В Россию вернулось научно-исследовательское судно «Академик Николай Страхов». Два года пароход ржавел на Шри-Ланке — пока государство искало деньги на его ремонт. Теперь чиновники обещают полностью изменить систему управления научным флотом РАН. Тем более что судов осталось совсем немного. В начале 90-х их было 24, а сейчас — всего 13.

«Ксюша, завтра с утра нас отключат от берегового питания за долги. На судне человек, которому необходима операция, сегодня он был у врача. Скорее всего, мы примем решение прекратить общение со всеми, поскольку нас не замечают. Обстановка на судне накалена. Боюсь, что люди начнут делать глупости. Всем привет! Пока не померли, мы живы!»

Это письмо старший механик судна «Академик Николай Страхов» Алексей Михайлов написал Ксении Добролюбовой (младшему научному сотруднику Геологического института РАН) 11 марта 2015 года, когда ситуация на «Страхове» стала совсем тяжелой.

В конце прошлой недели пароход после всех своих злоключений наконец вернулся в порт приписки Калининград. Но с Михайловым мы общаемся не на земле, а на борту «Страхова». Последние месяцы — даже не из-за перехода из Шри-Ланки в Россию, а из-за масштабного ремонта — были очень напряженными. Судно в порту, но работа еще не закончена. Каждые пять минут в каюту к стармеху заходит кто-то из членов экипажа с вопросами по «машине», по электрике, по топливу.

О том, что происходило на «Страхове» в феврале-марте прошлого года, Михайлов — высокий, спокойный, улыбчивый — говорит очень сдержанно. Да, было трудно. Да, отключили от электричества, не работал кондиционер, жара была сильная, не было нормальных продуктов, потому что не выпускали из порта. Да, люди болели. Как и почему написал то самое письмо, уже не помнит.

— Помню только, что тогда все оно сгущалось и было тяжело. У меня задача была конкретная — по возможности сделать так, чтобы судно не утонуло у причала. То есть не захлебнуться в своем дерьме, грубо говоря. Вот этим я и занимался.

Спрашиваю у Алексея, известна ли дальнейшая судьба судна, запланированы ли на этот год экспедиции.

— Никакие рейсы мне сейчас не интересны. Главное, от судна отдохнуть. И пусть оно от меня тоже отдохнет.

Как это случилось

— Был такой фильм — «Идеальный шторм». Там все беды героев случились из-за сложения нескольких факторов, — рассуждает заведующий лабораторией геоморфологии и тектоники дна океанов Геологического института РАН Александр Мазарович. — Вот то же самое и со «Страховым» получилось.

«Академик Николай Страхов» был изготовлен в Финляндии, спущен на воду в 1985 году. На той же верфи было изготовлено еще три его брата-близнеца «академика»: «Борис Петров», «М.А. Лаврентьев» и «Опарин». Это были одни из последних судов, которые пополнили научный флот СССР и России.

Та экспедиция в Индийском океане началась еще в 2012 году. После нее судно должно было встать на ремонт, затем пройти освидетельствование на подтверждение технического класса (обязательное мероприятие, через которое суда проходят один раз в пять лет).

Но в августе 2013 года у «Академика Страхова» сломался гребной вал, и судно полностью потеряло ход. Вначале его отбуксировали на Мальдивы, в порт Мале, спустя несколько месяцев — на Шри-Ланку, в Коломбо. Поломка оказалась серьезной, Геологический институт РАН (ГИН РАН), у которого судно находилось в оперативном управлении, заказал новый гребной вал в Голландии. Пока ждали вал, подошел срок дорогостоящего и сложного регистрового ремонта, без которого невозможно пройти освидетельствование и выйти в море (то есть вернуться в Россию). Заказчик экспедиции — компания «Моргеослужба», которая по договору должна была платить за топливо, воду (питьевую и техническую), продукты, связь и ремонт (последнее — с дальнейшим возмещением со стороны ГИН РАН), от своих обязательств отказалась еще в сентябре.

А пока «Страхов» стоял на Шри-Ланке, вошла в активную стадию реформа Российской академии наук. Имущество РАН, в том числе флот, передали в новое, специально созданное ведомство — Федеральное агентство научных организаций (ФАНО). И получилось, что в 2014 году никаких денег из бюджета на содержание и ремонт «Страхова» Геологический институт РАН получить уже не мог, а ФАНО еще не понимало, что происходит с научным флотом, и крупных сумм, которые были необходимы «Страхову», в бюджет не заложило. В самом ФАНО говорят, что не могли тратить на «Страхов» бюджетные деньги, потому что у ГИН был договор на совместные исследования с «Моргеослужбой», и еще — что РАН при передаче имущества не предупредила, что деньги на флот не закладывались в общие сметы институтов, а распределялись отдельно.

Геологический институт тянул судно, сколько мог, пока не закончились деньги. В конце лета уже был готов новый гребной вал, но не было средств на оплату подшипников. В ноябре 2014 года, понимая, к чему все идет, капитан «Страхова» Сергей Яркин вывесил на судне флаг SOS.

В письме экипаж также указал, что ФАНО отказывается подписывать гарантийные письма, которые требует порт, и считает, что за долги должен заплатить ГИН РАН.

Но настоящими заложниками — то ли портовых властей Коломбо, то ли реформы РАН — экипаж и судно стали в конце февраля 2015 года. Несмотря на то что в ФАНО были прекрасно осведомлены о ситуации со «Страховым», денег на него в бюджет вновь не заложили.

— Нас начал прессовать судовой агент. Почему-то именно экипаж. Вначале у нас забрали шурпассы (специальный документ, который позволяет морякам выходить за территорию порта. — З. Б.). Потом начали отключать электричество на день, ночью включали. Было неудобно, но мы потихоньку привыкли, — вспоминает Алексей Михайлов. — А потом показалось мало и вообще отключили электричество.

Камбуз закрыли. Деньги у моряков были, но пойти в магазин (без шурпассов) они не могли. Кое-что продавалось на территории порта: покупали рис, бананы, другие фрукты, потом даже нашли молоко и яйца.

— Человек — он такой органический элемент, который ко всему приспосабливается, — рассуждает Михайлов. — В помещениях судна было невозможно находиться — жарко, духота, я на палубе поставил топчанчик, ночевал там. Потихоньку все туда перебрались…

Телефоны и ноутбуки заряжали у местных портовых служб. Там же кипятили воду. Даже получалось помыться.

Из-за мошкары и комаров двое членов экипажа заразились лихорадкой денге. У одного из моряков были серьезные проблемы с ногой. Но отправить его домой никак не удавалось.

Представители ФАНО прибыли на Шри-Ланку только в конце марта — договариваться с портом Коломбо. После этого, наконец, дали электричество.

— Ну, как только кондишку включили, мы первым делом все спать легли. Наконец прохлада.

Тогда же примерно — фактически через полтора года после того, когда возник вопрос о финансировании «Страхова», нашлись деньги на его обслуживание и ремонт. Эти деньги — около 160 миллионов рублей — выделили непосредственно из федерального бюджета.

Как спасали «Страхов»

— Когда в январе 2014-го мы вышли на работу после праздников, сразу стали искать, кто же в ФАНО будет флотом заниматься. На это ушло несколько месяцев, — вспоминает ведущий инженер отдела флота ГИН РАН Валентина Тимофеева. — Постоянная переписка, противоречивые ответы: что да, готовы выделить, что не готовы, что уже выделили… И когда наступил 2015 год и стало понятно, что на «Страхов» не выделено ни копейки — вот тогда мы поняли, что что-то не так.

По словам заведующего лабораторией геоморфологии и тектоники дна океанов Геологического института Александра Мазаровича, в 2014 году ГИН потратил на «Страхов» около одного миллиона долларов. Оплачивалась стоянка в порту, выплачивались зарплаты морякам, каждые четыре месяца проводилась ротация экипажа. В тот год, вспоминает Валентина Тимофеева, в институте отменили премии к Новому году: «После этого одна сотрудница подошла и просто плюнула мне в лицо — мол, все это из-за вас, из-за вашего отдела флота, из-за вашего судна…»

— В 2014 году как раз шла реорганизация Российской академии наук, — вспоминает младший научный сотрудник ГИН Ксения Добролюбова о том периоде, когда еще только начинались беды «Страхова». — Народ ходил на пикеты, митинговал. Нам было не до корабля. У нас мир рушился, академию пытались развалить… И я как-то перестала отслеживать ситуацию со «Страховым». А тут капитан Яркин вывесил SOS.

Ксения — из лаборатории геоморфологии и тектоники дна океанов. Сама неоднократно ходила на «Страхове» в экспедиции. Говорит, что пароход ей — как дом родной, что, когда едет на «Страхов», даже вещей личных с собой почти не берет — там все есть.

«Академик Николай Страхов» строился специально для геологов и геофизиков. И именно поэтому им всегда распоряжался именно Геологический институт. Сейчас на судне установлено уникальное оборудование, необходимое для изучения рельефа океанского дна. Есть зарубежное оборудование «двойного назначения». Если его потерять, получить новое уже не получится — санкции.

Ксения знала, что к тому моменту ГИН уже почти год вел переписку с ФАНО по поводу финансирования «Страхова». Знала, что от этого не было никакого толка. И поняла, что пора по-настоящему бить тревогу.

Валентина Тимофеева с ней была полностью согласна. Она сама никогда не была на «Страхове», но говорит, что заочно очень любит корабль и мечтает его увидеть вживую.

— Я хотела уже голосить сама. Но одной голосить страшно. Даже не так, если одна — тебя просто не услышат, — объясняет Валя.

Ксения тоже была готова поднимать шум.

— Мы решили хотя бы организовать страничку в фейсбуке. Ну, в конце концов нас уволят, ну и что? По крайней мере, это будет хоть какое-то действие.

— Как гражданину России мне было безумно стыдно, что мы не можем купить своим морякам еды… Россияне приходили, приносили еду. И шриланкийцы, по-моему, тоже. Но это же бред, просто бред, что люди оказались в такой ситуации! — возмущается Валя.

У Ксении и Валентины все получилось. Их крик услышали в правительстве. На ситуацию со «Страховым» обратили внимание вице-премьер Дворкович и Минфин. Деньги были выделены.

— Мало кто понимает, что тогда до ареста судна за долги оставалось всего два дня, — говорит Александр Мазарович. — Его могли продать «на иголки» — на металлолом то есть. Причем уже даже появились люди, которые хотели его купить. Если бы это произошло, вызволить «Страхов» было бы практически невозможно.

Спрашиваю у Валентины, что думали обо всей этой ситуации семьи моряков.

— Некоторые члены экипажа просили женам вообще ничего не говорить — зачем волновать? Они считают, что это не такая страшная беда-то произошла, ну стоят возле берега, это ж не где-то в открытом океане, — вспоминает Валя. — Но тогда, действительно, было очень страшно. А сейчас время прошло, и как будто бы даже смешно. Потому что пережили. Без потерь.

— Для нас спасение парохода состояло из двух частей. Первое — разрешить ситуацию с живыми людьми. И у нас это получилось! Хотя нам никто не верил, все говорили: девки, вы зря все это затеяли. Но смогли, всем миром, — объясняет Ксения. — А вторая часть проблемы — это корабль. Это необходимость научных экспедиций и научной работы. Мы же не просто так учились. Мы получили охрененное образование, все специалисты очень высокого класса, нам не нужно сидеть здесь, в четырех стенах, и просиживать штаны. Да, мы очень много пользы можем принести тут. Но реальную пользу мы приносим «там». Корабль, если он есть, должен работать, должен собирать данные. Но вот ситуация с кораблем как раз до сих пор не разрешена…

Что будет с научным флотом

— Исследование океана в какой-то мере сопоставимо с исследованием космоса. Это очень дорого. Наше судно, даже если оно просто стоит у причала, — это примерно миллион рублей в месяц, — объясняет Александр Мазарович. — А когда судно выходит в море, начинаются траты совершенно другого уровня. Экспедиция может обходиться в миллион долларов в месяц.

Экипаж «Страхова» говорит, что сейчас, после возвращения в Россию, судно вновь нуждается в масштабном ремонте, и жалуется на зарплаты — многие получили в полтора раза меньше, чем было обещано.

Последние годы научный флот сильно недофинансировался — институты получали в 7—10 раз меньше средств на содержание судов и фундаментальные научные исследования в Мировом океане, чем это было необходимо. Так, в Институте геохимии и аналитической химии им. В.И. Вернадского утверждают, что получали на «Петрова» в среднем 10 миллионов рублей в год. Чтобы было понятно — на эти деньги можно купить топлива на один месяц экспедиции. При этом судно требует вложений каждый день, даже во время простоя в порту. Не говоря уже о ремонте, модернизации научного оборудования и зарплатах экипажу.

Заместитель руководителя ФАНО Алексей Медведев лично приехал в Балтийск встречать «Страхов» — официальную торжественную встречу пришлось перенести туда, потому что до Калининграда судно дойти не успевало. Он рассказал, что ФАНО на базе Института океанологии РАН планирует создать специальное ведомство для управления научным флотом РАН — Центр коллективного пользования, который будет получать бюджетное финансирование на содержание и эксплуатацию судов. Сами институты-судовладельцы (возможно, кроме Института океанологии) этому не очень рады. Суда не только тянули из них деньги, но и при проведении научно-исследовательских работ совместно с зарубежными партнерами позволяли заработать — и на содержание самого парохода, на экспедиции, на другие нужды института. То есть на все то, на что государство не спешило выделять средства.

Алексей Медведев утверждает, что в этом году на экспедиции заложено около 700 млн рублей, что «Страхов» в этом году выйдет в море и что зарезервированы деньги на ремонт «Петрова» (197 млн рублей, добавляют в ФАНО).

Но «заложены», «зарезервированы» — не значит выделены. Правительство может принять решение об урезании бюджетных расходов, если экономическая ситуация будет совсем тяжелой.