В прошлом году «Новая» рассказала историю уголовного преследования Татьяны Казаковой, главы администрации Листвянки, которая на свои деньги подняла этот поселок на Байкале из руин (буквально). Публикация вызвала большой общественный резонанс. Главный вопрос, который задается на конференциях, где звучит этот пример: почему как только предприниматель сделает что-то хорошее и не только для себя, на него сразу заводят уголовное дело?

С тех пор мы узнали о многих новых обстоятельствах этой детективной истории.

1 июля 2010 года после двух лет и трех месяцев очень жесткой отсидки в СИЗО мэр (пока еще, так как приговор не вступил в законную силу) поселка Листвянка Татьяна Казакова была освобождена по ходатайствам уважаемых правозащитных организаций, в том числе Московской Хельсинкской группы, под залог в 9 млн рублей. Муж и соратник Казаковой Дмитрий Матвеев, семь лет назад в результате неудачной операции ставший инвалидом в коляске, повлек ее в охотничьи угодья за 200 км от Иркутска, чтобы совершить там задуманную акцию «освобождения зверей». Их судьбы тоже по-своему драматичны: лось Ванька еще года за два до посадки мэра остался сиротой, браконьеры убили его маму, и после того как это показали по телевизору, Татьяна послала за ним автобус — с тех пор он живет и воспитывается в угодьях. Так же туда попали две изюбрихи — Принцесса и Катька. Так вот, освобожденный мэр, начитавшись Чехова и других хороших книжек в СИЗО, открыла ворота загона, а звери обошли круг и вернулись обратно. Ну, пусть так, раз им нравится. Ваньку-то точно в лесу съедят, он за себя постоять не сумеет, только заборы в деревне курочит, когда у него рога чешутся.

6 сентября 2010 года Казакова была приговорена Иркутским районным судом к 6 годам лишения свободы условно, но еще до этого в угодья нагрянула из самого Иркутска бригада прокуроров. Что-то, говорят, у вас тут незаконно, и почему вы над зверями издеваетесь, лишаете их свободы?

Что касается тех статей УК, по которым больше двух лет провела в тюрьме сама Казакова, они были нами детально исследованы в «Новой» №49 за 2010 год («Дзержинский отдыхает»). Наши сомнения по поводу этого дела разделила затем «Нью-Йорк Таймс», но это еще не весь ресурс внимания мировой и российской общественности, который мы намерены привлечь к этой истории. Кроме позиции обвинения, официально и не очень убедительно изложенной в приговоре, есть еще как минимум четыре версии того, как и почему посадили Казакову, и мы их сейчас рассмотрим по нарастающей.

Версия 1. Говно-вопрос

1 апреля 1991 года Совет народных депутатов Листвянки передал соток восемь земли, где еще был общественный туалет, в собственность гражданина Мовшовича В.М. Это пятачок с видом на устье Ангары, примерно, где утонул Вампилов, но с одной стороны там шоссе, а с другой забор санатория. Мовшович возглавлял тут прежде милицию, но не просчитал, что бывший профсоюзный санаторий когда-то может отойти к ФСБ.

Однако под туалетом скрывался еще и очистной колодец с насосной станцией, которая качает дерьмо из санатория и нескольких пятиэтажных домов в Листвянке. Насос дряхлел, дорогу стало заливать сверху нехорошим, и в 2006 году новый мэр Казакова на свои деньги (а других не дали) построила новую насосную станцию и новый туалет. Участок с этой целью был приобретен у вдовы Мовшовича неким Смирновым А.А. — одним из, скажем так, топ-менеджеров, выросших в Иркутске вместе с торгово-туристической империей Казаковой и Матвеева.

Но тут выяснилось, что директор санатория полковник ФСБ В.И. Трифонов (он прежде был метеорологом) в течение нескольких лет проводил «инвентаризацию», и спорный туалет оказался экстерриториален. После долгих лет гражданских судов (по уголовной линии Казакова успела отсидеть и получить свои шесть условно) спор о сортире так и не решен: земля там вроде как государева (за ФСБ), а насос — собственность Смирнова. Казакова из СИЗО дала указание подарить сортир государству, но власть его брать не спешит: содержание тоже чего-то стоит.

Мэром Листвянки Казакова была избрана в 2006 году, но еще до этого, начав строить свою гостиницу, она стала вкладываться в инфраструктуру поселка. В 2007 году она выиграла выборы уже с 80% голосов, потому что все ее вложения были у жителей перед глазами: набережная, дорога, рынок, автобус, школа, водозабор, общее благоустройство и т.д. Объем инвестиций составил не менее 30 млн рублей, что вполне доказано документами в уголовном деле, из них под спорным сортиром закопано только пять.

При безоговорочной поддержке населения были у мэра в Листвянке, конечно, и скрытые враги: не всегда определимые владельцы чаще всего уродливых строений у кромки Байкала на тех участках, которые были сомнительно выделены им еще прежней администрацией. Логика проекта «Байкал-Сити» (см. последнюю главу) подсказывала, что все это скоро будет снесено. Открытый же противник был у Татьяны один: директор-полковник Трифонов. За забор санатория мэра Листвянки он не пускал вовсе, ссылаясь на отсутствие у нее допуска к государственной тайне, что при общих, сильно проржавевших и сброшенных полностью на баланс поселка коммунальных сетях создавало проблемы именно для жителей.

После того как в 2006 и 2007 годах в санатории сгорело два здания (подробности — «государственная тайна»), Трифонов решил построить новый реабилитационный корпус. Проект он не показывал, но требовал привязать его к тем же сетям. В конце декабря 2007-го за забором был разрыт водозабор, при минус 20 это ставило под угрозу всю Листвянку. Странный выбор сезона для земляных работ объяснялся, по-видимому, столь же странным тендером на 330 млн рублей, выигранным неким ООО «Эскиз» из Москвы, каковое один раз засветилось как подрядчик в дрязгах вокруг «тайного» строительства. Отказываясь согласовать строительство вслепую, Казакова создавала им какие-то проблемы.

Мэр, однако, не учла, что ФСБ «рыло» не только водозабор. 25 марта 2008 года тогдашний начальник регионального УФСБ генерал-майор С.Г. Старицын подписал некий документ, начинающийся со слов о «контрразведывательном обеспечении органов власти и управления», где затем приводилась схема трубы от котельной, на ремонт которой Листвянке было выделено 3 млн рублей. Деньги эти были переведены тоже ровно в декабре 2007 года, но так как Казакову никакие странные тендеры в спину не толкали, а ремонт теплотрасс в Сибири зимой — это просто безумие, деньги она перечислила до весны в одну фирму в Иркутске. Несмотря на все усилия следствия доказать, что они были присвоены (путем ареста директора фирмы и ее отправки этапом в Тайшет), деньги нашлись и были возвращены. О том, что в очистные сооружения, обслуживающие и санаторий, Казакова вложила 5 миллионов, не считая всего остального, — что ж вспоминать? Вот и статья УК — если это кому-то может пригодиться.

Версия №1 интересна тем, что даже отдельный санаторий ФСБ ведет себя, как государство в государстве. А что у них за «государственная тайна»? Разве что по объему дерьма в колодце можно вычислить количество и ранг отдыхающих там генералов? Но версия №1 может объяснить лишь возникновение уголовного дела, а не его развитие целой бригадой следователей и оперативников ФСБ.

Версия 2. Зубатка

Ну, возбудили бы, припугнули, договорились и положили в стол — такова (по чекистским меркам) была бы нормальная логика. Вместо этого 28 марта 2008 года Казакова была взята под стражу прямо у трапа самолета из Китая, куда она возила делегацию из двадцати глав администраций Иркутского района. В СИЗО (именно за 700 километров, в Тайшете) оказалась ее секретарша, отказавшаяся дать ложные показания против мэра, а впоследствии — мэр еще одного из поселков, у которого пытались добиться показаний против Матвеева: тот сидит уже полтора года до суда за несколько эпизодов безналичных пожертвований на ремонт дороги (трудно найти сельскую администрацию, которая так не делает). Дмитрий Матвеев, муж Татьяны и совладелец их бизнеса, избежал посадки лишь потому, что с инвалидом в коляске у следствия было бы слишком много проблем.

Как говорят, прежний глава Иркутского УФСБ (сейчас он в Челябинске), когда начиналось это дело, не без отвращения подписал донос о «контрразведывательном обеспечении» ржавой трубы, но поставил условие: бизнес Казаковой не дербанить, не хватало тут еще только этого дерьма. Благодаря этому Матвеев сохранил бизнес и даже послал жене в общую камеру СИЗО норковую шубу. Но за два с лишним года заключения ей было отказано во всех свиданиях: с больной дочерью, с мамой, с нотариусом, чтобы подписать согласие о направлении дочери на лечение, а также в регистрации брака с Матвеевым, с которым они к тому времени прожили восемь лет.

Такая жестокость уже не может объясняться только конфликтом с директором-полковником Трифоновым. Попробуем поискать причины в биографии Казаковой: к этому нас неофициально подталкивают и официальные лица в Иркутске, намекая (а в газетах об этом прямым текстом) на ее связи с «братской» ОПГ.

Татьяна Казакова родилась в Иркутской области, мать работала в поселке на заводе технологом, в семье были две старшие и младшая сестра, отец ушел, когда Татьяне было пять, а когда стукнуло десять, они переехали в Иркутск. Будущий олигарх ходила в школу, ухаживала за сестренкой, огородом и тремя свиньями, а учиться пошла в торговый техникум, потом без отрыва от работы — в институт. В 22 года в 1986-м Таня поехала на закупки для Октябрьского райпродторга в Среднюю Азию — директор побыла с ней неделю, представила, кому надо, и уехала. А в 1987 году они поехали вдвоем с мужем, три месяца там сидели, купили овощи и фрукты и отправили их вагонами в Иркутск.

Это биография советской торгашки, не вполне типичная, потому что закупки в Средней Азии просто девчонке с чековой книжкой никто бы не доверил: здесь и риск, и навар могли быть очень серьезными. Значит, были у нее какие-то особые таланты, замеченные директоршей, но в 87-м Казакова из торга уже уволилась, зарегистрировав первый в Иркутске торгово-закупочный кооператив. Они открыли три павильона, торговали польской «шанелью» из Каунаса, жвачкой и прочей дрянью начала перестройки. Уже в этот период первоначального накопления капитала за Татьяной гонялись братки, но не догнав, удовлетворились ее консультацией по бизнесу: тоже закупать эту самую «шанель».

На следующем этапе Казакова убедила руководство спиртового треста отдать ей завод розлива вин, потому что «вам хватит проблем с водкой, а я знаю, как купить вино в Душанбе и пригнать его цистернами». Проблем с деньгами в начале 90-х у Татьяны не было, и она начала скупать на аукционах магазины и столовые. Она шла к директору, требовала собрать коллектив и излагала план, который всегда сводился к переоборудованию и перепродаже. Таким образом, с 93-го по 98-й год она своими руками передушила, склоняя на свою сторону персонал, 29 советских директоров. Вряд ли все ее в этом торгово-ресторанном мире Иркутска любили, зато все знали и приклеили очень точную (даже по внешности) кличку: Зубатка. Ментам она столы накрывала, но бандитов в долю не брала, так как вообще никого никогда не хотела брать в долю: ей не нравилась перспектива раздела имущества. Все магазины и кафе, много раз перепроданные, до сих пор успешно работают: Зубатка произвела (себе не в убыток) их своевременную санацию.

Первым действительно крупным объектом, пакет которого она перекупила, стал бывший завод карданных валов в центре города, где теперь крытый рынок. У нее на руках оказалось 28% акций, и еще 24 у Матвеева — на этом они близко познакомились и решили объединиться против третьего конкурента. Там были и подлоги, и выигранные в конце концов арбитражные суды, и разные, в том числе «братские», бандиты. Но первым соседом 10-летней Тани Казаковой в Иркутске оказался один веселый дядька, а за прошедшие с тех пор почти двадцать лет он стал начальником областного ГУИНа: он и приставил к ней по-соседски спецназ, который по договору охранял «сумочку» Казаковой.

Ошибка, которая едва не стоила Казаковой жизни, была совершена ею в 1998 году, здесь сплелось несколько причин, в том числе самоуверенность так быстро поднявшейся Зубатки, ну и, конечно, дефолт. Весной того года в одном из ее кафе появился некий Сява. Про него говорили, что не судим, но вроде бы «братский». По отработанной ею методике Татьяна сказала: денег не дам, а консультацию — нате. И указала на объект, называемый в городе из-за обилия стеклянных витрин «стеклорезом». Сама она собиралась устроить там ночной клуб и выиграла торги, но 2000 квадратов были ей не нужны, и она, испытывая трудности с оборотными средствами, предложила сразу перепродать половину Сяве. Он принес векселя Сбербанка на 2 млн рублей и 400 тысяч наличными, и Зубатка даже получила расписку в том, что Сява купил на них половину «стеклореза». Эта расписка, которая, вероятно, спасла Казаковой жизнь, была изъята при обысках в Листвянке в 2008 году и должна храниться где-то в материалах ее уголовного дела.

Ни до, ни после рестораны в Иркутске не приносили такой бешеной прибыли, как в августе 1998 года при дефолте: недели две бизнесмены и банкиры, менты и бандиты — все пили вмертвую. Потом притащился Сява и сказал, что «стеклорез» ему больше не нужен, что лучше бы вернуть деньги в долларах, цена которых за эти две недели выросла в пять раз. Понятно, что Зубатка имела все основания его турнуть, ткнув распиской о покупке «стеклореза», но Сява объяснил, что деньги просит вернуть Тюрик. А Тюрик — это уже и есть едва ли не официальный глава «братских» (он был задержан в Москве в 2010 году).

Вскоре после этого Сяву расстреляли из автоматов у гаражей. Двое «братских» появились в кафе и грозились завалить Зубатку, но тут на сцену выступил спецназ ГУИНа. Зубатка позвонила сестре, которая еще в 93-м году, выйдя замуж, уехала в Краснодарский край, но до этого успела поработать в Братске директором по снабжению. Сестра нашла некоего Серегу Д., начальника заправок, тот выслушал Зубатку по телефону и велел с чемоданом долларов ехать в Москву, где быть в такой-то час в лобби «Палас-отеля». Деньги набрали вскладчину с Матвеевым, которому Таня рассказала о своей беде как тогда еще просто компаньону, а в Москву она поехала с мужем. Это был конец 98-го. В «Палас-отеле» к ней подошел мужчина и сказал, что он и есть Тюрин (Тюрик). Очень удивился, увидев расписку Сявы на 400 тысяч долларов, и заметил, что вообще-то давал лимон. Кучу долларов в коробке Зубатка передала у эскалатора в «Охотном Ряду» какому-то человеку в шапке, после того как он поговорил по ее телефону с начальником заправок Серегой Д.

Такова версия Татьяны Казаковой о ее связях с Тюриком. Она была записана на видеокамеру в РУБОПе, куда Казакова безуспешно ходила за защитой, и зачем-то распространена: все в Иркутске ее видели, и Тюрик тоже. Не нам судить, насколько убедительно она свидетельствует о связях мэра с «братскими», но ничего другого, несмотря на настойчивые просьбы, никто мне в Иркутске не рассказал. И кстати, лишь сейчас выясняется, что реальное убийство Зубатки готовили не «братские», а совсем другая банда, они сейчас дают показания о четырнадцати убийствах.

Сделаем вывод, что возобновление этих слухов о «братских» при расследовании уголовного дела против мэра имело единственной целью оправдать (не по закону, а по понятиям) жестокость ее содержания под стражей. История Зубатки до Листвянки (а дальше пойдет совсем другая глава ее биографии), конечно, несет на себе яркий отпечаток своего времени, но она как раз совершенно понятна. Это не всегда можно сказать о тех, кто, вероятнее всего, Казакову и посадил.

Версия 3. Схватка на улице Фурье

Жизнь постепенно, но твердо вела Зубатку к осознанию того, что счастье за деньги не купишь и что саму ее интересует не только бизнес. За эти годы Татьяна родила троих детей и вырастила четверых: у них в семье живет и дочка старшей сестры. Первый муж Казаковой погиб в автокатастрофе в 2001 году, но с ним, как можно догадываться, Татьяна к тому моменту уже не жила.

Проводя целые дни с Дмитрием Матвеевым, обсуждая сначала совместные планы бизнеса, а потом и спасения от «братских» и прочих, они скоро пришли к пониманию того, что, кроме друг друга, никто им, в общем, тут и не нужен. И с какого-то момента ночи они тоже стали проводить вместе. Как и когда это вышло, в роли журналиста я все-таки постеснялся спросить, а по-писательски, если когда-нибудь у меня найдется время сочинить роман с таким ярким персонажем в центре, необходимые детали как-нибудь и сами собой придут.

Матвеев тоже попал в автокатастрофу в 2000 году (судя по тому, как они там носятся по серпантину вокруг Байкала, это даже и обычно), но травма почти не сказывалась до 2002 года. Затем начались не частые, но сильные, припадки эпилепсии. Один из них случился в 2003-м на катере: Таня вышла из каюты, а когда вернулась, Дима был уже мертв: подавился языком. С того света его вытащили воевавшие ребята из охраны, но делая искусственное дыхание, сломали пару ребер и повредили диск позвоночника. Врачебная ошибка была допущена и при операции в больнице, и в результате в 2003 году Матвеев стал инвалидом в коляске. Рассказывая об этом, ни Дима, ни Таня ни за что не скажут: «я заболел» или «он заболел» — а всегда только так: «Это было после того, как мы заболели».

Практически забыв о деньгах, точнее, швыряя их сотнями тысяч евро врачам разных стран, Зубатка два года почти не отходила от Димы, опасаясь, как бы он не покончил с собой. Испробовали всё и во всех странах, подумывали о том, чтобы продать активы и осесть где-нибудь в Испании или в Германии, но когда стало понятно, что поставить Диму на ноги не удастся, потянуло их домой. Дети тоже, поучившись по заграницам, сказали, что им больше нравится Иркутск, там и стали жить все одной семьей «в усадьбе».

Лет на шесть Зубатка сильно отклонилась от бизнес-линии свое биографии: разборки с «братскими», гибель мужа, потом эта бешеная любовь, трагедия Димы, два года совсем другой жизни в Европе. В Иркутске никто и не понял, что в 2005-м Казакова вернулась сюда уже сильно другим человеком — она и сама это, наверное, не сразу поняла. Но Иркутск жестко требовал от нее возвращения в прежний образ. Раз уж вернулась географически, а тут тебе не Цюрих.

Конечно, выбор такой жизни — это всегда твой личный выбор, можно было и по-другому. Но выбрав, ты попадаешь между щупалец «осьминога», и нет шансов от них совсем увернуться. С одной стороны — бандиты, с другой — менты, не вдруг поймешь, кто страшнее, а часто это вообще одно и то же. Спрут и огромен, и вездесущ, но и в то же время чаще всего безлик: главное условие его существования — это искусство мимикрии. В редких случаях спрут показывает то или иное из своих лиц, в которое можно (с документами в сейфе) ткнуть пальцем. Но иногда и он, всевластный и потому самонадеянный, утрачивает осторожность.

В 2005 году к вернувшейся в Иркутск Зубатке пришел за помощью Алексей Смирнов, немного нам уже знакомый как собственник злополучного сортира в Листвянке. Он еще в начале девяностых с мешком Татьяниных денег ездил под Новый год в Москву за шампанским, и отношения у них были доверительные. Смирнов рассказал, что десять лет назад перекупил у некой фирмы двухэтажный старинный особняк на улице Фурье — это центр города, цена объекта, несмотря на то, что надо еще много вложить в реставрацию, не менее 5 миллионов долларов. В этом доме, как говорят историки, по дороге на Сахалин останавливался Чехов, и Зубатка подумала: а почему бы не устроить там маленькую изящную гостиницу?

Они стали переоформлять собственность на здание, которое когда-то, до первой продажи в 1995 году, было в ведении КЭЧ — квартирно-эксплуатационной части Сибирского военного округа. Но тут вдруг КЭЧ встрепенулась и зарегистрировала без ведома Смирнова здание на себя. Это удалось признать незаконным по суду, доказав, что в 95-м первый покупатель предоставил КЭЧ 11 квартир, и в них давно живут какие-то генералы. Но и суд не помог, Федеральная регистрационная служба его решение выполнять отказывалась. Став уже мэром, то есть лицом официальным, Казакова позвонила в 2006-м главе управления ФРС, бывшему прокурору Иркутска и заму областного прокурора Альбине Семеновне Ковалевой с просьбой помочь выполнить решение суда. Ковалева (а они были знакомы также и по иркутскому бомонду) обещала: хорошо, разберемся.

Перед зданием по улице Фурье есть примыкающий к нему исторически и по градостроительной логике участок в десять соток. Когда проезжал Чехов, там, скорее всего, был сад, а сто лет спустя — пустырь со старой трансформаторной будкой. Провода от нее тянутся к соседнему дому (там сидят некий эндокринолог, касса «Трансаэро» и еще какие-то арендаторы). Вскоре после звонка Казаковой в ФРС стало известно, что эта самая ФРС стремительно зарегистрировала (февраль 2007-го) в собственность некоего гражданина Голубенко будку размером 5,7 кв. м, а заодно и участок площадью 1028 кв. м, отрезав подъезд и проходы к зданию претендующему на него по суду Смирнову А.А. Не выясненный Голубенко пробыл собственником будки и участка один день, перепродав их в один ход некоему ООО «ИНТЕРЛАЙН», которое на тот момент было также собственником соседнего здания (с эндокринологом и прочими).

Уголовное дело против Смирнова по признакам сначала подделки документов о давней покупке здания, а затем и мошенничества было возбуждено в октябре 2007 года и стало активно развиваться весной 2008-го. Во время стычки из-за переноса забора на пустыре в перепалку со Смирновым вступил директор ООО «ИНТЕРЛАЙН» некто Бондарев, который сказал, двигая забором: «Вы все будете сидеть». При этом он бегал советоваться к белому BMW с номером 001, который принадлежит единственному участнику ООО «ИНТЕРЛАЙН» (выписка из ЕГРЮЛ №20892В/2010) Дмитрию Бердникову. Остается добавить, что Бердников — не только удачливый бизнесмен и собственник недвижимости в Иркутске, но также и единственный и любимый сын Альбины Семеновны Ковалевой.

Эта история (если она не просто совпала с письмом Смирнова в Генеральную прокуратуру) стоила Альбине Ковалевой в апреле 2008-го должности начальника управления ФРС. Но совсем уж потеряться в 63 года ей не дали: специально для Альбины Семеновны Генеральный прокурор Чайка (чей сын также ведет бизнес в Иркутске) выделил при Иркутской областной прокуратуре не совсем понятный с точки зрения штатного расписания кабинет. Как объясняют это знающие люди, в иркутском гнезде прокуроров Чайки, откуда они разлетаются на многие ключевые посты в Москве, Сочи и других перспективных городах, советник Генерального прокурора РФ Ковалева играет какую-то особую роль («вроде мамы»). О размахе ее деятельности в прокуратуре и на посту начальника ФРС, как и о ее сыне, по Иркутску ходит много сплетен, которые мы в «Новой», естественно, пересказывать не будем. Тем более что только что, 14 января, А.С. Ковалевой присуждено звание «Заслуженный работник прокуратуры РФ».

Для нашей повести про Зубатку и «осьминога» хватит и одного приведенного выше и строго задокументированного факта. Предсказание директора Бондарева сбылось наполовину: Смирнова суд, как ни удивительно, сначала отказался взять под стражу, а затем и оправдал за отсутствием доказательств подделки документов. А Казакову, в самом деле, приняли у трапа самолета через десять дней, в течение которых она просто была в Китае. Она села так жестко и так надолго, как невозможно было сделать без сильного давления на суд. Дело было распределено в Иркутском райсуде судье Масловой, известной тем, что ее муж в 2000 году, в бытность его начальником отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями ГУВД, был осужден за вымогательство. Этому факту областная квалификационная коллегия судей значения не придала, но другая судья, Светлана Шошина, соседка Казаковой, которая приложила характеристику (не по закону, а просто по-человечески) к просьбе многих достойных иркутян освободить ее под залог, мантии лишилась. Ибо еще одним условием жизни «осьминога» является повальная к нему лояльность госслужащих и судей в особенности.

Версия 4. «Игрушка для Димы»

Между ненавистью или просто настороженным отношением к Казаковой в Иркутске и симпатиями к ней со стороны жителей Листвянки, на самом деле, нет никакого противоречия. В Листвянку пришла другая Казакова, не Зубатка. Она явилась, конечно, как хозяйка, и думала, что это надолго, но даже логика бизнеса толкала ее тут не кусаться, а привечать. Любой житель Листвянки покажет и расскажет, что она тут построила: за два с половиной года с тех пор ничего почти и не успело развалиться или исчезнуть, кроме урн и бесплатного автобуса. Другой вопрос — что еще она могла бы тут сделать, но не успела.

Губернатор Дмитрий Мезенцев, часто возя гостей области в Листвянку (а куда еще, короткая дорога на Байкал одна), взял за правило тыкать носом в старый и узкий мостик мэра Иркутского района Наумова. Правильно, не Казакову же ему пилить: она хотя пока формально и мэр Листвянки, ее тут не было. А кабы была, то и мостик был бы, и набережная была бы расширена, и еще много чего тут бы уже построилось за эти три года. Она не боялась тратить на это собственные деньги, рассчитывая пусть не на скорую, как в торговле, отдачу, а больше даже на чувство какого-то внутреннего удовлетворения: «У меня тут хорошо!». Ей ужасно понравилось быть хорошей — это вообще встречающийся, хотя и не так часто, у разбогатевших людей феномен (ну, вот хотя бы Джордж Сорос). Это бы и власти вовремя разглядеть, но быть хорошей Татьяне здесь долго не дали.

Казакова бросила каждый день ходить в «серый дом» администрации области и потеряла, как она сама теперь с досадой признается, ежедневно плетущуюся нить интриги. Это было тем более опасно, что ее поступки часто диктовались деловой, а не аппаратной логикой: например, она могла пригласить на свой катер на Байкале полпреда президента через голову стоявшего рядом губернатора (в то время им был Александр Тишанин). Она радовалась обретенной свободе, занимаясь делами хозяйственными, а о развитии Листвянки больше думал Матвеев. Потеряв ноги, он не утратил ни мозгов, ни амбиций, которые даже выросли: раз уж он не покончил с собой (спасибо Тане), надо заново доказывать перед всеми свое право на эту жизнь. Казакова мне так и объяснила про амбициозный, выходящий уже в сферу политики и экономики, проект «Байкал-Сити»: «Это была игрушка для Димы».

Они не только давно развивали гостиничный комплекс и туризм, но теперь еще и насмотрелись на то, как это делается в Европе. И снова на свои, потому что бюджетных денег на предпроектные работы никто не даст, Матвеев пригласил иностранных и местных специалистов, они облетели Листвянку на вертолетах и привязали к местности проекты: гостиниц, канатной дороги, горнолыжной базы, как водится — «резиденции президента», но и университета на базе существующей здесь испокон века биостанции (идею поддержал и единственный академик в Иркутске Михаил Грачев). Именно этот проект «Байкал-Сити» представлялся на международных выставках от имени Российской Федерации и Сибири, губернатор Тишанин презентовал его на Байкальском экономическом форуме в 2006 году, он продолжает развиваться и уточняться с федеральными органами власти, пусть и без ссылки на первых авторов.

Правда, идея «особой экономической зоны туристско-рекреационного типа», о которой на уровне правительства РФ разговоры идут с 2007-го, погуляв по берегу Байкала, пока центром своим переместилась в Слюдянку. Но при любом решении Листвянку тоже не обойдешь, это ближний край озера и традиционные «ворота Байкала», место, где из него вытекает Ангара.

Все три версии посадки Казаковой (исключая голословную «братскую») тут работают вместе и кумулятивно, но мне основной кажется наиболее общая логика, по которой ее просто не могли не посадить. С одной стороны, Зубатка затмевала и прежнего губернатора, лучше него умея встретить гостей и показать им Байкал, а с другой — выбрав не воровскую модель развития (за три года мэрства она не выделила ни одного земельного участка ни для кого), Казакова была не тем человеком, какого подразумевает здесь сложившаяся нынче логика федеральных финансовых потоков. Она же торгашка еще твердой советской закалки, а тогда так пилить государственные деньги считалось, ну не комильфо, сначала полагалось все же что-нибудь сделать и оставить людям.

Губернатор Иркутской области Дмитрий Мезенцев дважды (в апреле 2010 и в январе 2011 года) не нашел времени, чтобы принять корреспондента «Новой» в связи с этой историей. Поговорив на этот раз с ответственным и вполне открытым сотрудником его аппарата, я понимаю теперь, что положение губернатора очень щекотливо. Не при нем начиналось это дело, большинство действующих лиц (кроме директора санатория и Альбины Семеновны) с тех пор вообще сменилось, и теперь возвращение к «делу Казаковой» в федеральной прессе для иркутян — это нож в спину. В сентябре снова Байкальский экономический форум (любимая игрушка другого «Димы» — Мезенцева), усугубляемый 350-летием Иркутска, надо везти гостей в Листвянку, кормить их в гостинице «Маяк», с которой начинала тут Казакова, а с тех пор никто ничего даже похожего не построил. В Листвянку, а там (возвращаясь к теме первой главы) и в прямом, и в переносном смысле такое дерьмо.

Но администрация области, как мне там объяснили, не вправе давить на суд. Это мы знаем. Мы знаем даже, кто на него все-таки, скорее всего, будет давить. И это не мы, мы только задаем вопрос: почему все время так получается? Прежний мэр Иркутского района, например, вряд ли законно раздал в окрестностях Байкала (а ФРС это зарегистрировала) не один и не два земельных участка — и ничего. Но стоит человеку сделать действительно что-то, что можно отнести, если говорить языком президента, к «модернизации», как тут же он — «уголовник». Кто это делает?

Два с лишним года в СИЗО (никак, кстати, не зачтенные в приговоре) Татьяну тоже, конечно, изменили, заставив многое переосмыслить. Один рассказ, как она перечитала в общей камере в норковой шубе «Палату номер 6», дорогого стоит. Но это уж совсем художественная литература. А жизнь опять возвращает ее в прежний образ. Не дали Тане быть хорошей. Ну, так она снова сделается плохой, и я боюсь, что многим тут, в Иркутске, мало не покажется.

P.S. Глава 3 этого материала в рамках принятых в «Новой» правил была направлена в понедельник по факсу советнику Генерального прокурора РФ А.С. Ковалевой с предложением поместить ее комментарии одновременно с основным материалом. Однако до момента подписания номера в печать никаких комментариев мы не получили.