Между закрытием фактически неизвестно кем спорной фотовыставки в Москве и нападением неизвестных на журналиста Григория Пасько в Барнауле прошло два дня, но эти события объединяет не только хронологическая близость.

Конструкция самоуправства подразумевает, что притязания действующего таким образом лица имеют под собой некие основания, но это лицо, вместо того чтобы обратиться за защитой права к государству, реализует его самочинно. Однако если защищается нечто «общенародное», а тем более священное — ​вопрос только в мере насилия. Таков процессуальный аспект суда Линча, но где-то должна быть еще и норма «материального права»: что есть для данного общества мерило добра и зла?

В 2012 году Госдума, Сенат и Президент установили, что НКО, получающие зарубежное финансирование, суть «иностранные агенты». Конституционный суд не счел существенным аргумент «агентов» о том, что в русском языке (как он сложился) это словосочетание считывается как «шпионы», и закон был признан не нарушающим их прав. Закон-то сам по себе только бумага, но вопрос, кто и как дальше его поймет и применит.

Нападению на Пасько предшествовал пост в социальных сетях некоего Маевича — ​барнаульского «патриотического активиста, лидера независимого профсоюза «Сибирская солидарность им. П. Столыпина». Обращаясь к Пасько на «ты», он бичует приезжего в своем блоге: «Не любят на Алтае предателей, как в прочем (орфография сохранена. —​Л.Н.) и шпионов, как и тех, кто сегодня убивает русских в Новороссии… Может, ты решил, как иностранный агент американского фонда защиты гласности, вербовать блогеров и журналистов, создать агентурную сеть?..»

Адепт Столыпина, безусловно, чувствует себя «в законе», занят государственным делом: воюет со «шпионом». Мы не знаем, он ли сообщил двум боевикам о приезде Пасько, связан ли он с ними организационно или только духовно (пусть это выясняет следствие), но все трое ориентируются на норму, заданную государством, — ​хотя и слышат в ней только оценку, пренебрегая процедурой.

Ну да, они чутка перегнули палку. Или сильно. Или блогер немного, а те, которые в висок, — ​уже многовато. Но это вопрос лишь меры, а не существа. Государство задало норму: преследовать людей, на которых им самим навешаны весьма расширительно трактуемые ярлыки, можно и нужно. Но само оно это делает как-то нерешительно, с судебными церемониями — ​а что тут цацкаться? Зато все знают, что в нужное время и в нужном месте государство самоустранится, притворится вовсе беззащитным, и тут, конечно, всякий патриот обязан броситься его спасать.

Эти персонажи любят носить погоны какого-нибудь казачьего войска или нашивку «офицеры России» (кстати, что об этом думает министр обороны?), но суть не в них, а в чувстве безнаказанности и «миссии» в одном флаконе. Они же родину спасают, а уж по любви или за деньги — ​это такие детали, в которых и сам «активист» не всегда может и захочет разбираться.

Есть немало исследований, свидетельствующих, что и в полицию, и в преступные банды чаще всего попадают люди одинакового психического склада — ​склонные к насилию (ведь оно может быть и законным). Но и в банде, и в полиции надо нести ответственность. Наше же «гибридное» государство предлагает этому психическому типу промежуточный вариант: между полицейским и преступником — ​а само отходит в сторонку, выдавая подлую трусоватость за поддержку «масс».

Дальше вопрос лишь в том, до какой степени истерики надо завести этих людей (их не так уж и много, а много и не надо) с помощью «языка вражды». Этот язык (скорее не ненависти, а пренебрежения: «Чмо!») задается в России опять же государством: в программах федеральных каналов телевидения, в выступлениях официальных лиц, наконец, в законе. Закон тут не норма, а пропаганда: сигнал. «Иностранный агент» — ​не предписание, а некий образец — ​паттерн. К чему ведет его распространение — ​см. последний фильм Алексея Германа «Трудно быть богом».

Мы наблюдаем в государстве процесс, даже противоположный тому, кото­рый идет в обычно организованном преступном сообществе. Воровской «закон» имеет в виду пусть и неписаную, но понятную норму (понятие). «Понятия» крайне отрицательно относятся к несанкционированному и избыточному насилию: «беспредел» карается жестоко и в соответствии с принятыми процедурами. «Отморозки» вроде тех, что напали белым днем на Пасько, там кончают (и кончат) плохо. А государство чем кончит? Или отошло уже так далеко в сторону, что и не вернется?