«Куда идешь, мир?» — так называлась книга, которую некогда написал Станислав Лем, один из главных фантастов Земли. На заднике нового спектакля Валерия Фокина незримо проступает тот же вопрос, и за минувшие полвека он лишь налился апокалиптическим жаром. «Сегодня. 2016» на Новой сцене Александринского театра развернуто демонстрирует ее почти космические возможности. Но поставлен спектакль не ради них.

Сегодня, в начале 2016-го, когда человеческие волны одного континента бьются о берега другого, люди одной религии убивают людей другой, когда нефть, черная кровь планеты, встает ей поперек горла, а Восток снова воюет с Западом — самое время осознать: мы на черте предельного. И Валерий Фокин, всю свою режиссерскую жизнь размышлявший о человеке и его свойствах с помощью текстов Гоголя, Достоевского, Толстого, Лермонтова, — решил высказаться практически «от себя»: повод и основу для этого высказывания составила проза человека, во всех смыслах родственного…

Чего только ни писали в канун премьеры, даже самые толерантные пожимали плечами: странно! Ставить спектакль по прозе собственного сына? Что за приступ непотизма?! Но устами «младенца» по-прежнему глаголет истина. А в данном случае — диагноз-прогноз. Драматургическую основу для спектакля отца создал 20-летний Кирилл Фокин. Сюжет его повести «Огонь»: решающий контакт земного правительства и космического разума, в котором земляне терпят поражение. И оно не столько в срыве переговоров как таковых, сколько в крахе надежды стать планетой разумных и добрых существ.

…В железном многоярусном лабиринте (впечатляющая сценография известного своими техноновациями режиссера Николая Рощина) вас проведут на строго определенную трибуну к строго определенному месту. Каждый зритель отделен от другого, самому не выбраться. Проводники с рациями, переговариваясь, предупреждают возможный форс-мажор («Если вам станет плохо, не вставайте с места, поднимите руку…»), чем еще более сгущают тревожный дискомфорт герметичного пространства, и эта локальная безвыходность — физическая метафора происходящего в спектакле.

В центре слабо светится стеклянный лифт. Внутри неподвижный человек, на большом экране возникает скан человеческого мозга, по стеклу катятся капли, кренятся плоскости пола, загораются экраны — большой и малые перед каждой трибуной, в стекло клетки бьется белое электричество грозовых разрядов, зал накрывает угрожающая звуковая партитура, содрогается твое место на трибуне. Мощная машинерия, с размахом использованная Рощиным, призвана превратить зрителя из наблюдателя в свидетеля, заставить ощутить: все это — не вполне театр, скорее модель, площадка, лаборатория.

Главный герой — ученый, психолог, философ. Контактер и знаток инопланетного разума, русский по рождению, американец по месту обитания, японец по роду научных занятий, Владимир Огнев, Радзимиру. Личная драма — смерть сына, разрыв с женой, одиночество — мучительно ворочается в его сознании, сливаясь с угрозой глобальной катастрофы человечества. Его монолог — то ропот смертельно уставшего существа, то бормотание безумца, то отточенные синтагмы исследователя. Но в этой внебытовой, то запинающейся, то летящей речи главное — попытки оценить природу цивилизаций, земной и внеземной, предугадать возможный ход вещей. Облученность трагедией делает героя болезненно чувствительным к растущей сумме зла, религиозных, расовых, половых конфликтов, оттесняющих человечество в тупик.

Изобретательно, средствами мультипликации решена сцена сбора мировых лидеров для финального контакта. Известно: в историю землян собираются вмешаться инопланетяне. Их встреча с самыми влиятельными персонами мировой политики происходит в Петербурге, в здании Нового Эрмитажа, со знаменитым портиком, который стерегут знаменитые атланты. Мы видим на большом экране, как по Миллионной один за другим плавно подкатывают правительственные автомобили, из них выходят гигантские, в рост атлантов Меркель, Обама, Пан Ги Мун, Путин, скользят внутрь. Метафора проста и иронична: атланты держат архитрав и небо, политики — судьбы мира. Через минуту они, уже в обличье реальных людей, появляются на сцене. Четверо вершителей мировых судеб (искусные эластичные маски лишь немного утрируют реальные лица) разом, как в передаче «Голос», разворачиваются в креслах. И перед ними возникает тройка дронов, вращающихся, излучающих свет. Инопланетян недаром называют Огни. Жужжа и покачиваясь, они облетают зал. Начинается Контакт. Некий Манн, человек из органов, настоял на том, чтобы Владимир Огнев, единственный эксперт (корневое родство намеренно), присутствовал за кулисами исторического мига…

Политики надеются получить от пришельцев инструмент тотального контроля. А вместо этого они предлагают технологию тотального уничтожения зла. Путину, Обаме и прочим нужно лишь принять предложенное. Но никто из них не верит, что Земля может обойтись без зла. И никто к этому не готов. Контакт — на грани провала, мир — на грани катастрофы. И лишь лихорадочные, мучительные мысли Огнева, чье сознание сканируют пришельцы, может быть, еще помогут спасти ситуацию.

Само собой, фантасты и футурологи обкатывали модель трагедии контакта больше полувека: Лем, Брэдбери, Стругацкие… Их художественная «взрослость» порождала и сложные художественные структуры. Нам давным-давно объяснили, что рай для землян потерян навсегда и как трудно быть богом. И вот снова — тихий, отчасти наивный, но оглушительный аларм. «Сегодня. 2016» — письмо современникам, «предварительные итоги», претендующие на планетарный посыл.

Спектакль не про инопланетян. Он про нас. Про тех, кому известен важнейший императив Бродского «…ты жить обязан по-другому…», и кто не способен его воплотить… Притча, полная шума и ярости, отчаяния и безнадежности. Но и — веры.

— Да, мы не хотим меняться! Но оставьте же нам еще один шанс! — хрипит в финале герой Петра Семака (если кому и дано соединить все интенции — автора, режиссера, сценографа, то именно ему, артисту безграничных возможностей). Финал открытый. Воздействие спектакля таково, что аплодисменты кажутся неуместными. Есть нечто в самой постановке вопроса, задевающее тебя не театрально — лично.

А на следующий день на Большой сцене Александринского театра давали «Маскарад». Спектакль, посвященный Фокиным Мейерхольду. Два события стали встречей двух театральных столетий, двух миров.

Невероятная, обдуманная красота «Маскарада» словно призвана свидетельствовать театральность как вечность. За полтора года со дня выхода спектакль вырос в актерской работе (прежде всего в роли Арбенина, того же Семака), отполировался, как драгоценный камень. И зал боялся шелохнуться…

Фокин за 14 лет выстроил в стенах Александринского театра свой институт русской классики и присоединил к нему Новую сцену, поле экспериментов. Его театр соединяет силу и красоту традиции с мощью сегодняшней эмоции и мысли. Когда полвека служения сцене так всепоглощающи, как в случае Валерия Фокина, то и 70-летие — лишь мост, лишь переход к грядущим событиям.

Фото Екатерины Кравцовой