6 декабря выход из метро «Охотный ряд» был снова перекрыт: в Колонном зале 780 делегатов 9-го Всероссийского съезда судей ждали президента. Несколько дней назад в своем послании Федеральному собранию слово «суд» он использовал один раз: в контексте того, что «не надо делать шоу» из борьбы с коррупцией, и до решения суда называть преступником никого нельзя. Но эта не новая мысль была адресована суду лишь косвенно.

Выступление президента перед судьями на съезде заняло чуть менее 7 минут. Общий тон был тот же, примирительный: в целом все штатно. В предложении: «…правовое поле меняется очень быстро, может быть, слишком быстро…», — Путин, чуть запнувшись, выделил слово «слишком» интонацией: наверное, в лежавшем перед ним тексте его не было. Но это опять сигнал не судьям, а, скорее, Государственной думе.

Выступавший вслед за президентом Председатель Конституционного суда говорил о том, как хорошо, что при объединении Верховного и Высшего Арбитражного судов (в феврале 2014 года) статус Конституционного суда не тронули. «А предложения такие были», — вскользь проговорился он. Наверное, они и до сих пор есть — иначе зачем бы Валерий Зорькин стал вспоминать об этом в присутствии Владимира Путина?

Председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев свое примерно 20-минутное выступление прочел строго по бумажке, ни разу не поднял глаза в зал, так что стоящая против трибуны камера показывала только его аккуратный пробор. Как и во всех своих предыдущих, сколько я их помню, выступлениях, он сыпал судебной статистикой. Ничего не меняется, только статистика. А может, и она не так уж сильно меняется: ведь статистика — лукавая вещь. Главное — не сказать лишнего. Не буди лихо, пока тихо: судьи люди негромкие, эксцессов не любят.

Он говорил о непосильной нагрузке на судей, о традиционной гуманизации и об изменениях в законодательстве, но все это представляет интерес скорее для специализированных изданий.

которые в последнее время сражаются за власть, за передел финансовых потоков и собственности не на жизнь, а насмерть. И всё ведь руками судей: по закону только у суда есть монополия на государственное насилие.

За каждым из арестов, а также обысков и прослушек — подпись судьи (как и под решениями по арбитражным делам, цена которым часто — миллиарды). Большие люди дерутся, подставляют и сливают друг друга, а судьи все это подписывают молча. Кто у них ни попросит санкцию — тому и подписывают: и тем, и этим. А сами-то они, конечно, никому не враги…

В 2011 году по инициативе самих судей в судах была введена апелляционная инстанция, но одновременно из подсудности областных и равных им судов, а заодно — также и из компетенции суда присяжных выпало около 20 статей УК, в том числе: о даче и получении взяток, о провокации взятки, о коммерческом подкупе, о незаконном привлечении к уголовной ответственности… Если бы эти дела по-прежнему по требованию подсудимых рассматривались судом присяжных, тогда, наверное, нынешняя вакханалия подстав и посадок была бы невозможна, масштаб провокаций не был таким угрожающим… в том числе и судьям.

Наверное, многим из них приходит в голову эта запоздалая мысль: послушный суд в конечном итоге не защитит никого.

Упомянул президент вскользь и об особых требованиях к судейским кадрам, вспомнил про квалификационные коллегии судей. Коррупционные скандалы в судейской среде пока удается гасить под ковром (как в Воронежском областном суде в мае этого года — см. «Новую» от 23 мая). Но трудно представить, что «шоу», о котором говорил президент и в котором судьи пока играют свои роли «без слов», рано или поздно не коснется и их рядов.