сказали, мы бы тебя сразу сняли с этапа…» — сказал мне Бойко. Я говорю ему: «Представляете, я еду в поезде, дергаю стоп-кран, разворачиваю и еду домой. Ну как я могу что-то решать, если я зэк?» Мне сказали: «Садись сюда, садись сюда, вот я и езжу».

Бойко все продолжал махать шашкой и кричал, что он обязательно выяснит, как так произошло, кто давал кому какие приказы, и он накажет всех, и все будут сидеть. Я говорю Бойко: «А смысл, зачем вы меня вообще вызывали? Давайте на будущее определимся: любые телодвижения, если хотите со мной поговорить, увидеть меня, — это все через адвоката».

А про Хобота он сказал, что якобы с ним был разговор по поводу меня, и он сказал, что типа претензий не имеет. Я говорю: «А где это отображается? Как это можно проверить? А, во-вторых, как бы масса, то есть заключенные, вообще об этом знают? Он мне так и не ответил. Но стал объяснять мне, что то, что сейчас расследуется уголовное дело по СИЗО-4, — это все благодаря ему, что он все это раскачал. Я говорю: «Вам самому-то не смешно? «Ну и все. Он ушел».

Итак, УФСИН по Москве, зная, что заключенному Абдрахманову крайне опасно находиться в одной колонии с вором Хоботом, специально отправляет его именно в это исправительное учреждение. Предположить, что это случайность, невозможно. Повторюсь, члены ОНК Москвы, адвокат и сам Абдрахманов неоднократно обращались с заявлениями о предоставлении заключенному Ильдару Абдрахманову безопасного условия содержания. Вот, к примеру, фрагмент моего разговора с заместителем директора ФСИН РФ Валерием Максименко:

«Гарантирует этот наш руководитель второй (имеется в виду первый заместитель директора ФСИН РФ Анатолий Рудый. — Е. М.) То есть мы с Бояриновым (Валерий Бояринов, заместитель директора ФСИН РФ. — Е. М.ничего не можем пока сделать. Но тот (Рудый) гарантирует, что все меры предпримет и что ничего угрожать не будет. Я, если честно, не совсем понимаю, как это, но вот что делать, мы с Бояриновым еще пока не понимаем просто, что сделать-то.

— А как он (Рудый) может это гарантировать?

— Да вот я тоже сам думаю, как. Вот ну как?

— Ну, его (Абдрахманова) убьют, и тогда куда эта гарантия пойдет?

— Вот другой вопрос. Я тогда буду докладывать руководителю просто, попаду к нему на прием и тогда ему доложу этот вопрос».

Итак, в пятницу вечером Абдрахманова этапом отправили в Кострому, в воскресенье он вернулся в СИЗО-4, но уже в следующую субботу его этапируют в Мордовию. И вновь выбор неслучаен и очень опасен для Абдрахманова. «Мордовия. Меня шлепнут, господи, к кому же обратиться за помощью. Хаджикурбанов там же, в Мордовии», — сообщает своему адвокату Ильдар Абдрахманов.

Сергей Хаджикурбанов—бывший оперуполномоченный УБОП МВД РФ. В июне 2014 года Мосгорсуд признал его соорганизатором убийства Анны Политковской и приговорил к 20 годам колонии строгого режима. Сейчас он отбывает наказание в ИК-5 в Мордовии.

Именно Хаджикурбанов, находясь в одной камере с Абдрахмановым в СИЗО-4 и используя свои связи в МВД, выяснил, что Абдрахманов является агентом ФСБ. Хаджикурбанов, по словам Абдрахманова, избил его и сообщил сокамерникам, что тот работает на ФСБ, тем самым поставив жизнь Абдрахманова под угрозу. После этого разоблачения Ильдара Абдрахманова срочно переводят в другую камеру.

И тут вдруг его отправляют в Мордовию. И вновь случайным совпадением это быть не может. Вначале — Кострома, где сидит вор Хобот, а теперь в Мордовию, к Хаджикурбанову. Все просьбы адвоката и правозащитников этапировать Абдрахманова в другой, безопасный для него регион, ФСИН проигнорировала. Вот еще один фрагмент моего разговора с заместителем директора ФСИН РФ Валерием Максименко: «Мы с Бояриновым все никак не доделаем это дело, потому что отвечает-то у нас Анатолий Анатольевич (Рудый). Вот сейчас с Бояриновым пытаемся поменять ситуацию. Но доводы, ох, слышат люди, в общем-то, всегда, но поступают иногда по-другому».

Ильдар Абдрахманов: «То, что меня в Мордовию этапировали, — это работа Бойко. После того, как меня забрали на этап на Мордовию, это именно он отправил моему адвокату издевательскую эсэмэску: «Ильдарка уезжает».

На днях приходил опер, который здесь, в колонии в Мордовии работает, просил написать заявление, что у меня в колонии все о,кей. Я отказался писать, так как есть угроза…»