На какую-то минуту мне показалось: это — судьба. Придумала рубрику о людях — «Соседи по человечеству». Написала про бабу Катю. Она пришла ко мне слушать текст (сама не видит). Пожаловалась, что на улице холодно, ноги мерзнут. Плохие сапоги у нее — рваные китайские дутики. А у нас один размер — 35-й, отдала ей свои. Но, когда она мерила, сломались бегунки: руки-то старые. Срочно понадобился Ваган (в переводе с армянского «ваган» — «щит»).

Мы так и не смогли точно вспомнить: сколько лет знакомы с ним? Но Ваган помнит меня беременной, а это значит — не меньше 15 лет. Все эти годы я знаю, что он — отменный сапожник, золотые руки и из того же материала — сердце. А он никогда не знал, кто я. И, немного робея, я просила его — стать моим героем. Ваган усмехнулся:

— И я стану знаменитостью? Про меня уже писали один раз. Это был 1984 год. Я учился в 10-м классе. Впервые случайно победил на какой-то олимпиаде. Ко мне приехал корреспондент из газеты «Комсомолец», разговаривал со мной. А потом мне показали газету. Я прочитал и побежал в киоск. Скупил там всех «Комсомольцев», на сколько хватило денег.

— Много?

— Тогда газета стоила 2 копейки, а я купил на 3 рубля.

В Ленинград Ваган переехал из Еревана.

— Знаешь, как там жили? 30 минут в сутки давали свет, и ты не знаешь: когда дадут? А дадут — хочется и телевизор посмотреть, и утюг включить — одежду погладить, и что-нибудь приготовить, и ребенку (дочке тогда был год) мультик показать — все хочется, и счетчик летит. Пока ты его делаешь — 30 минут прошло.

Сначала Ваган переехал сам, а потом перевез жену и дочку:

— Лето 1993 года, как раз в то время деньги меняли. Я сажусь в поезд, а по радио объявляют: «За три дня надо поменять деньги». А я три дня буду в поезде. У меня 16 тысяч рублей было. А жареная курица тогда 1000 рублей стоила. Я купил на перроне 16 кур. Сел в поезд и уснул. Через день бабушка одна меня будит: «Вы живы?» Я встал, посмотрел на наш вагон (у нас плацкарта была): слева, справа, спереди соседи… все курицу кушают. 16 кур надо было кушать!

К 1993 году у Вагана были две профессии — токарь и механик. А работы в Ленинграде не было.

— Тогда я устроился в обувную мастерскую на Московском проспекте, — говорит Ваган. — Там я видел королеву Великобритании: машина — красная, все окна — светлые, незатемненные, она в красной шляпке, в красном пальто, ровно сидела. Ельцина видел.

Так Ваган стал сапожником.

— Другой работы нет. А это — чем не работа? Не ворую, сижу работаю. Я в жизни все пробовал, кроме воровства. Главное — не просить деньги. Надо работать. Работа моя нужна — все-таки люди одеваются, обуваются. А так все работы — хороши. Вот ко мне парень ходил, все хвастался: «Да у нас в компании», «Да я в таком престижном месте работаю». А потом я встретил его в «Икее» — он там служил охранником. Я поздоровался, пожал ему руку. Но после этого он ходить ко мне перестал. А чего стесняться?

Ваган убежден: если что-то делать — то надо делать на совесть или вообще не браться. Когда обувь не подлежит ремонту, он ее не принимает.

Однажды у меня сломалось металлическое кольцо на сумке. Конечно, я принесла ее Вагану. Он сказал: «Гарантировать не буду, но постараюсь». Старался он очень — не возвращал сумку месяц. Кольцо было особенное, Ваган его искал, объездил весь город, и всякий раз, когда я приходила к нему, утешал: «На этом складе тоже нет, но я знаю еще один». Через месяц нашел то, что нужно, с меня взял 50 рублей — столько стоило кольцо, на поездки он истратил в десять раз больше.

Официально рабочий день у сапожника до 20 часов, реально: до 22—23. У него никогда не бывает отпуска и три выходных в году:

— 1, 2, 3 января, и еще — если заболеешь или случится что. Когда умер отец — поехал в Армению. Брат умер — поехал тоже. А так, чтобы в отпуск, — нет. Если я один день на работу не выхожу — иду в минус. Аренда душит.

Каморка Вагана — 5 квадратных метров. Но это — полсекции в торговом центре на окраине Питера! Аренда секции стоит 30 тысяч рублей в месяц. Ваган свою секцию делит со швеей Наташей — на двоих по 15 тысяч в месяц. Наташа приносит Вагану к обеду булку. Он греет ей чай.

— От работы не устаю, сидеть устаю, — говорит Ваган. — Целыми днями один. Четыре стенки. Даже в армии было разнообразие.

В армии (в 1985 — 1987 гг. — Н. П.) мы строили академию Генерального штаба в Москве. У нас начальник участка молодой был. Он ходил и на всех орал: «Завтра приду, чтобы все было сделано!» Он орет, и все его молча слушают. А я говорю: «Вы просто покажите — как, завтра придете — все будет сделано». Он притих, смотрит на меня: «Как фамилия?» Я говорю: «Это — не важно. Вы покажите — как, мы сделаем. Орать все могут. Если погоны позволяют, все орут. А пример никто не показывает».

Сегодня у Вагана двое взрослых детей: дочь (24 года) и сын (21), живут с родителями (больше негде):

— Я так говорю: дочь — армянский разлив, в Ереване родилась, сын — петербургский разлив — он здесь родился.

Оба выучились, дочь работает учительницей начальных классов, как бабушка (мама Вагана — учитель русского языка и литературы в Ереване). Сын — резчик по дереву, но найти работу по специальности пока не может.

— Везде нужен стаж, — объясняет отец молодого специалиста. — А как будет стаж, если никуда не устроиться? Ищет теперь не по профессии. А когда сын в колледж поступал, он был единственный нерусский, но все хотели его видеть на курсе, потому что у него была единственная «пятерка» по русскому языку.

В Армении у Вагана дом (мама, сестра, два брата). А в Ленинграде своего жилья никогда не было. И сейчас нет. Два года назад он купил 2-комнатную квартиру в строящемся доме за городом — в поселке имени Свердлова. В этом году дом обещают сдать.

— Я просто у людей в долг взял. Нет, не в банке, не под проценты. Это — риск. Мы живем в нецивилизованной стране. Есть такое французское имя — Жопен. Мы живем в стране под названием «Жопен».

Ваган думает о людях.

— Везде, где мы когда-нибудь снимали квартиру, — продолжает он, — мы всегда с соседями были в очень близких отношениях. Так еще родители нас учили: самые близкие родственники — соседи. Они рядом. Говорят: одной рукой лицо мыть трудно, а двумя руками уже легко. Люди должны жить друг для друга. Вот электростанция вырабатывает свет. Мы тоже, как станция, должны вырабатывать добро. Чем больше хорошего друг другу будем говорить и делать, тем хорошего будет больше. Что мы делаем — в том и живем.

Свои три январских выходных Ваган провел с людьми — самыми дорогими. В душевной компании, даже выпил. Обычно он не пьет. Но как-то раз что-то случилось (уже не помнит, что) ему приспичило купить бутылку водки.

— Вечером, после работы, я зашел в «О’Кей» за водкой, — рассказывает он. — Продавец на кассе у меня спрашивает:

— Вы на время смотрели?

Говорю:

— Смотрел. А что?

— Алкоголь после 22 часов не продают! Вы что, с Луны?!

— Почти, — улыбнулся Ваган и вернул бутылку.