Я не знаю людей, кто бы называл его по имени-отчеству: Александр Ильич. Только — Алик. Он не был высокомерен. Он был легок, азартен, любознателен, распахнут, его интересовал собеседник — с первой и до последней минуты разговора, а не только то, что в этом разговоре скажет он сам. Он был очень не похож на «типичного диссидента», человека, отдавшего всего себя борьбе, и оттого обладающего истиной в неотменяемой инстанции, человека, не просто получившего откуда-то свыше право строго судить других, но и охотно пользующегося этим правом.

Мне кажется, что резких, однозначных оценок людей и событий он тщательно избегал.

И еще. В узком кругу людей, когда-то объявленных врагами бесчеловечной власти, вышвырнутых этой властью из «нормальной» жизни, конечно же, отношения были непростыми. Не все они любили друг друга и не всем прощали даже самые мелкие ошибки и изъяны характера.

Алик Гинзбург не только сам ни с кем не сводил старых счетов. Никто из соратников, как бы далеко ни развела их судьба, не сказал ни одного худого слова о нем. Похоже, что его любили все.

Я несколько раз встречался с ним уже в самые последние годы его жизни. Он производил впечатление маленького и хрупкого. Уже потом я узнал, что в юности он профессионально занимался греблей, так что в лагере даже уголовные авторитеты предпочитали с ним не связываться. Но у него были три «ходки», и после них у Алика осталась только четверть легкого…

Он был подлинным интеллигентом и всю жизнь вел себя безупречно по-интеллигентски. Он не врал и не юлил — даже в противостоящей ему Системе. Его единственным оружием было Слово. И на всей своей самиздатовской продукции начиная со знаменитого «Синтаксиса» (альманаха запрещенной тогда поэзии) он обозначал: составитель А. Гинзбург, и даже указывал адрес и телефон. А в 1967-м «пятую закладку» «Белой книги» с материалами о позорном процессе против Синявского и Даниэля сам отнес в приемную госбезопасности: выпустите Даниэля с Синявским, а я не отдам книгу на Запад. Наивно, конечно. Но сломать или даже согнуть этого наивного человека не удалось ни следствию, ни суду, ни лагерям: ни разу Гинзбург ни в чем не покаялся, ни разу никого не «назвал», ни разу не отступил от позиций, которые защищал.

Таких во все времена немного.

В 1971-м эмигрантский «Посев» выпустил аккуратный томик, «Процесс цепной реакции», посвященный откровенно фальсифицированному суду над Гинзбургом, Галансковым, Добровольским и Лашковой (Гинзбургу инкриминировалась эта самая «Белая книга», расцененная как клевета на советскую власть, хотя опровергнуть содержащиеся в книге факты никто даже не пытался).

Отдельную главу в томике занимают подлые и лживые статьи в тогдашних «Комсомолке», «Литературке», «Известиях». Авторы топтали осужденных, прекрасно зная, что те ничего возразить и ничего опровергнуть не могут. Значит, спокойно можно «вешать» на них даже то, о чем ни слова в ходе процесса не говорилось, и тем более в приговор не попало. Значит, можно безнаказанно называть их «иностранными агентами», вставшими на путь измены Родине за жалкие долларовые подачки, сочинять несовершенные ими преступления и даже объяснять мотивы…

Надо ли специально подчеркивать, что ничьим агентом Гинзбург не был и жалких долларовых подачек не получал? Но когда после выхода на Западе «Архипелага» Солженицын решил все гонорары за книгу переводить в специально создаваемый «Русский общественный фонд помощи преследуемым и их семьям», первым распорядителем этого фонда он попросил стать Гинзбурга. Именно потому, что можно было быть стопроцентно уверенным: ни единой копейки к этим рукам не прилипнет…

Потом Алик Гинзбург был в числе основателей Хельсинкской группы, занявшейся мониторингом выполнения Советским Союзом взятых на себя обязательств по соблюдению прав человека. Но с правами человека в СССР все было отлично безо всякого мониторинга, и именно поэтому Гинзбург был в очередной раз арестован, получил очередные восемь лет строгого режима, и через два года вместе с еще четырьмя диссидентами его обменяли на двух советских разведчиков, взятых в США.

Уезжать он никуда не хотел. Но его не спрашивали.

Оказавшись за границей, Гинзбург сначала жил в Америке, потом во Франции. Руководил русским культурным центром в Монжероне, затем, с середины 1980-х годов и до октября 1997 года, работал в качестве обозревателя газеты «Русская мысль»: делал еженедельные, обычно на две полосы, обзоры «Хроники текущих событий».

12 июля 2002 года Александр Гинзбург скончался в Париже. Похоронен на кладбище Пер-Лашез.

Таких, как он, России не хватало всегда.