Вот три примера в ряд: казнь 12 человек, включая детей, в станице Кущевская; нападение охраны частного VIP-кортежа на водителя, не уступившего дорогу на МКАД; избиение учительницы отчимом младшей школьницы в Санкт-Петербурге. Как нарочно, тут же припоминаются пары к примерам: Гусь-Хрустальный, еще один кортеж и еще одна учительница. Любой из нас может рассказать что-то в том же роде. То есть здесь мы имеем дело не с эксцессами, а со становящейся нормой, с конкуренцией норм, в которой новый образ действий заменяет старый — а именно общеевропейский стандарт этического поведения и отношения к ближнему.
Эти и другие многочисленные случаи объединяет то, что и кущевские палачи, и охранники непонятного ЧОПа, и просто бывший мент на индивидуальном уровне действуют не просто «безбоязненно» (да это, пожалуй, и не так), а как бы «в своем праве», в рамках какой-то параллельной нормативной системы, «закона», но даже не воровского, с точки зрения которого эти действия образовали бы «беспредел». Насилие явно ощущается самими его исполнителями как «легитимное», и легко допустить, что эти выродки (в данных ситуациях) в каких-то других ситуациях (в отношениях со своими друзьями и женщинами, например) привычно ведут себя примерно как люди, с детства усвоившие, что такое добро и зло.
Оказывается, начинаем мы понимать: смертная казнь в России не отменена, но перестала быть монополией государства, как и «легитимное» насилие в целом. Это стало следствием того, что государство свою легитимность утратило, издаваемое им законодательство перестало быть сколько-нибудь господствующей системой регулирования, и каждый теперь как бы выбирает «закон» для себя.
Еще несколько лет назад (начиная с башкирского Благовещенска, далее везде) носители организованного насилия распознавались как ОМОН, «менты». Теперь, как в августе на рок-фестивале в Челябинской области, это могут быть и просто какие-то раздетые по пояс люди. Они возникли как бы ниоткуда и сгинули как бы нигде в государстве.
Это новое явление знаменует собой распад «ментовского государства», означает, что коррупционная модель легитимации «властной вертикали» не смогла устоять против более примитивной модели прямого насилия и грабежа.
За ширмой «вертикали» сначала экономический смысл потеряло производство, повсеместно замененное более прибыльной и менее «оседлой» торговлей, но очень скоро его потеряло и всякое накопление вообще, поскольку собственность никак и ни на каком уровне не защищена. В торговле остались бабы, а здоровые мужики-то все в охране: или государственной (ФСО, ФСБ, МВД и т.д.), или частной — вот и ЧОП, своего рода инкубатор квазилегитимного насилия для отдельных лиц. Но даже и коррупция потеряла смысл, потому что, выясняется, безопасность жизни не купишь, просто денег не хватит расплатиться.
При той скорости, с которой деградировали государство и общество, взятки — уже проблема вчерашнего дня. Трудно представить коррупцию при первобытном строе: зачем в отсутствие институтов и норм усложнять процесс сбора дани? Сегодня господствующая модель активного поведения — уже не подкуп, а грабеж, не договор с проституткой, а изнасилование, и речь не о коррупции власти, а о первобытном состоянии общества в целом, тотально.
Это не криминальная «революция». Распад ментовского государства пошел путем эволюции, очень быстрой (в современном обществе исторические процессы происходят молниеносно), но достаточно постепенной для того, чтобы «правительственные войска» осознали собственный интерес. В случае революции их можно было бы выставить против криминальных узурпаторов власти, но в ходе эволюции они сами уже мутировали в цапков и вряд ли поддержат хищническую «вертикаль».
Судорожные поиски ответа на очень знакомую всем «кущевскую» проблему сразу породили мысль о «возрождении РУБОПов», вброшенную пробным шаром со стороны кого-то из силовиков. «История учит только тому, что ничему не учит», но события столь свежи, что учащиеся вспомнили: это мы как раз проходили только вчера. После недоуменной паузы в пространство обсуждения вступил известный оракул «Российской газеты», бессменный председатель Конституционного суда проф. В.Д. Зорькин. «Криминализующаяся система не может быть стабильной по определению, — с удивлением констатирует ученый. — Поэтому славословия в адрес пресловутой стабильности мгновенно теряют всяческий смысл». Здрасьте.
Что значит это удивление на столь высоком властном и профессорском уровне? Мы стали свидетелями предсказуемого краха путинской идеи «вертикали власти», и необходимо осознать хотя бы это. По давно сформулированным, но, видимо, не выученным в Кремле законам управления (которые много сильнее принимаемых Думой «законов») управляющая система не может быть примитивнее управляемой: это как если бы лошадь стала командовать кучером. Этого не учитывала архаичная, слишком незатейливая для современного общества модель «вертикали».
Перефразируя Пушкина, заметившего, что в России «правительство пока еще единственный европеец», в начале XXI века мы должны констатировать, что президент стал главным азиатом России в кимоно. Начиная с «мочить в сортире», Путин во многом задал гражданам телезрителям парадигму власти как насилия собственным образом. Лозунг «диктатуры закона», с которым он, действительно, выиграл выборы, подменил идею верховенства права, которая, конечно, при Ельцине далеко не была осуществлена, но «шла вверх».
Суд, встроенный и легко встроившийся в «вертикаль», утратил роль места, где ищут верховенства права, он стал не оплотом права, равно защищая всех на базе закона и общего стандарта, а средоточием двоемыслия. Жестокие приговоры по очевидно заказным делам, с одной стороны, странная «гуманность» в отношении представителей власти и их родственников, с другой, быстро привели к тому, что уголовный суд потерял легитимность даже раньше остальных «ветвей власти», тем самым способствуя «легитимации» бандитских разборок и ментовских крыш.
Профессору Зорькину, испуганно вспомнившему о «верховенстве права», мы вынуждены напомнить, что во имя той самой «стабильности» Конституционный суд не назвал войной войну в Чечне, не защитил выборность губернаторов и в целом федерализм как более сложную и адекватную систему управления страной, принял еще много подобных, вряд ли основанных на верховенстве права, решений. В щель этого двоемыслия, возведенного КС в закон, между двумя доньями лукавой судебной системы и пролезли цапки, утверждая собственную «легитимность».
Что касается другой части слогана, с которым победил Путин, — соблазнительной «диктатуры», то выяснилось, что в современном обществе (если это не архаичный Кавказ) она просто невозможна в централизованном виде, но быстро «утекает» как образ мысли и действий на «нижние этажи». Из Кремля могли исходить отдельные команды диктатора, не особенно исполняемые, если не сопровождаемые какими-то финансовыми подачками, зато «диктатура мента» стала фактом в каждой деревне. Ее перехватили ЧОПы, а там и цапки, не обремененные никакими условностями, а там дальше просто отдельные товарищи, вот так приходящие в школу, чтобы отдубасить училку.
Далее глава КС предлагает вспомнить опыт США и создать (при «верховенстве права», само собой) в России собственное ФБР для борьбы с мафией. Но это ничем не отличается от РУБОПов, в которые уже и некого собирать, и означало бы только умножение опричнины, где государевы люди и бандиты друг от друга никак не отличаются. Государство более не в состоянии защитить никого, включая самое себя: никто не возьмется предсказать даже в центре, не говоря уж о региональном и муниципальном уровнях, кто кого в этом государстве завтра свергнет.
К счастью, президент Медведев соблазну борьбы насилием против насилия на этот раз, похоже, все-таки не поддался — так можно трактовать указ, о котором он сказал в субботу. На совещании с постоянными членами Совета безопасности он не только не поддержал возрождения РУБОПов, выстроенных в строгую, но давно и полностью дискредитировавшую себя вертикаль, но, напротив, сообщил, что всю ответственность за сращивание криминала и власти на местах теперь будут нести губернаторы. В соответствующие координационные советы при них, по мысли Медведева, должны войти представители гражданского общества и НКО, которые еще позавчера выдавались силовиками за главные силы ада, а оказалось, что это последние оставшиеся не зараженными («государственностью») клетки организма. Фактически президент, публично отказывающийся признать себя сторонником федерализма и заявлявший, что в ближайшие сто лет до выборности губернаторов мы не доживем, делает вынужденный и запоздалый шаг в сторону федерализма. Он рубит на куски провалившуюся «вертикаль» так, как задраивают отсеки подводной лодки: чтобы спасти хотя бы кого-то где-то.
Представляется, что это единственно правильный, пусть очень запоздалый и недостаточный, ответ на криминализацию уже не власти, но общества в целом. Этот процесс можно остановить только на уровне регионов, хотя пока, вероятно, даже не всех. Трудное выздоровление частей, а там, дай Бог, и целого возможно только по рецептам (известным) самоуправления, федерализма, верховенства права и независимого правосудия и категорического отказа от «диктатуры».
