СюжетыПолитика

Французская революция просматривается с трудом

Массовые протесты против трудового законодательства утонули в тумане слезоточивого газа. Наступает новая эпоха в истории страны?

Массовые протесты против трудового законодательства утонули в тумане слезоточивого газа. Наступает новая эпоха в истории страны?

Студента-географа из города Ренна полиция ранила из «травмата», студент потерял левый глаз. В Нанте сожгли «Порше», в Париже — общественные электрокары… В каждом уважающем себя городе над площадями и проспектами летают бутылки, камни, дымовые шашки… В Марселе на митинг брали шары для петанка. По всей стране за день ранены 78 полицейских, задержаны 214 митингующих…

Это — телеграфное описание одной из последних акций большого протеста, который начался во Франции 31 марта, а когда закончится — никто не знает. Истина кроется в облаках слезоточивого газа. На революционном календаре — 64 марта.

Новое летоисчисление для мирно восставших началось в день, когда после митинга против нового закона о труде они остались ночевать на Площади Республики. Акцию назвали Nuit Debout («Ночь на ногах»).

Что-то такое уже было в Америке, Испании и России («Оккупай Абай»), не говоря о Майдане и площади Тахрир, но во Франции это впервые за последние полвека.

И вот опять май. Параллели проводит каждый ленивый, одна из них — прямо под ногами: на больших плитах площади кто-то вывел красным мелом: даешь, мол, новый 1968-й.

Граждане, начнем всеобщую забастовку!

Мы с Жюльетт Дени смотрим под ноги и рассуждаем, на какой цифре закончится этот «март», и будет ли новое восстание. Жюльетт — преподаватель истории в лицее парижского коммунистического пригорода Иври и активистка Nuit Debout.

— Я пытаюсь координировать акции, проходящие в пригородах, с этой центральной акцией на Площади Республики. Чтобы решения, принятые в пригородах, рассматривались здесь на генассамблее (Г.А.).

В Париже генассамблеи проходят каждый день, и обычно выглядят так: на маленькую сцену (если ее успели соорудить после разгрома, устроенного ночью полицией) выходит желающий, и минуты полторы несет то, что кажется ему важным. Все Г.А. синхронно переводятся на язык знаков.

Вот, кстати, решила выступить и сурдопереводчица: рассказывает, что правительство глухо к призывам 6 миллионов французских глухонемых и слабослышащих. Что в стране недостаточно доступных курсов по обучению языку. Что пора сделать курсы бесплатными.

Сидящие на земле зрители поддерживают предложение, размахивая ладошками над головой.

Выходит другой человек и призывает не ходить в супермаркеты, а покупать на рынках напрямую у крестьян, потому что от магазинной цены крестьянину достается только 8%. Народ поддерживает. Кто-то предлагает принять декларацию, осуждающую полицейское насилие. Принято. Кто-то выступает за легализацию всех иностранцев, не имеющих вида на жительство. Принято тоже. Кто-то предлагает раз в неделю проводить А.Г. в пригородах. Консенсуса добиться не удается.

Следующий вопрос: как помочь стихийному лагерю мигрантов у метро «Сталинград» (позже, в ночь с 1 на 2 мая полиция разгонит лагерь).

Представительницы Комиссии по феминизму выносят на обсуждение вопросы «какое место должна занимать женщина на работе», «стоит ли отменить наказание для клиентов проституток». Предлагают создать «бригаду по борьбе с сексуальными домогательствами на Площади Республики». Подумать над тем, как улучшить положение матерей-одиночек во Франции…

Комиссия по культмассовым мероприятиям приглашает всех 63 марта на спектакль о Франсафрике (системе французского неоколониализма), 64 марта — об атомных станциях, а 65-го — о торговле оружием. Чуть раньше, 56-го и 57-го марта активисты Nuit Debout присоединились к бастующим работникам сцены, занявшим театры «Одеон» и «Комеди Франсез».

Тюремная комиссия обсуждает вопросы жестокости французской системы наказанийПротивники социалистических властей, наоборот, все четыре года обвиняют их в уголовно-процессуальном «лаксизме» — в бездумном смягчении наказаний

Выходит работник почты городка Булонь-Бийанкур, и сообщает о том, что права 7 миллионов французских рабочих не соблюдаются. Потому что полно людей — взять хоть кассиров в супермаркетах — которые занимаются изматывающей автоматической работой, а их не признают индустриальными рабочими.

— Граждане, начнем всеобщую забастовку! В 1936-м3 мая как раз 80-летие победы Народного фронта — после которой (с перерывом на оккупацию) французским наемным работникам стала доступна совсем другая жизнь и 1968-м нам удалось добиться таких вещей, о которых тогда даже помыслить было нельзя.

Граждане одобрительно машут ладошками.

Революционный Вальс

Историк Жюльетт Дени пока не верит в то, что нынешняя «Ночь на ногах» перерастет во что-нибудь вроде «красного мая-1968».

— Почти никто не ждет, что из «Ночи на ногах» родится революция. Но я думаю, что здесь закладывается первый камень в фундамент нового движения, которое будет жить долго. И которое, может быть, приведет к построению более справедливого общества.

Одновременно с закладкой камня происходит метание камней: с 31 марта прошло уже четыре национальных манифестации против нового закона о труде (3 мая проходит шестая) и все они заканчивались столкновениями с полицией. Митингующие жгли машины и забрасывали спецназовцев дымовыми шашками и бутылками, полиция применяла слезоточивый газ, разбрасывала шумовые гранаты и стреляла из травматического оружия.

Министр внутренних дел Бернар Казнев призывает манифестантов отказаться от насилия и прославляет профессионализм и мужество полиции и жандармов.

— Полицейские действуют очень жестко, часто — как безумные (на этом видео — «зачистка» Площади Республики 29 апреля). И конечно, это давление заканчивается ответными вспышками гнева, — говорит Жюльетт Дени. — Но все равно радикалов, бьющих витрины, здесь на генассамблее почти все осуждают. «Ночь на ногах» — это настойчивый, но мирный протест.

Правда, в таких случаях никогда нельзя быть уверенным в том, что мирный народ, поддавшись влиянию агрессивного меньшинства, не пойдет «на Версаль». В ночь на 9 апреля толпа пыталась прорваться на улицу Келлер, где живет премьер-министр Манюэль Вальс.

Акцию назвали «Выпить аперитив у Вальса». Когда полиция остановила революционный поход за аперитивом, манифестанты забросали бутылками комиссариат 11 округа и разбили две полицейские машины. 14 апреля, в день когда Олланд устраивал «прямую линию с народом», люди в масках пытались прорваться к Елисейскому дворцу…

Оба раза группа «бомбистов» в масках не превышала трехсот человек, и эти люди — анархисты, антиглобалисты и прочие сторонники построения нового мира на обломках старого — используют «Ночь на ногах» как повод к насилию. Они били витрины до Nuit Debout, и будут бить после.

В субботу 30 апреля парижский суд выписал первые приговоры — двум манифестантам дали по несколько месяцев тюрьмы за «насилие в отношении представителей власти», еще девять человек ожидают суда. 3 мая стало известно о том, что под арестом находятся 13 лицеистов, устроивших погром в лицее Леонардо да Винчи в студенческом пригороде Нантере.

Дети цветов

Но все равно сказать, что Nuit Debout — экстремальная форма протеста, пока не получается. Во-первых, потому что движение пытается отрицать всякую персонификацию и противится всякому пиару. Ситуация, когда не ясно, кто руководит, порождает случаи, когда руководит кто угодно, и каждый может назвать себя Nuit Debout. Во-вторых, люди, собравшиеся на парижской площади — все те же «образованные горожане» (левые, крайне левые, умеренно левые…) — это сытые люди, по-настоящему не имеющие причин для восстания.

Они борются в первую очередь не за свою шкуру, а за улучшение жизни угнетаемых слоев, классов и видов: беженцев, бездомных, крестьян, рабочих, палестинцев и национальных меньшинств Алжира… Бьются за спасение планеты Земля от экологической катастрофы…

Рядом предприимчивые граждане под палестинскими флагами продают им «революционный» фалафель, пиво и воду. Другие продают футболки с революционными призывами.

На земле сидит группа людей от двадцати до тридцати пяти, с ножницами, клеем и цветной бумагой: вырезают призывы к неповиновению.

Лео-Поль Про — ученик последнего класса парижского лицея в 9 округе. Лео-Поль стоит на Площади Республики у стенда с надписью «Commission antispécisme»Т.е.: «Комиссия по борьбе со спесиецизмом» (безжалостным отношением человека к другим живым существам). и раздает всем желающим кексы, испеченные без использования животных жиров.

— Я пришел сюда донести до людей проблему, которая мне дорога: я против иерархии, согласно которой человек находится на самом верху… И поступает с остальными живыми существами, как хочет. Гладит котика и убивает корову… Когда мне исполнилось 18 лет, я увидел картинки с бойни, и сказал себе: все, я прекращаю. И прекратил ради 5 минут кулинарного удовольствия посылать к черту целую жизнь. Я против отношения к животным как к ресурсу…

Движение «Ночь на ногах» возникло из отрицания того же принципа, применяемого «патронами» большого бизнеса к наемным работникам («трудовому ресурсу»).

23 февраля журналист Франсуа Рюффен, создатель крайне левой и крайне безбашенной газеты Fakir, показал в здании парижской Биржи труда свой первый фильм «Мерси, патрон!». На показе Рюффен призвал зрителей остаться на Площади Республики 31 марта, после первого митинга против закона о труде. Одновременно группа из девяти видеоблогеров запустила в твиттер хэштег On vaut mieux que ça(«Мы достойны лучшего, чем это») и видеоролик с таким же названием. Блогеры рассказали, что с новым законом страна вернется в 19 век, к условиям, описанным в романе «Жерминаль», и призвали каждого прислать рассказ о том, как его в последний раз притесняли на работе.

— В течение первых часов появилось несколько сотне тысяч ответов, — говорит Жюльетт. — Так от фильма «Мерси, патрон!» и хэштега «Мы достойны лучшего, чем это» родилась акция «Ночь на ногах».

«Мы молчали слишком долго, дорогие друзья, — говорит блогер на видео. — И им было легко нами управлять, нас игнорировать и презирать — когда мы не давали о себе услышать. Но теперь надо, чтобы мы начали двигаться… Мы им покажем, что мы не простофили, не понимающие влияния принимаемых ими решений на нашу жизнь…».

«Мерси, патрон!»

Фильм Франсуа Рюффена рассказывает о последствии решения, принятого патроном, на жизнь одной провинциальной семьи.

Патрон — это Бернар Арно, богатейший человек Франции, владелец бизнес-группы LVMH (Louis Vuitton Moët Hennessy). Фильм — уморительная смесь документального кино и реалити-шоу. Журналист помогает семейной паре рабочих по фамилии Клюр, живущей в заброшенном городке Пуа-дю-Нор (север Франции), выбить из милиардера Арно плевую по его меркам сумму — 36 тысяч евро. Дело в том, что после закрытия в городе принадлежавшей LVMH фабрики, где шили костюмы Kenzo, семья осталась без работы и теперь живет впроголодь. Они даже Рождество толком не встречают, потому что не на что. А тут еще прислали штраф за повреждение чужого автомобиля — двадцать с лишним тысяч.

Журналист Рюффен объясняет работягам Клюр, что виновник их бед — миллиардер Арно, который использовал жителей городка как ресурс, а когда посчитал, что можно найти ресурс подешевле, закрыл фабрику в Пуа-дю-Нор. Но ничего личного… Просто во Франции костюмы Kenzo, продаваемые за 990 евро, обходились в 80 евро, а когда производство перевели в Польшу, удалось увеличить норму прибыли: в Польше шили уже за 50… Потом выяснилось, что в Болгарии шьют за 30, и без работы остались уже польские работяги…

Осознав — под влиянием Франсуа Рюффена — степень цинизма большого бизнеса, семья Клор написала, под диктовку журналиста, письмо миллиардеру. В письме они рассказали бывшему патрону о своем бедственном положении, спровоцированном закрытием фабрики, и потребовали компенсацию. Иначе копия письма попадет во все центральные СМИ и штаб-квартиры основных партий.

Через несколько дней в дом семьи Клюр постучался огромный лысый вежливый человек из службы безопасности бизнес-империи…

Дальнейшее было снято на скрытую камеру.

… Нет, громила не сжег дом семьи Клюр и не пытал Жослин и Сержа утюгом и скалкой. Он пришел, чтобы принять их условия.

Более того, он предложил добавить к денежной компенсации вакансию для Сержа в ближайшем супермаркете. Попросил только никуда не отправлять проклятое письмо и молчать о сделке с патроном.

Когда семья Клюр согласилась, все моментально сбылось: впервые за долгие годы у них появилась работа и деньги. Людей было не узнать: им опять вернули радость жизни.

Фильм за месяц посмотрели уже почти 400 тысяч человек, и это очень много для документального кино — сделанного, к тому же, на коленке. На показе в Париже я видел стоявшую вместе со всеми полчаса в очереди на вход Анн Сенклер, бывшую жену Доминика Стросс-Кана. В зале богатая мадам Сенклер хохотала вместе со всеми. Может быть, еще и потому, что извращенность устройства нашего мира прекрасно понимают и богатые, и бедные…

«Просто богатые не хотят, и не могут ничего поменять. А у бедных на это нет сил, — объясняет Жюльетт Дени, с которой мы все так же болтаем на Площади Республики. — Именно поэтому Франсуа Рюффен, вспоминая знаменитую ленинскую формулу, говорит, что революция во Франции сейчас невозможна. Французские бедные пока пассивны. Простые люди вообще не имеют никакой веры в политику как возможность разрешения проблем. Последние 20-30 лет продемонстрировали французам, что политика — кто бы ни был у власти — не позволяет разрешить их проблемы…»

С точки зрения патрона

И еще — люди очень боятся потерять работу. У многих временные контракты (CDD). Получить постоянный контракт (CDI) — значит, ухватить бога за бороду. Людей, имеющих CDI, очень трудно, почти невозможно уволить. Сами боги — генеральные директора, президенты и прочие шишки корпораций — считают такую ситуацию извращенной. И они тоже правы. При такой системе рабочие винтики, действительно, работают со скрипом. Такая система, и правда, способствует расцвету разгильдяйства.

Поэтому объединение французских предприятий Medef тоже требует изменений в закон о труде — только в сторону его либерализации. «Если правительство ничего не изменит /до проведения исполнительного совета Medef 9 мая/, мы приостановим переговоры об условиях страхования безработицы», — говорит президент Medef Пьер Гаттаз.

Правительство, которое пытается сбалансировать закон — так, чтобы он понравился и патронам и протестующим — голосом Вальса осудило ультиматум, выдвинутый патронами.

Участники Nuit Debout говорят, что все это показуха, и социалисты давно «легли» под большой бизнес. Medef на Площади Республики называют не иначе как Merdef (merde — дерьмо, фр.).

Это тоже, конечно, перебор. Все-таки в Medef входят все французские предприятия, в том числе крохотные. Да и гиганты дают работу сотням тысяч людей и приносят славу и деньги Франции, напомнил глава Medef Гаттаз во время теледуэли с автором фильма «Мерси, патрон!». В ответ Гаттазу напомнили, что не против богатых, но против системы, которая способствует углублению пропасти между работниками и патронами, между минимальными зарплатами и миллионными дивидендами. В прошлом году французские предприятия заплатили своим акционерам 47 млрд долларов — это рекордный показатель в ЕС, и это на 50% больше, чем в Германии, экономика которой намного крепче.

«Что мы делаем в четверг?»

— Нынешний принцип построения жизни общества во Франции был одобрен в 80-е, когда решили, что главная цель — постоянный экономический рост. И чтобы добиться роста, нужно разрушить мир труда…, — напоминает Жюльетт Дени. — Это доминирующая идеология, которую разделяют и правые, и социалисты. И нынешний закон о труде — это завершение процесса убийства рабочего человека. Это приведет к самому серьезному ухудшению французского общества со времен Второй мировой.

— Что плохого в законе?

— Есть три самых тяжелых штуки в этом законе. Первое: теперь предприятие сможет решать переводить ли работников с 35-часовой, например, на 44-часовую рабочую неделю. Второе: размер зарплат по отрасли будут определять на предприятиях по результатам внутренних переговоров. За переработку будут платить меньше. И третье: любого, даже имеющего постоянный контракт, можно будет уволить по «экономическим причинам» без суда… Теперь патроны будут диктовать условия.

Впрочем, закон о труде — только спровоцировал волну протеста, который вызревал последние тридцать лет, со времен второго срока Миттерана примерно. Именно тогда впервые народу дали четко понять, что на самом деле не существует разделения на правых и левых. Существует разделение на тех, у кого есть ключи от социального лифта, тех, и кому их не дадут по определению.

— Я в этом году пойду голосовать впервые, — говорит лицеист Лео-Поль Про, — и я вижу, что мне дают выбирать между одинаковыми 15 куклами, между 15 парнями, закончившими одну и туже высшую школу и проделавшими один и тот же путь. Выбирать между 15 парнями, которые благодаря тому, что родились в «правильной семье», зарабатывают от 15 тысяч евро в месяц. Эти люди ничем меня не напоминают, они меня не представляют, у меня с ними ничего общего. И они принимают для меня законы.

— Мы сейчас здесь ставим под сомнение основы нашего общества. В котором очень много идет не так. Но я не представляла, что настолько много. Я за этот месяц столько нового узнала о своей стране, о ее проблемах — от людей, которые знают о них из своей жизни, — говорит Жюльетт Дени. — Мы обсуждаем: как мы голосуем, из кого мы выбираем, отказываемся ли мы от либеральной модели — все мы говорим, да, отказываемся. Отказываемся ли мы от Пятой республики, чтобы создать Шестую…

— И что нужно изменить для создания этой Шестой республики?

— Сначала нужно изменить выборную систему… И усилить возможности контроля над избранниками. Нужно снова открыть доступ к выборам для рабочих и нижнего среднего класса… Для этого нужно перестроить систему финансирования избирательных кампаний. И у президента страны не должно быть столько власти.

Да, в ситуации, когда президент оказывается не очень удачным, это парализует страну. А в ситуации, когда для участия в президентских выборах нужно собрать 500 подписей выборных должностных лиц, баллотироваться могут все те же «15 кукол», имеющих ключи от лифта.

— Раньше сбор подписей хотя бы проходил анонимно, — говорит Лео-Поль Про. — А сейчас аппаратчики правых и социалистов могут отслеживать действия своих мэров… В итоге никто посторонний не может выставиться…

К 2017 году страна опять подходит в ситуации, когда ей предлагают выбирать между Олландом, Саркози и Марин Ле Пен. То есть, между тихим ужасом, вороватым ужасом и бесконечным кошмаром.

«Любой скажет, что это извращенная ситуация», — говорит Анн, участница Поэтической комиссии.

К столбам на Площади Республики прикреплен транспарант «Граждане, напишем сами следующую Конституцию!»

3 мая парламент начал рассматривать закон о труде. 17 мая парламент должен голосовать за него.

— Если благодаря протестам, благодаря этому движению Nuit debout нам удастся как минимум торпедировать этот закон, у нас появятся новые запасы силы и энергии для дальнейших действий, — говорит Жюльетт Дени.

А пока по парижским бульварам шагают студенты, скандирующие на манер футбольных фанатов:

Et qu’est ce qu’on fait demain? /И что мы делаем завтра?/

On bloque les trains! /Блокируем поезда/

Et qu’est ce qu’on fait jeudi? /И что мы делаем в четверг?/

On bloque tout le pays! /Блокируем всю страну/.

Но пока это совсем не похоже не новую Марсельезу. И подхватить свежий мотив некому: «блокировщиков» не хватает.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow