Когда-то, уже очень много лет тому назад, в темноватой и удивительной квартире Владимира Николаевича Семина в переулке у Неглинной я познакомилась с Лапиным. Лапин был очень загадочный, в черном пальто и с сумкой через плечо.

Был какой-то общий разговор, но потом мы вырулили на то, что нужно написать небольшой текст то ли про фотографа какого-то, то ли про фотографию. Не помню. А помню, что я взялась это сделать, но никогда не сделала и уже не сделаю. Грызло меня это не сделанное, но обещанное, много лет до такой степени, что я Лапина избегала по всем возможностям.

Сошлись мы внезапно и как-то сразу совсем недавно, пару-тройку лет тому назад. И я поняла, какой же я была дурой, потому что человека добрее Саши трудно было придумать. И все Сашины колкие словечки были лишь внешним фасадом, чтобы прикрыть тонкое, доброе и до последней клеточки беззащитное нутро его.

О как же он любил, как он весь оживал, какой пиратский блеск появлялся в его глазах, когда в руки попадала хорошая карточка.

— Как тебе? — спрашивал он, замирая. И тут же сам отвечал радостно: По-моему, шедевр. А сняла девочка. (Это про одну из любимейших его фотографий последних лет — где дерево и облако.) Или снял милиционер, решивший заняться фотографией. Или кто-то из дорогих его сердцу учеников.

И Саша радовался совершенно по-детски, без тени зависти. Радовался за фотографию.

И когда он так — или почти так — отозвался о парочке моих работ, таким очень своим особенным жестом пощелкивая пальцами и потыкивая в то или иное место на снимке, это было необыкновенно радостно. Потому что это было искренне и тепло.

Саша ушел, и я вдруг поняла, что не знаю больше никого, к кому можно было бы прийти практически когда угодно, показать карточки и долго разговаривать и о них, и о загадках жизни и смерти, и о каких-то совсем заоблачных тонких материях, в которых он был мастер, и просто пить чай, сидя на большом кошачьем диване.

Он подарил мне свою заветную книжку о фотографии, написав, как всегда, иронично: «Вике с надеждой, что она прочтет эту книгу».

Я читаю, Саша. Вот сейчас открыла наугад — вышла страница 166 с твоей замечательной «Лодочкой». И вот — кусочек из текста рядом: «Фотографическая задача — сочетать, сопрягать детали, добиваясь согласованности, и в этой согласованности искать смысл».

Жизнь Саши и есть найденный и согласованный смысл среди безудержной бессмыслицы, в которой мы живем.

Во всяком случае мне его жизнь видится именно такой.