Первый раз я поучаствовала в наблюдении за выборами в 2011 году во время думской кампании, как и многие мои знакомые и коллеги. Опыта тогда ни у кого не было, но все очень старались. На выборах президента в 2012-м на участке нас было уже трое: тех, кто пришел не за деньгами, а за настоящим результатом. Мы договорились — кто когда ходит курить и есть — таким образом, чтобы комиссия всегда была под присмотром. Нам очень важно было сделать все, что в наших силах, и даже немножко больше. И мы сделали.

А в этом году я оказалась на участке одна. У нас не было нарушений. Результат можно назвать эталонным для старого спального района Москвы: 37% за «ЕдРо», 17% — за КПРФ, 12% — ЛДПР и 15% — за «Яблоко», «Партию Роста» и «Парнас», вместе взятых. Все это при явке в 33%.

Только глубокой ночью, когда я сидела в обнимку с нашими идеальными протоколами в очереди в ТИКе (вышестоящей комиссии), до меня, наконец, дошло. Наблюдатели на выборах действительно больше не нужны. Зачем наблюдатели, если нет избирателей?

Наш маленький участок в Южнопортовом районе Москвы, на втором этаже старого строительного ПТУ, торжественно открылся ровно в 8 утра. В присутствии девяти членов участковой избирательной комиссии, медсестры, полицейского при полном параде (белая рубашка, стрелки на брюках, начищенные ботинки), сотрудника МЧС, четырех сонных народных дружинников и продавщицы пирожков (капуста, картошка, мясо, яблоки, вишня, еще лимонные кексы) с первого этажа. При полицейском был бронежилет, дубинка и зарядная станция для рации. Он сказал, что пришел нас защищать. Спрашивал, что делать с наблюдателями и журналистами: можно их удалять с участка или нельзя? Пришлось объяснить, что с этого года — только по решению суда. Убедить, что журналисты могут свободно вести съемку на участке, не удалось, тут комиссия и полицейский были солидарны, потому что «зачем это надо», «может я не хочу, чтобы мое лицо показывали» и «вон нас и так две камеры на потолке снимают».

К 9 утра у нас проголосовали 6 человек (в том числе я — по открепительному) из 971. Председатель комиссии обескуражено спрашивала, знает ли кто-нибудь, какой на этих выборах прогноз по явке. Прогноза никто не знал.

Явка — главная головная боль любой участковой комиссии. ТИК (вышестоящая, территориальная избирательная комиссия) требует свежие данные о явке каждый час. В особо неадекватных случаях — каждые полчаса. Еще в низкой явке почему-то принято винить членов участковой комиссии. А что они могут сделать? Ничего. Потому председатель и дергается. Секретарь говорит, что это все оттого, что нет музыки. Вспоминает, что в предыдущие годы была — и из окрестных домов приходили на звук. А теперь ничего (кроме красной растяжки с номером участка) между облупившимися псевдоантичными колоннами на фасаде типового советского ПТУ.

В половине одиннадцатого, сразу после завтрака (сизый омлет, кофе «три в одном») в студенческой столовке, уходим на надомное голосование. Саша говорит, пенсионеры начали еще вчера звонить: мол, сидим, ждем вас с самого утра, а вы не приходите, т.е. перепутали дни недели. Раньше «надомников» было много, вспоминают члены комиссии, теперь почти не осталось — поумирали. В книге избирателей напротив одной из фамилий свежая запись «Исключен в связи со смертью 17.09.2016».

Обхожу квартиры вместе с Таней*, членом комиссии от «Единой России». Тане около 50, одна воспитала сына, когда-то работала в школе, а теперь диспетчером в местной коммунальной службе. Отлично ориентируется в районе, знает, где батареи в рамках капремонта срезали, отказывается заходить в только что замененные лифты («не вызывают доверия») и ругается по поводу осыпающейся в соседней школе крыши.

В нашем списке «надомников» всего 11 человек.

Анна Аркадьевна уже давно не встает, это видно. Дверь открывает ее слегка подвыпивший 50-летний сын. Бабушка просит дать ей «Кирилла»: «Я на нем и за пенсию расписываюсь, и за все». Сын снимает с пыльной полки с иконками журнал с фотографией действующего патриарха, помогает бабуле найти КПРФ в федеральном бюллетене: «Мам, ну ты же за коммунистов как всегда?» — и за коммуниста по фамилии Святошенко в одномандатном.

Потом Раиса Петровна. Суетится, не может найти паспорт, успокаиваем ее, не слушает. Руки ходят, щель в ящике узкая, бюллетени никак не проходят, дружинник, который держит ящик, стоит в нерешительности — можно помочь? нельзя? «Боишься отпечатки свои оставить? — смеется бабуля. — Знаю, правила такие, нельзя помогать, но я сама галки поставила, а ты пропихни их. Это ж все формальность. Выборы ваши формальность, понимаешь ведь?»

«Ох, кто эти все? Никого что-то не знаю, — рассматривает Ирина Ивановна, вовсе еще не старуха, но после операции на ногах. — И партии — все обещают много лет, но толку? Против всех нет графы? Жалко… Ну ладно… «Единую» найду. Я сама была на вашем месте, девочки, и депутатом тоже была, знаю, о чем говорю, эти, нынешние, — бесполезные все».

«А к мужу моему зайдете?» — останавливает нас старушка в подъезде. Спрашиваем, подавала ли заявку (мы должны ходить строго по списку). Нет, не подавала. Выясняется, что у мужа «Альцгеймер» — не встает, не говорит, писать не может, неизвестно, понимает ли, что происходит. «Вы уверены, что он хочет голосовать?» — спрашиваем. «А как же! Голосовать ведь надо! А то ругать нас будут, что не голосуем», — отвечает. «Кто ругать будет?» — «Не знаю…»

Пока нас не было, на участке закончились пирожки с капустой, с яблоком и вишней (то ли избиратели вдруг пришли, то ли члены комиссии от скуки все съели). Наблюдателей на наш участок заявлено не было (тоже нововведение: если раньше наблюдатель мог за день поработать на нескольких участках, то теперь только на одном конкретном, причем его заранее вносят в список), но появился член комиссии с правом совещательного голоса (это почти то же, что наблюдатель). Сухая, но бодрая старушка, КПРФ. Она не очень понимала, что по закону может делать, а что — нет, и рвалась в кабинки помочь забывшим очки пенсионерам поставить галочку. Председатель комиссии кричала и паниковала. Полицейский дремал.

Примерно раз в час на участке появлялся «молодой избиратель» — человек, который пришел голосовать в первый раз. «Молодым» дарили тонкую книжечку с текстом Конституции, завернутую в целлофан.

Явка не выправлялась. Комиссия надеялась, что к вечеру подтянутся выбирать будущее дачники — говорят, так было на прошлых выборах. Не дождались. Дачники единодушно выбрали в качестве будущего картошку.

Последние данные ЦИК по явке в Москве были, как обычно, обнародованы в шесть часов вечера — 39,7%. У нас было всего 27%.

Закрылись ровно в 20.00. Вторая после явки (и главная по сути) головная боль комиссии — уйти домой пораньше. Тут, конечно, противоречие. Потому что получается, что чем меньше избирателей, тем меньше работы.

Подсчитали быстро, легко сошлись контрольные соотношения. Потом пару часов в очереди в ТИК — чтобы сдать протоколы и мешки с бюллетенями.

— Всем спасибо!

— Ну что, до следующих выборов?

— Нет, не хочу, — отзывается одна из членов комиссии.

— Почему?

— Надоела эта бессмысленная бумажная возня. Пусть другие делают.

• Все имена изменены.