— В чем, на твой взгляд, главное отличие той Думы, в которую ты пришел в 1999-м, от той, из которой ушел в 2016-м?

— Отличия разительные. Тогда было ощущение, что ты можешь что-то менять, что от тебя что-то зависит. Тогда я всегда мог свою позицию изложить. По меркам сегодняшнего дня демократизм был неслыханный. Конечно, на компромиссы какие-то идти приходилось и тогда. Но при этом хотя бы можно было вульгарно торговаться. Например, когда был внесен закон о назначении губернаторов, я был против и сразу сказал, что голосовать за закон не буду. И мой голос в результате купили — ​за 150 миллионов рублей. Позвонил Сурков: «Борис Львович, очень прошу…» А я: «Хабаровскому краю финансирование на ремонт дорог урезали на 150 миллионов… Верните деньги, и я проголосую». И деньги краю вернули!

Понимаешь, я занимался глупой работой, выбивание денег — ​это глупая работа, оскорбительная по сути. Все это должны были давать как положено: субвенции, субсидии, дотации… Не надо Чечне режим наибольшего благоприятствования создавать, да и не только Чечне, но и другим республикам, только потому, что называются они национальными, на душу бюджетное обеспечение в разы выше. Надо создавать условия равные, хотя бы на старте. С небольшими поправками, как в баллистике на ветер, так и здесь — ​на отдаленность, на какие-то другие моменты. Скажем, у нас, на Дальнем Востоке, тарифы запредельные на перевозки, вот это учесть…

Это — ​«по Станиславскому»: жить в предлагаемых обстоятельствах. Люди идут в политику не только для того, чтобы решать какие-то свои меркантильные задачи, а чтобы решать вопросы той земли, где живешь. И приходится идти на какие-то компромиссы. Они вызывают отторжение в общественном сознании, и ты каждый раз оказываешься перед выбором…

Я как в Думу пришел, сразу записался, естественно, в комитет по СМИ и — ​в комиссию по борьбе с коррупцией. Собственно, все годы, в газете, это было, пожалуй, основной моей темой. О борьбе с коррупцией я писал много и даже кое-чего добивался.

Когда меня избрали депутатом, а Путин уже был премьером, он собирал нас, одномандатников. И я его спрашиваю по этой справке: почему не все пункты выполнены? А он мне: знали бы вы, чего мне стоило хотя бы первый пункт выполнить. Я, говорит, дважды готовил проект указа Ельцина и его дважды в Первой Приемной теряли. Только на третий раз, когда я его сам Ельцину на стол положил, он при мне подписал…

Потом, уже в Думе, мы предпринимали массу попыток провести закон о системе мониторинга Росрыболовства, который позволит реально контролировать браконьеров, но лоббисты до сих пор не допускают.

— И нет закона?

— Нет. И ты знаешь, что я понял совершенно отчетливо? У нас в Отечестве действительно действует «пятая колонна». Настоящая «пятая колонна», которая реально вредит стране, дискредитирует власть, подводит президента. И ее представляют порой самые приближенные к власти персоны. Вот на примере моего родного Хабаровска могу сказать. Я добивался много лет, и не я один, чтобы решить одну из самых больных проблем — ​обеспечение жильем сирот. У нас было более шестисот ребятишек, которые из детдомов вышли и по баракам маются… И вот краю выделили миллиард рублей! Этого хватает на 540 квартир, мы практически закрывали тему. И я очень гордился, что к этому приложил руку. Нас включили в целевую федеральную программу «Сироты России», начали строить жилье в поселке Твердохлебово, с помпой! Построили… 119 квартир. И звонят мне: денег нет. Как так? Я к губернатору: что случилось? А он: ты там законами занимайся, мы разберемся. Я пишу в Генпрокуратуру. Возбуждают уголовное дело против краевого министра по строительству Попова, снимают его с треском, назначают другого. Другой проработал полтора месяца, и тоже — ​уголовное дело, сейчас он сбежал, в международном розыске. Третий… Пять министров строительства, из них два в ранге вице-премьеров, и все — ​жулики! Я прошлым летом, на праймериз, когда все как заклинание повторяли: надо бороться с коррупцией, надо бороться с коррупцией, говорю: чего мы ищем коррупционеров, они вот, под боком, губернатор за полтора года пять министров назначает в одно и то же министерство. И все — ​жулики! Сейчас — ​шестой, который никогда в жизни в строительстве не работал, представляешь?

Центральные власти свое дело сделали, средства выделили, а это жулье… Мне говорят: их привлекли к ответственности. Но они выкрутятся. А вы отдайте сиротам эти 540 квартир, за них заступиться некому… Никого не интересует! Мы с губернатором по этому поводу и схлестнулись. Мы с ним в Думе восемь лет рядом на лавке просидели, я говорю ему: Слава, что ты творишь, как можно жулика на жулика менять?

И еще сюжет из этого же ряда. В крае в разрухе лесная промышленность. В таежных поселках — ​дикая депрессия, работать негде, живут люди на пособия… А военным, пограничникам, эмчеэсовцам каждый год требуются дрова. На огромную сумму — ​от 700 миллионов до миллиарда рублей! И каждый год тендер на заготовку так называемого «твердого топлива» выигрывают две крошечные фирмы — ​всего по 3–4 сотрудника в каждой. Головное предприятие — ​в Лондоне…

Мог ли губернатор не знать, что на протяжении многих лет у него буквально из-под носа уводят огромные деньги? Тем более что у него руководитель аппарата губернатора и первый вице-премьер краевого правительства — ​бывший заместитель командующего округа по тылу генерал-лейтенант Аркадий Мкртычев?

Из заготовки дров сделали доходный промысел. Расчет за поставки дров идет только наличкой. Армии их поставляют в среднем по 2,8 тысячи рублей за кубометр — ​в три раза дороже реальной цены. При этом вписывают в наряды на поставку несуществующие воинские части…

— Когда ты в последний раз выступал на пленарке?

— Ну, последнее время активности не проявлял, не хотел толочь воду в ступе, когда все предрешено. Свою позицию проявлял во время голосования. Против «пакета Яровой» проголосовал, против того, чтоб Гудкова лишить депутатских полномочий, против дачи согласия на привлечение к уголовной ответственности коммуниста Бессонова… По «закону Димы Яковлева» я вообще оказался единственным, кто против голосовал, хотя меня и брали за горло, постоянно передавали пожелания товарищей.

— И как реагировали «товарищи»?

— Плохо реагировали. Но к фракционной ответственности привлечь стеснялись. Ведь я всегда заранее предупреждал: голосовать «за» не буду. Нашей подгруппой руководил очень приличный парень, Дима Савельев, афганец. Он все понимал. Так что обходилось.

А с «законом Димы Яковлева»… Вся история с Магнитским, я считаю, дело паскудное, но наше, внутреннее. Мы должны были в нем разбираться сами. Но «наш ответ» американцам… Понимаешь, фонд «Надежда», который мы когда-то в Хабаровске создали и которым я до сих пор руковожу, помог прооперировать за границей 286 детишек. Люди в тех же Штатах, простые люди из маленьких городков, принимали их, собирали им деньги на лечение… Они нам прислали на 2,5 миллиона долларов оборудования высшего класса… Прислали самолет целый с оборудованием и лекарствами! Или есть у нас интернат для детей-инвалидов (это лежачие дети, страшно смотреть), так вот, никому на свете они не нужны были, одни американцы их и брали. И каким бы я после этого был подонком, чтобы проголосовать за то, чтобы этих детей лишить последней надежды, последнего шанса?

— В конце каждой сессии спикер с гордостью рапортовал, что принято столько-то новых законов. Всякий раз цифра росла и росла… Ощущение, что слишком много законов принималось в авральном режиме, с минимальным обсуждением даже самими депутатами.

— Дело в том, что законопроекты зачастую настолько сырые, непрописанные, что в них сразу после принятия приходится вносить исправления. Иногда один закон тянет за собой до сорока поправок, а каждая поправка — ​это тоже закон, вот сумма и растет.

Сейчас в Думе очень мало профессионалов. И не факт, что в комитетах оказываются люди, которые занимаются по своему профилю.

— Кстати, в Комитете по СМИ ты был едва ли не единственный профессионал. Почему тебя так и не сделали его председателем?

— Я все время, пока был замом председателя комитета, по очень многим позициям выступал против законопроектов, которые предлагались. Часто оставался в одиночестве, но многое удавалось: 217 законопроектов, которые портили жизнь журналистам, мы все-таки остановили…

— В нынешнюю Думу ты уже не попал, был отсеян на этапе праймериз. Что произошло?

— Потому что я уже говорил, мои отношения с местной властью разладились окончательно. И поступила команда…

Что они на этих праймериз творили! Сошлюсь на 52 акта, составленных в день голосования наблюдателями от Общероссийского народного фронта. Они зафиксировали огромное количество фактов массового вброса бюллетеней, подвоза групп одних и тех же граждан к различным счетным участкам одним и тем же автобусом; выявлены подкупы избирателей; практически повсеместно счетные комиссии отказывались выдавать наблюдателям копии протоколов…

52 протокола — ​это только ОНФ. Много подобных документов было составлено наблюдателями от других участников праймериз. Нам же, повторю, копии протоколов по итогам голосования не выдавали. Но мы их всё же заполучили. Нашлись совестливые люди из счетных комиссий, которые передали нам копии документов, рассказали, как их запугивали, заставляли под угрозой увольнения творить беспредел. А это в основном сельские школьные учительницы. Как нам стало известно с абсолютной достоверностью, в Хабаровске организацией вбросов руководил лично мэр города, а в крае в таких делах — ​муха не пролетит без согласия губернатора. Вот несколько примеров, как они это делали: в маленькую приграничную деревню Покровка, где всего 197 жителей, а посторонних туда не пускают, они ввезли 720 бюллетеней. Якобы столько избирателей и проголосовало — ​365% (!!!) от числа жителей, включая грудных младенцев. И 98%, естественно, за тех, за кого надо.

Рядом — ​село Лончаково. Там жителей ровно 521 человек. Была роздана аж тысяча бюллетеней. Столько же избирателей явилось и столько же проголосовало, ни больше ни меньше. В село Лермонтовка привезли 2500 бюллетеней. И хотя на праймериз, как показали опросы, там практически никто не ходил, все бюллетени оказались в урнах, и сто процентов голосов — ​за фаворитов начальства.

— Ты потом попытался выдвинуться по одномандатному округу —​уже от Партии Роста, здесь тебя отсеяли в краевом избиркоме. Ты обращался в ЦИК, к Памфиловой, она даже вроде бы назначила рассмотрение этого дела. Почему ты отказался от дальнейшей борьбы?

— Ты знаешь, у меня есть репутация, и я ее нигде не замарал. Все эти годы работал на свой регион, на Хабаровск. Сейчас так уже не получится, поэтому я снялся с выборов. Работать вместе с этой «пятой колонной» для меня неприемлемо.