400 лет спустя…

Не без трепета ждут жители Ивановской области явления их губернатора Павла Конькова в суде, куда он вызван, чтобы дать показания по делу экс-вице-премьера областного правительства (то есть своего зама) Андрея Кабанова. Дождутся ли? От этого будет зависеть не суть приговора Кабанову (в подобных случаях это обычно известно заранее), но его вес в глазах тех, кому это действительно интересно.

Суд районный, зал маленький, хотя народ сюда и не ломится, внутри пусто. Ошуюю судьи — ​прокурор, одесную — ​экс-вице-премьер со своими двумя адвокатами. Стол на двоих: подсудимому место в клетке, но Кабанова после года домашнего ареста отпустили под подписку о невыезде, и сейчас он стиснут меж адвокатами, как конвоируемый. Адвокаты задают вопросы свидетелям, вскакивают и кипятятся, а ему, привыкшему давать указания, как видно, велено молчать: это не его партия.

Совсем другая картина в городской библиотеке, куда кандидат исторических наук Кабанов в свободный от суда день, в субботу, пришел прочесть лекцию: зал полон, и еще тащат стулья из соседних кабинетов. Конек Кабанова в этой ипостаси — ​смутное время на территории нынешней Ивановской области. Вообще, историки выделяют несколько главных причин «смуты»: экономический кризис, вызванный жуткими поборами и опричниной, борьба центральной власти против боярских привилегий (по нынешнему — ​с коррупцией) и проблемы престолонаследия. Когда Иван Грозный, державший всех в узде, умер за шахматами в 1584 году, оказалось, что царь Федор Иоаннович не больно-то способен его заменить; другого сына царь убил, а младшего царевича Дмитрия, 8 лет от роду, похоже, все-таки зарезали в 1591-м в Угличе, хотя официальная версия гласила, что он сам, играя, наткнулся на нож.

К тому времени уже началось. Как говорится в одной из двух подаренных мне книжек Кабанова, Смута «характеризовалась сумятицей общественного сознания, «нестроением» и «шатостью» политических, социальных и идейных ориентиров». Его самого как историка интересуют земляки — ​исторические персонажи второго плана: «Большинство из них к началу Смуты представляло низы государева двора, и Смута стала для них трамплином».

Смута, на самом деле, намного интереснее, чем уголовные дела против вице-премьеров ивановского правительства, но прежде чем развивать далее эту тему, нам с Андреем Кабановым надо еще вернуться в суд.

Темный лес

«Дело Кабанова» Следственный комитет, словно елочку, привез «из лесу». Был там один лесничий, который приезжал в Иваново на «Лексусе» и платил взятки начальнику Комитета по лесному хозяйству Александру Жукову — ​якобы за «ССР», то есть за выделение зон «сплошной санитарной рубки». Лесничий дал показания на Жукова, а тот в «явке с повинной» рассказал, что дань за выгодные и плохо контролируемые «ССР» в общей сумме 8 млн рублей он передавал вице-премьеру Кабанову, кладя по его указанию пакеты с деньгами на тумбочку в его кабинете.

Вице-премьера Кабанова вызвали на допрос в августе 2015 года и предложили: признаешься — ​под домашний арест, а не признаешься — ​в СИЗО. Хотя с деньгами в руках его никто не ловил, Кабанов раскололся, но при этом рассказал следствию, что деньги эти он себе не брал, а расплатился ими с ведома тогда еще и.о. губернатора области Конькова с некими социо­логами из Москвы — ​в рамках кампании по губернаторским выборам, назначенным на сентябрь 2014 года.

Если бы лесничий, Жуков (считавшийся до этой истории «человеком Кабанова») и сам Кабанов пошли по одному и тому же делу о незаконной рубке леса и хищении лесной продукции, все было бы понятно. Но Кабанов на последней своей должности никакого отношения к лесу не имел, он координировал связи губернатора с правоохранительными органами (которые его в итоге и повязали), ведал вопросами внутренней политики и, в частности, возглавлял предвыборные штабы на выборах различного уровня и в течение нескольких лет. Ему предъявляется не «лесное» дело, которое приторможено, а взятки, в которых Жуков и лесничий (тоже под подпиской о невыезде) сейчас и уличают его перед судом.

Отсюда вырастают два ряда вопросов. Один ведет в лес: как там что делалось и что такое «ССР». А другой — ​к губернатору и далее в Москву, откуда, со слов Кабанова, ему и были «рекомендованы» социологи. Следуя в этом направлении, полагалось бы провести экспертизу стоимости социологии (отчеты о которой имеются), и если она меньше 8 млн руб­лей, например, раза в три, спросить: где ж остальное? Присвоить все 8 миллионов на такой должности Кабанов точно не мог бы, что-то кому-то он так или иначе передал — ​хотя, будем честны друг с другом, какую-то сумму мог оставить и себе «за работу». Но какую именно и кто это «санкционировал»?

Лесничий и Жуков дали показания, и «лесная тема», в общем, закрыта. Теперь настал черед тех свидетелей, которые в курсе работы избирательных штабов, а это всё лица, занимающие или занимавшие в ивановском правительстве не последние посты. Большинство из них под предлогом высокой государственной занятости в суд не приходят, и судья просто зачитывает их показания, данные год и более назад на следствии. А, например, вице-губернатор Виталий Ильюшкин пришел: через день после того, как неделю назад уволился с должности по собственному желанию.

На вопрос защиты, известно ли ему о существовании избирательного штаба и что это такое, Ильюшкин ответил, что таких штабов было даже два: при правительстве и при партии «Единая Россия», но их работа ничем не была регламентирована. Там Кабанов проводил совещания, но решающее слово принадлежало «политтехнологам из Москвы». Что-то им, конечно, платили, но деталей он не знает — ​«не его вопрос».

В таком же духе: «Не помню», «Не знаю», «Не мой вопрос», — ​звучат и все показания других лиц касательно неуловимого «штаба». Губернатор в суд, конечно, не придет, и защита не получит возможности задать ему неудобный вопрос о деньгах, но, раз он вызван как свидетель обвинения, судье, конечно, придется зачитать ровно такие же его показания на следствии: «Не знаю, не мой вопрос»…

В этом девственном неведении мы позволим себе, однако, усомниться, тем более что в Иванове это не единственное дело о выборах и деньгах.

Миллионы из «Едра»

«Делу Кабанова» исполнился ровно год, когда в августе 2016-го тогда еще вице-губернатор Виталий Ильюшкин позвонил главному редактору телеканала «Барс» Сергею Кустову и предложил 8 млн рублей от партии «Единая Россия» за освещение кампании по выборам в Госдуму. По словам Кустова, такая схема не была для него новой, но с Ильюшкиным у него сложились непростые отношения, в том числе на почве конкуренции между их структурами в рекламном бизнесе. Он несколько раз предлагал такие способы передачи денег, при которых ему самому не пришлось бы брать их в руки, но в конце концов все-таки взял 4 млн предоплаты и был тут же задержан с ними в региональном штабе «Единой России».

Оперативники, реализовавшие эту комбинацию, очень удивились, когда Кустов рассказал им, что это (увы!) многолетняя практика, что предложение Ильюшкина он сразу обсудил с собственником канала (производителем экскаваторов «Кранэкс») и если бы не довез до кассы хотя бы рубль, был бы тут же уволен, поэтому на этот день даже заказал инкассацию из банка. Дело Кустова еще расследуется — ​возможно, следователи не знают, что делать с «прослушками» его разговоров с Ильюшкиным: там много такого, что политики обычно стараются не афишировать.

Кстати, СМИ тоже стараются это не афишировать, но все это, единожды тронутое ради каких-то, по-видимому, совсем других целей межклановой борьбы, в Иванове всплывает и лопается пузырями то тут, то там.

В течение трех дней в начале сентября 2016 года восемь газет в Ивановской области: областная, городская, три муниципальные, три частные и еще один вроде бы оппозиционный сайт, — ​посвятили свои публикации местному координатору движения «Голос» Ирине Мальцевой. Мало кто удостаивался тут такого внимания: в частности, о делах Кабанова и Кустова те же газеты — ​ни гу-гу.

В шести случаях заметка имела один и тот же заголовок: «Голос заголосил зря», совпадали и подзаголовки, и текст: «После прекращения финансирования из США… крупные суммы наличными ввозятся из Литвы посредством курьеров». (Опять из Литвы! Оттуда же валили и полки Лжедмитриев.)

Залп по Мальцевой был вызван ее активностью как члена избирательной комиссии в одном из районов, где она помогала кандидату на довыборах в облдуму. Среди подписей, собранных в поддержку конкурентов от непроходных партий (спойлеров), Мальцева обнаружила поддельные: по адресам, указанным в подписных листах, такие люди или не проживали, или, если проживали, утверждали, что ничего не подписывали. Телеканал «Барс» (чей главный редактор был под подпиской о невыезде) проехал по тем же адресам, снял дом без крыши, откуда произошла часть подписей, а объяснения тех, кого все же нашел, записал на камеру.

Между тем Мальцева, посмотрев, кто собирал эти липовые подписи, обнаружила совпадение имен и фамилий сборщиков с известными ей данными функционеров молодежного крыла «Единой России» и служащих ивановской администрации (где, кстати, могли быть и списки избирателей). Подделка подписей избирателей — ​это состав статьи 142 УК РФ, но это дело Ивановский следственный комитет все никак не соберется возбудить.

А ведь смотрите, какая цельная складывается картина. Выборы проводятся в разное время и разных уровней, но схема закольцовывается. Вот Кабанов собрал деньги якобы на социологию, но многовато. А вот, допустим, сборщики подписей (хотя они, разумеется, будут на голубом глазу это отрицать) получили сколько-то за свой опасный труд по их фальсификации. А вот ивановские газеты вслед за «Барсом» поимели сколько-то даже не за труд, а только «за срам» — ​за перепечатку пасквиля про «иностранного агента Мальцеву», присланного из избирательного штаба одной известной партии — ​этот факт прослеживается в их переписке по электронной почте, хотя редакторы станут утверждать, что сделали это из любви к искусству.

Ящик «из-под ксерокса»

Собственно, за аналогиями нет нужды залезать в русское Средневековье. 19 июня 1996 года, в разгар кампании «Голосуй или проиграешь!» в рамках вторых выборов президента РФ, два члена предвыборного штаба Бориса Ельцина были задержаны при выносе из Белого дома в Москве коробки из-под бумаги «Ксерокс» с 538 тысячами долларов. Дело о «коробке из-под ксерокса» никакого законного развития не получило, а закончилось отставкой инициаторов задержания — ​оно ведь и не имело отношения к борьбе с коррупцией в правовом смысле слова: просто одни участники в рамках всем им известной практики хотели съесть других, но судьба переменчива, и они оказались «съедены» сами.

Практика финансирования выборов разных уровней «черным налом» была тем самым «как бы» легализована, но, как ни удивительно, сколько хватает памяти, больше таких явленных примеров в новейшей российской истории не встречалось — ​вплоть до «дела Кабанова», которое сейчас слушается в ивановском суде.

Критики, которые будут читать эти строки самым пристальным образом, в том числе там, откуда Кабанову были «рекомендованы» эти самые социологи, могут тут потребовать более четких доказательств: схем, расписок, номеров счетов в России, а то и за рубежом. Мы бы тоже хотели это знать, но скорее это мы вправе потребовать того же от государства: ведь начиная с истории с «коробкой» это оно, государство, сознательно не задействует или тормозит те следственные механизмы, с помощью которых эти схемы только и могли бы быть установлены.

Это же «черный нал»: источники его многочисленны и разнообразны, и, конечно, из «ивановского леса» вытек только один из множества маленьких ручейков. Эти «черные», то есть чаще всего криминальные, деньги, будучи вброшены в механизм выборов через нигде в законе не прописанные «штабы», оказываются «серыми», как бы легитимными — ​между своих. Но никакие счета или расписки на поверхности не используются, установить пути поступления и распределения денег можно только методом настоящего следствия с перекрестными допросами и очными ставками, да и то лишь приблизительно. Но кроме нас это разве нужно кому?

Возобновляющаяся игра в «выборы» на деньги внушительного теневого бюджета, которые в одно и то же время и криминальны, но и как бы законны (отмыты) между своих, по правилам, которые никем не писаны, но позволяют с кого надо спросить, — ​это в одном флаконе и демонстрация лояльности, и распределение премий за нее. Но в этой игре еще полагается ставить друг другу подножки, благодаря чему и нам тоже иногда удается что-то разглядеть внутри.

Модель «коробки из-под ксерокса» приобретает, таким образом, вид «черного ящика»: почти всегда зная, что выскочит в виде результата (выборов), мы не можем наблюдать процессы, происходящие внутри. Мы можем только поставить вопрос, что для чего заведено: коррупция ли обслуживает выборы, или выборы легализуют коррупцию? Впрочем, определенный смысл есть и в них самих: возобновляющиеся выборы — ​это режим управляемой смуты «лайт», такой способ удержания ситуации под внешним контролем, но всегда только временно.

Долетающие до нас сигналы изнутри «ящика» как раз и появляются только в условиях «смуты». Так было в 1996 году на общероссийском уровне, то же самое происходит в Иванове, после того как в ноябре 2013 года «призванный к государеву двору» отсюда уехал (занял пост федерального министра) губернатор Михаил Мень. Тут возникла проблема, сходная с той, что и с Федором Иоанновичем после смерти Грозного: при слабом наследнике активизировались скрытые претенденты «на престол». Угадать, чьи именно уши торчат за той или иной комбинацией, не берутся даже здешние аналитики, но Следственный комитет и ГУВД играют здесь ту же роль, что в старинной смуте поляки и шведы: федеральных ратников склоняют, подкупают, договариваются, их руками душат друг друга местные бояре.

В хаосе смуты — ​в этом историк Андрей Кабанов совершенно прав — ​интереснее всего оказываются «персонажи второго плана»: такие, как он сам. Сумма их чаще всего не просчитанных, азартных и интуитивных действий скоро определит, как лягут карты истории, кого они выкинут «к трону», — ​как 400 лет назад, в общем, вполне незаслуженно и случайно «выскочил» из колоды царь Михаил Романов.

«Кабанчик»

Андрей Кабанов родился в семье агронома, а затем председателя райисполкома в поселке Лух и здесь же окончил школу. Во времена, исследованием которых позже займется историк Кабанов, Лух был большим укрепленным городом — ​грабя, убивая и насилуя, сжигая дотла посад, за него вели битвы войска Шуйского и Тушинского вора. Но теперь тут раз в год отмечается только «праздник лука», и утраченное величие (ресентимент), наверное, тоже наложило отпечаток на личность Кабанова.

Еще студентом старших курсов истфака Ивановского университета в начале 90-х он был избран депутатом областного совета, весной 91-го вступил в КПСС, но лишь затем, чтобы через несколько месяцев выйти. Впоследствии Кабанов состоял в «ДемРоссии», в «Единстве», в 2004 году вместе с Павлом Коньковым вышел из «Единой России», вступил в «Правое дело» и снова по его спискам попал в областную думу, но в 2008-м Мень путем «самороспуска» эту думу сверг.

В 1998 году Кабанов защитил диссертацию по теме: «Кооперация по переработке и сбыту сельскохозяйственной продукции в СССР в 1921–1926 гг.», но возглавил в родном Лухском районе ОГУП «Ивлеспром», который вскоре был приватизирован. В 2009 году он занял должность председателя Комитета по лесному хозяйству, так что «санитарные рубки» — ​дело ему известное, но в начале 2011 года вдруг попал на должность Уполномоченного по правам человека в Ивановской области. Но и это славное дело он без сожаления бросил, когда новый губернатор Коньков предложил ему должность первого зама своего правительства.

Наличных денег при обыске у Кабанова было изъято 200 тысяч вместе с валютой, зато следствие описало и увезло 119 картин ивановских художников. Со слов одного из его адвокатов, присутствовавших при обыске, Кабанов переживал больше всего даже не за картины, а за ветхую «ревизскую сказку» — ​перепись населения середины позапрошлого века родного села Лух.

Я начал наводить справки о Кабанове еще накануне поездки в Иваново: спросил его однокурсников по Московской школе политических исследований (признана «иностранным агентом»), которые отзываются о нем очень хорошо. Вспоминают его добрым словом и коллеги — ​региональные уполномоченные по правам человека, да вообще никто не говорит о нем плохо, кроме свидетелей по делу.

Наконец, насколько я в этом понимаю, Кабанов хороший историк: работающий с источниками и не пытающийся выжать из них то, чего там нет. Но если ты историк, зачем ты полез в лес, оттуда в правозащитники, а потом в вице-премьеры? Так я мучился над загадкой Кабанова, пока меня не выручил Алексей Машкевич — ​ивановский независимый (насколько тут это возможно) и в самом деле хороший журналист. Уже лет двадцать зная Кабанова, он описывает его путь как «синусоиду». «При этом, — ​замечает Машкевич, — ​когда Кабанов внизу, он просто душа-человек, но стоит забраться повыше — ​начинает чваниться и борзеть». Сейчас он снова «внизу», и самое время ему помогать, тем более что здесь он вызывает скорее симпатию.

В конце концов, в суде на его стороне — ​презумпция невиновности, которая велит трактовать в пользу подсудимого все «неустранимые противоречия». Следствие же по какой-то причине не захотело их устранить? Так за что ж с Кабанова спрашивать?

В школе и на истфаке, конечно, у него была кличка «Кабан». И дело не только в фамилии, но и в настырности, и в некоторой, что ли, бестактности — ​появлявшейся, когда он пер напролом. Но он ярко выраженный «персонаж второго плана», поэтому пусть будет не «Кабан», а так — ​кабанчик.