Утром того дня в атриуме Эрмитажа люди в военной форме с трибуны рассказывали о разнообразии форм гуманитарного разминирования. О том, как сложно было спасти то, что осталось от Пальмиры, какими классом мастерства надо было обладать, чтобы больше не пострадали ни памятники, ни люди. Обсуждалась проблема, вышедшая сейчас на острие внимания всего мира — права уничтожаемой культуры; о них когда-то неусыпно пекся академик Лихачев, составляя свою декларацию, будто провидел гуманитарные катастрофы будущего тысячелетия. Ни из каких углов Петербургского форума в этом году не доносился раздражающий запах «запрещенки»: иностранные гости и целые делегации были естественной частью собрания, деловые соглашения подписывались с Востоком и Западом, от Китая до Афин, дискуссии велись свободно, и под сводами реконструированного Генштаба возникал обманчиво мягкий климат культуры как пространства без границ.

Именно этот фон безошибочно выбрал Владимир Путин, чтобы подать культурному сообществу несколько важнейших сигналов. По сути, главным событием форума стал совет при президенте.

На сей раз встреча президента с первыми лицами российской культуры оказалась отмечена несколькими принципиальными новациями. В самом начале Путин резюмировал дискуссию об угрозе цензуры, которая лесным пожаром захватила сообщество с подачи Константина Райкина: «Принцип свободы творчества считаю абсолютно незыблемым. Однако у всех свобод всегда есть вторая сторона: ответственность».

А дальше слово получил Евгений Миронов, только что отметивший свой первый «юбилей». Монолог Евгения Витальевича (похоже, уже становится актерской традицией «истину царям с улыбкой говорить») был построен по классическим законам жанра: начат с позитивных примеров, развит грядущей законодательной инициативой, а завершен тревожным «кое- где у нас порой» на примере запрещения рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда» в Омске. Министр культуры Владимир Мединский был призван к ответу и пообещал разобраться.

Совет пошел своим чередом, а социальные сети взорвались, как им и положено. Машина социального негодования у нас всегда наготове. Основной вопрос либерального сетевого сообщества: можно ли вообще разговаривать с этой властью, — Миронов для себя давно и успешно решил: разговаривал и разговаривать будет, и плоды диалога прочно вплетены в его лавровый венок. Но вот то, что президент упомянул «Шарли Эбдо» в контексте разговора о культуре, совсем не случайно.

Путин напомнил, что в дзюдо «есть высшая оценка — иппон. Знаете, что написано было всегда в правилах, за что дается иппон? Бросок должен быть переведен сильно и быстро… выработаны определенные критерии, и они соблюдаются в профессиональном сообществе. Не дай бог, где-нибудь на больших соревнованиях нарушить…»

Можно ли применить в театре принципы дзюдо? Выработать четкие оценочные критерии, что можно, а чего нельзя? — так, если опустить нюансы, поставлен вопрос по итогам обмена мнениями между главой государства и одним из первых артистов страны. Вроде бы деятелям культуры дан знак: успокойтесь, граждане художники! Мы сами не хотим вмешиваться, но считаем необходимым обозначить правила игры. Непростая задача, но было бы очень хорошо, если бы не мы, а вы смогли это сделать.

Что президент в итоге дал Миронову — отпор или карт-бланш? — гадают теперь комментаторы. Возможность разработать эти самые новые правила при горячей поддержке Государственной думы, куда уже внесен закон о вандализме? Или, напротив, после этого диалога невнятное варево, булькающее между злонамеренными активистами и жаждущими самовыражения артистами, отвердеет в бетонные берега запретов — шаг влево, шаг вправо?

Предельная сложность ситуации в том, что границы сегодня невозможно установить с государственной определенностью — слишком быстро меняется мир, слишком зыбки любые установления в новых обстоятельствах места и времени.

Валерий Фокин предложил создать ареопаг из самых уважаемых людей театральной среды — для решения актуальных проблем. Любовь Духанина призвала не сокращать программу классики для школьников.

Показалось, над снежным Петербургом пока еще слабо, не долетая до бескрайних просторов родины, повеяло либерализмом. Показалось, вот она — иллюстрация к словам Де Голля: «Европа — это пространство от Атлантики до Урала». На пороге — канун: год перед выборами, и стрелка кремлевского барометра, подрожав над разного рода аномалиями, неуверенно останавливается на отметке «потепление».

Но тут ход совета, который, по свидетельству участников, шел свободно, импровизированно, в интонациях мягко-деловитых, грубо нарушил Александр Сокуров, взмолившись о милосердии для Олега Сенцова.

Что ж, «неприличное поведение» знаменитого петербургского кинорежиссера было молением о милосердии.

Сокуров произнес «Милосердие выше справедливости!», перефразируя покойного Алексия II «Выше справедливости лишь прощение». Но на сокуровское «Умоляю!» — Владимир Путин ответил примерно то же, что Глеб Жеглов в кино: террорист должен сидеть в тюрьме!

Итак, все остается на своих местах. Сто с лишним лет назад Чехов пообещал устами Сони: «Милосердие наполнит мир».

Придется, похоже, подождать.