В парижском регионе развивается арабо-еврейский конфликт. 20 июля жгли машины в Сарселе; 19-го забрасывали полицию дымовыми шашками на бульваре Барбес в Париже; 13-го рядом с площадью Бастилии, по улице Рокетт бегали мирные защитники Палестины с палками, а в сторону синагоги летели камни, стулья и бутылки. С другой стороны улицы носились (с тем же самым) добродушные ребята из «Лиги защиты евреев». Главное отличие между двумя группами пока состоит вот в чем: арабы играют в атаке, евреи в обороне. Чем могут закончиться эти игры, лучше не загадывать. Учитывая, сколько в стране евреев и сколько арабов. И как часто они играют рядом.

…Вечером в воскресенье в Сарселе длинная улица Поля Валери, ведущая от вокзала, где собирались пропалестинские силы, до синагоги, где собрались понятно кто, еще дымится. Догорают пластиковые мусорные баки, машины разбиты и помяты, уничтожена аптека, разгромлен магазин кошерной еды, не подает признаков жизни похоронное бюро. Арабы, защищающие мир в секторе Газа, рассредоточились по маленьким улочкам и переулкам. Евреи, защищающие себя, свой квартал и свою синагогу, стоят у синагоги.

Километровая улица разделена пополам — полиция выставила кордоны у «арабского сектора» улицы Поля Валери и у «еврейского». Какая-то мадам бальзаковского возраста (в чадре) кричит с верхнего этажа панельного дома, стоящего напротив синагоги, оскорбления в адрес Израиля. Трудно себе представить, какие муки испытывает эта бедная женщина, каждое утро вынужденная просыпаться с видом на ненавистную синагогу. Защитники синагоги отвечают ей похожими словами и машут битами в направлении недосягаемого балкона.

— Ну, иди, иди ко мне! — кричит разгоряченная дама, и кажется, что если сейчас кто-то таки пришел бы к ней и провел антивоенную акцию имени Джона Леннона и Йоко Оно, одним очагом ненависти на планете стало бы меньше…

У синагоги стоит памятник «еврейским жертвам нацистского варварства». У памятника — сразу две гранитные плиты с одинаковыми надписями: «Раввин Рафаэль Иаков Израэль сказал: «Чтобы устроить войну, нужны двое. Я никогда не буду вторым». Раввин умер в 2006 году.

Жители еврейского квартала Сарселя, стоявшие с палками у синагоги 20.07.2014 с 15.00, не собирались следовать его заповеди.

В 15 часов у вокзала начался запрещенный властями анти-израильский митинг…

***

…О том, что митинг запрещен, было известно в пятницу. О недопустимости повторения беспорядков, творившихся 13-го под боком площади Бастилии, говорили министр внутренних дел, премьер-министр, президент. Они повторили эти слова и после того, как повторились беспорядки — в субботу 19-го во время запрещенного митинга на бульваре Барбес.

Куртуазные манифестанты в трениках били то, что попадалось под руку, ругались, и — недовольные пассивностью полиции — зажигали ее «коктейлями Молотова». У Северного вокзала Парижа другая часть благородного собрания оккупировала площадь и два с половиной часа вдохновенно кричала проклятия в адрес Израиля, добавляя к ним оскорбления в адрес Олланда, полиции и жандармерии. Олланд был в командировке, а полиция и жандармерия смотрели на происходящее несколько отстраненно. Хотелось даже предложить им пройти за столики соседних брассери — оттуда наблюдать комфортнее.

Но я все-таки не стал валять дурака и задал вопрос по существу:

— Мсье, манифестация запрещена, но эти люди здесь второй час и они, кажется, бастуют…, — сказал я жандарму, который только что выдворил с площади единственного провокатора, осмелившегося кричать «Да здравствует Израиль!»

— Да, это митинг, да, он запрещен, но… — улыбнулся жандарм.

— Это законно …

— Не совсем, — сказал жандарм, — но они же не идут шествием…

— И они могут стоять и кричать здесь хоть до ночи?

— До ночи нет…

— Почему нет?

— У них Рамадан, им нужно будет пойти поесть… — пошутил жандарм, для которого главное — «не допустить насилия». Именно поэтому он и выдворил провокатора.

И, как выяснилось, правильно сделал.

— Израиль убийца!.. Олланд сообщник!.. Олланд убийца!.. Полиция убийцы!.. Жандармы убийцы! ..— закричала толпа, и я взглянул на дружелюбных людей в бронежилетах и касках с плохо скрываемым (боюсь) ужасом.

В это время к вокзальной толпе присоединилась еще одна группа из ста человек, выдвинувшаяся с «запрещенного» бульвара Барбес.

Полиция вежливо расступилась, позволяя борцам объединиться.

— От Парижа до Газы — сопротивляйтесь! — закричали борцы. — Олланда в отставку! (Хотя казалось бы, при чем здесь Олланд?)

Полиция не сопротивлялась.

На бульваре Барбес в это же время жгли израильский флаг.

«Почему ваш министр запретил митинги?! Вы насилуете священные принципы Республики!», — с упреками к полицейским подходят городские ультра-левые. Полицейские оправдываются.

— Смерть Израилю! — кричит толпа, и на лицах, до крайности повернутых влево, отражается детская радость. Полиция молча курит. Кто сигары, кто электронные сигареты, кто просто бамбук.

В восторге я достаю фотоаппарат, чтобы заснять триумф конституционного принципа о свободе самовыражения над законным постановлением префектуры полиции. И мнением высшего руководства страны.

Я вспоминаю, как несколько дней назад, в понедельник президент Олланд заявил о недопустимости «импорта конфликта» на французскую территорию. И было видно, что он этого не допустит.

***

Утром в воскресенье 20-го числа премьер Манюэль Вальс поддержал «смелость министра внутренних дел», запретившего субботние митинги от 19-го. И еще раз повторил угрозы в адрес тех, кто будет разжигать антисемитизм.

В тот же день в 15 часов в Сарселе у вокзала собрались мирные антисемиты. Человек триста.

***

Я следил за ними минут сорок, сравнивал со вчерашними привокзальными, и тихо радовался их умеренности.

Не я один ошибся.

— А где проходит запрещенный произраильский митинг? — спросил я у полицейского.

— А прямо здесь… — уверенно ответил полицейский, но я все-таки не поверил и пошел в сторону синагоги.

У синагоги стояло человек сто, многие в кипах. У кого-то в руках были биты, у кого-то — антивандальные приспособления для авто, один хрупкий сионист лет пятнадцати зажимал в руках зонтик. Многие — вот уж еврейская хитрость — притворялись инвалидами и опирались на костыли. Наверное, такого количества инвалидов на квадратный метр парижский регион не знал со времен Людовика XIV, когда все они были собраны в одноименном Доме (инвалидов).

Я попытался снять почтенное собрание на фотографическую аппаратуру, но собрание совсем не было настроено на съемку, но чересчур настроено на бой.

— Не снимайте, мсье, — сказал мне сторонний гражданин пятидесяти лет. — Молодежь очень злая…

Я поблагодарил гражданина за совет, сказал, что хоть я и снимаю не очень хорошо (и даже скорее — плохо), но ничего не поделаешь, это моя работа… И продолжил заниматься неблагодарным делом.

Как выяснилось, зря.

Выяснилось, что гражданин, и примкнувшая к нему злая молодежь, не то, что советовали, а в последний раз предупреждали. Потому что журналисты, по мнению советчиков, слишком часто занимают палестинскую сторону.

— Мы вам разобьем камеру, мсье! — кричала «израильская военщина». Пришлось подчиниться силе и снимать исподтишка.

Чуть позже человек десять набросились на всамделишного фотографа. Они так угрожали ему, что казалось: вот-вот и ударят разок. «Я журналистов в ж…!», — признался кто-то.

К счастью, фотографа спасла маленькая еврейская мама:

— Оставь его в покое! Этот журналист, может быть, с нами. Иди лучше вперед и защищайся! — сказала она двухметровому (в обе стороны) сыну, указывая на синагогу.

***

Скоро в направлении синагоги побежала разъяренная толпа с вокзала. Когда и как она успела дойти до такого градуса кипения, я отследить не сумел. Всего двадцать минут назад я покинул их кипящими на маленьком огне, и вот откуда-то взялась эта, сносящая все на своем пути, орда.

Скоро на фоне синагоги взвился черный дым — где-то слева от улицы Валери загорелись первые машины.

Предусмотрительная полиция успела перекрыть улицу за двести метров от первого кордона, выставленного у еврейского сектора.

На балконах соседних многоэтажек собрались большие семьи, чтобы напряженно понаблюдать за тем, как лучшие сыны иудейской половины Сарселя будут защищать синагогу. С балконов время от времени сваливались палки и костыли: старшие товарищи вооружали сыновей и внуков.

— Сынок, ты совсем без защиты пошел! — кричала с балкона еврейская мама юноше с зонтиком, — Вернись, хоть шлем возьми!

Когда я перешел на противоположную сторону конфликта, там уже вовсю пылали огни, радующие глаз фотографа.

Мимо пронесли первого бледного юношу со взором… Бедный наступил на какую-то горящую чертовщину, которая вдруг взорвалась и сорвала у него кожу с подошв.

В щиты полицейских, слитной пятеркой повернувших в тот же переулок, прилетел камень. В ту же минуту в переулок прилетела арабская мама:

— Все, сынок! Ты был с самого начала! Пойдем уже, не заставляй меня волноваться!

***

Постепенно боевики рассасываются по переулкам, время от времени совершая — с разных сторон — тренировочные набеги в направлении оцепленной синагоги. Народное еврейское ополчение носится из стороны в сторону, призывая за собой полицию.

Каждый новый экипаж, прибывающий к месту предполагаемой боевиками трагедии, ополченцы встречают аплодисментами.

Через три часа эта игра начинает казаться бесконечной. Не только в смысле — «долгой», но и в смысле — черт его знает, когда что-нибудь, не дай бог, произойдет.

Но если произойдет, то мало никому не покажется.

Выражаясь словами французского президента, это будет импорт в особо крупных размерах.

P.S. Кстати, а похоронное бюро кому мешало?

P.P.S. После «интифады» в Сарселе арестованы 19 человек. В понедельник в городок приезжал министр внутренних дел Бернар Казнёв. В этот же день президент пригласил к себе представителей шести религий, в том числе Жоэля Мерги, председателя Центральной еврейской консистории Франции и Джалиля Бубакера, председателя Французского совета мусульман. Все говорили о недопустимости проявлений антисемитизма. Мерги попросил Бубакера сделать так, чтобы эти слова прозвучали в каждой мечети Франции.

В среду вечером на юге Парижа должен состояться ещё один про-палестинский митинг. На этот раз власти решили его не запрещать. Напомню, 13 июля беспорядки у Площади Бастилии произошли в ходе разрешенной манифестации.