СюжетыОбщество

Танцевать чачу, пить боржом

СССР: Продукт после распада

Этот материал вышел в номере № 67 от 04 Сентября 2006 г.
Читать
За долгие годы жизни в стране под названием Советский Союз мы привыкли к тому, что у нас все свое — пожалуй, кроме бананов. Не всегда плохонькое, но всегда свое: эстонское масло, узбекские помидоры, армянский коньяк, белорусская картошка,...

За долгие годы жизни в стране под названием Советский Союз мы привыкли к тому, что у нас все свое — пожалуй, кроме бананов. Не всегда плохонькое, но всегда свое: эстонское масло, узбекские помидоры, армянский коньяк, белорусская картошка, грузинская минеральная вода (название не скажу). Это если про еду. Если про все остальное — тоже пожалуйста: на коньках хочешь кататься — вот тебе каток Медео в Казахстане, нефть нужна — Азербайджан накачает, сесть хочешь — подложи туркменский ковер. Или на стену повесь. А на шею надень литовский янтарь.

Потом все это закончилось, все стали самостоятельными, яблоки — испанскими, а мандарины — израильскими.

Но ведь в Таджикистане по-прежнему дает свет Нурекская ГЭС, в Узбекистане собирают хлопок, в Украине закаляют сталь, и цветут сады по всей Молдавии. Значит, можно и без нас?

Значит, можно.

Первый репортаж — из Грузии.

Грузия. Население 4 млн 700 тысяч человек. Один литр молока стоит 2 лари, килограмм мяса от 7 до 15, батон — 0,5 лари. 1 лари равен 15. 349 рубля (курс ЦБ РФ на 31.08) Средняя зарплата 200,4 лари (данные госдепа статистики Грузии)

Изображение

Величие Мтацминды в наши дни несколько подпорчено прозаической телевизионной башней, Грибоедов и Нина закрыты в склепе на большой висячий запылившийся замок, но слова грузинской девочки «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» странным образом по-прежнему трогают сердце.

Я не могу отделаться от этой детской Грузии, хотя последние мои приезды в Тбилиси были далеки от какой бы то ни было поэзии. Сейчас в памяти все поездки конца 80 — начала 90-х слились в одну бесконечную трагедию, начавшуюся с первого в тогда еще Советском Союзе противостояния народа и власти, которое закончилось гибелью мирных жителей 9 апреля 1989 года. Это потом мы попривыкли, а тогда — вся Грузия бурлила, весь Тбилиси вышел на улицы в день похорон, и это были невероятные кавказские особенно скорбные похороны. Тысячная толпа опустилась на колени у Дома правительства, и только операторы и фотографы нелепо торчали из нее. Деревья казались черными от висевших на них траурных лент. Гробы пронесли по всему городу до кладбища, вдоль дороги стояли приехавшие из сел крестьянки с тяжелыми лицами. Помню одну — на ней была черная кофта с птицами из люрекса, а в высоко поднятых руках тетка держала маленький, почти игрушечный детский гробик, обшитый черными кружевами. Я почему-то представила, как она этот гробик обшивала, как собиралась в дорогу и укладывала его в корзину, — осторожно, чтобы кружева не помялись. Около женщины стояли парни с черными повязками вокруг головы, за повязки были заткнуты папиросы. Этих или очень похожих на них парней я видела чуть позже, во время звиадистской войны, когда горел Институт рукописей, пули летали в воздухе, а люди падали в обморок от ужаса прямо на улице…

— Я умирал каждый день, и меня давило бессилие, — так вспоминает о тех днях один мой знакомый. У него как раз родился сын, он метался по городу в поисках какой-то ерунды вроде зеленки, но все было закрыто или разбито, в роддоме не было электричества, и каждый день приносил новые жертвы…

Прошло почти пятнадцать лет, и мы с Грузией преуспели, в основном, в том, что стали формальными врагами и плюнули в лицо нашей общей истории, как будто и не было ничего — ни объединяющей религии, ни совместных страданий и невзгод, ни борьбы, ни радостей побед.

«Шумит Арагва предо мною…».

Из того немногого, что еще соединяет Грузию с Россией, я выбираю субстанцию, оставшуюся неизменной на протяжении многих тысячелетий, несмотря на ее природную текучесть. Не в пример новому поколению я выбираю боржоми.

В 1825 году служивые Херсонского гренадерского полка, расквартированные в селении Боржоми, обратили внимание на воду со странным привкусом, явно способствующую налаживанию пищеварения. Сказка сказывалась довольно долго, да и дело делалось ненамного быстрее, но, по счастью, в 1842 году Екатерина Головина, дочь царского наместника в Грузии, мучившаяся желудком, тоже попила водички и стала чувствовать себя значительно лучше. Так целебная водица стала известна при дворе, а первый источник до сих пор называется Екатерининским. Вот интересно, что бы было, если бы она страдала мигренью, а не животом? Что бы пили члены ЦК КПСС, секретари обкомов, райкомов, спортсмены, артисты, а иногда и простые советские люди? Страшно подумать, если бы не боржоми, насколько раньше бы мы все стали травиться разноцветной бурдой!

В Боржоми любили отдыхать Романовы, при них и для них был разбит чудесный парк, из которого и сейчас не хочется уходить, до сих пор существуют курзал и зимний бювет, где в начале прошлого века пили целебную воду император, маленький мальчик в матроске и его четыре сестры. Их давно уже нет, и многое изменилось вокруг, лишь вода продолжает течь, и температура ее всегда неизменна — + 37 по Цельсию.

В Боржоми все торгуют боржоми — вдоль улиц стоят пластиковые и стеклянные штабеля бутылок. Я так и не поняла, кто это покупает, мне показалось, что вся эта торговля — просто прикрытие; невозможно же целый день сидеть на улице и болтать с соседками просто так — а тут вроде при деле.

Люди, работающие на заводе, — это около 500 человек — настоящие счастливцы, ведь им платится зарплата, и очень неплохая, у них есть отпуск и больничные, дешевая и вкусная столовая (лобио там, доложу вам я, не хуже, чем в дорогом ресторане) — словом, все атрибуты обычного человеческого существования налицо.

Вокруг, к сожалению, все не так весело — отдыхающих в Боржоми и Бакуриани очень мало, по парку у дворца Романовых одиноко бродит старый фотограф Автандил, когда-то у него отбоя не было от заказов, а теперь ему остается только перекидывать с плеча на плечо портфолио — щит с наклеенными групповыми фотографиями давно отдохнувших товарищей.

Автандил явно теряет профессиональные навыки: нас он снял нерезко, а меня и вовсе с закрытыми глазами.

Санатории вокруг по-прежнему забиты беженцами из Абхазии, многие предприятия стоят. Люди занимаются мелкой торговлей. На рынке в Боржоми, например, торгует Гена, бывший инженер по технике безопасности из-под Сухуми. В день Гена должен заработать не меньше пяти лари (около 75 рублей), чтобы прокормить семью. Товар у Гены качественный — он привозит из деревень овощи, выращенные на органическом сырье, без пестицидов.

Мечтает Гена об одном: хоть на секунду вернуться в Абхазию, посмотреть, как там бывший его дом, сад, виноградник.

Деревня сейчас спасает многих — так же, как она спасала людей в начале 90-х. Тогда, например, одни мои знакомые завели на даче корову, благо дача была совсем рядом с городом. И каждый день Зураб, актер-кукольник, ездил с бидоном на дойку, и у них было и молоко, и сыр, и они выжили. Через некоторое время жизни с коровой у Зураба появились какие-то непонятные болячки на руках. Смотреть на них доктор позвал всю клинику:

— У вас уникальное заболевание, — сказал он Зурабу. — Мы только читали описание его в учебниках, но никогда не видели. Это, батоно, называется «узелки доярки».

Узелки оставили след не только на руках Зураба, но и в душе. Через несколько лет он написал и поставил марионеточную пьесу о коровах «Му!». Это был рассказ о группе грузинских коров, среди которых были коровы самого разного возраста, взглядов и профессий; была там молодая корова-балерина и, например, корова, которая видела Сталина. И вот эти коровы решают идти за лучшей жизнью из Грузии в Швейцарию. В пьесе есть и лихой переход коров через Альпы, ибо другого способа достичь благословенной Швейцарии у буренок из Грузии не было. В Швейцарии коровы сталкиваются с полной роботизацией швейцарского коровьего сознания — и приходят в ужас, и Грузия из швейцарского прекрасного далека кажется им благословенным раем.

— СССР был идиотской цепочкой. Надо создавать новую, как Саакашвили делает, а те, кто его не понимает, сами идиоты, — говорит мне в аэропорту Тбилиси один уроженец Грузии, обзаведшийся, несмотря на любовь к Саакашвили, русским паспортом и вынужденный поэтому покупать за въезд к себе на родину визу. Кстати, гражданам России она стоит в два раза дороже, чем любому другому жителю планеты. Милая грузинская старушка просит немножко русских денег — я бы дала, да с визы сдача почему-то не положена, и для бабушки ничего не осталось. Первый раз за границей у меня просят русских денег — я начинаю гордиться маленьким рублем.

Изображение

Знаменитая в советское время гостиница «Иверия» на ремонте, будет «Рэдисон»; любимый российской интеллигенцией Дом кино то ли распродан по кусочкам, то ли сдан в аренду — один из ресторанов в нем называется «Потерянный рай». Что-то похожее произошло и с издательством «Мерани». На узкой улочке у Дома кино, в подвальчике, можно обнаружить маленькую пекарню, в которой два старика с утра пораньше месят тесто. В супермаркете продаются российские продукты — почему-то вафельные трубочки из города Старый Оскол Белгородской области, сайра из Южно-Сахалинска, сельдь в больших банках, московская колбаса. Исчез большой базар в центре города, который все так любили посещать перед отъездом для покупки всякой грузинской вкуснятины.

Здесь по-прежнему нет бесполых женщин, никогда не снимающих туристских ботинок и тренировочных штанов, здесь по-прежнему самый модный цвет — черный, и по-прежнему на улицах больше мужчин.

Здесь, как и раньше, очень много стирают, и все тбилисские дворы перетянуты веревками с вечно сушащейся на них одеждой.

Свет, слава богу, горит теперь постоянно, и, сидя в ресторане на вершине холма, можно любоваться вечерним видом Тбилиси с освещенными Нарикалой и Метехи. Еще совсем недавно город погружался вечером во тьму…

Мы не прошли и десятой доли тех испытаний, что выпали жителям метрополий в республиках, отколовшихся от империи. Мы не знаем, что такое жить годами без света или иметь его на несколько часов в день (Анатолий Борисыч, золото вы наше! Что же все вас гнобят с утра до вечера?), мы не представляем, что такое отсутствие центрального отопления, а в Тбилиси, кажется, уже мало кто помнит, что такое его присутствие. Вот уж кто озолотился за эти годы, так это производители разнообразных буржуек с кривыми трубами, похожими на слоновий хобот. Буржуйка теперь — непременный атрибут каждого грузинского дома.

Изображение

В сегодняшней Грузии, как и в России, вошло в моду строительство новых церквей, особенно среди людей состоятельных. В центре Тбилиси выстроил церковь Самый Богатый Грузин На Свете — Бидзина Иванишвили. Впрочем, в списке Форбса он всего только на 173-м месте. Московский министр Иосиф Орджоникидзе отстроил церковь в родном Боржоми. Восстанавливаются древние монастыри — один из них находится от Боржоми совсем неподалеку. Он называется Тимотесубани, стоит в горах, в лесу, и был построен полководцем царицы Тамар — красавицы с разлетающимися бровями. Фрески полностью восстановить не удается, но если внимательно вглядеться, то можно рассмотреть серый плащ какого-то святого, или глаз, или руку, которым уже без малого восемь веков. В Тимотесубани живут четверо монахов, один из них, Иоанн, был в церкви, когда мы приехали. Я, надвинув платок и опустив смиренно глаза долу, спросила его:

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68

— Мамао Иоанне (отец Иоанн), вы говорите по-русски?

Он обернулся — горящие глаза, смоляные кудри, ну чуть постаревший Мцыри, да и все тут, — и сказал, правда, не с грузинским акцентом, а как-то все больше упирая на «а»:

— А как же. Я ж в армии служил в Алтайском крае, под Барнаулом.

Я поставила было свечки, да Иоанн, потушив их, догнал меня cо словами:

— Возьми с собой, поставь в России. Здесь они побыли, пусть теперь побудут у вас.

Темнело, и хотелось верить, что вокруг ничего нет, кроме покоя и вечности.

Но не вышло, потому что на прощание Иоанн вдруг сказал:

— Сестра, ты смотри там, осторожнее. Помни, что у нас везде есть враги — жиды и масоны.

Вот так взял и все испортил.

Но я ему все равно не поверила.

Изображение

Про Боржоми и боржоми мне все рассказывает и везде со мной ходит Тимур Корошинадзе, менеджер по водным ресурсам компании, гидрогеолог, проработавший много лет в Институте курортологии Грузии, человек, который знает о воде все.

— Секрет боржоми — в молодости Кавказских гор, — говорит Тимур. — Здесь еще не произошло выщелачивания. В боржомской воде более восьмидесяти элементов и соединений, и все — натуральные. А мы сейчас употребляем в пищу до пятидесяти различных искусственных консервантов.

Тимур рассказывает мне про свою бабушку, которая жила в деревне в горах, ела только свежую пищу, даже холодильника не имела, и дожила до ста трех лет. Нет, нам это точно не грозит…

Всего в Боржоми существуют двадцать две скважины, но в работе только восемь, и специалисты тщательно следят за уровнем воды в них, потому что в 80-е годы, например, воду стали выкачивать насосами — тогда производилось четыреста миллионов бутылок в год! — и это привело к обводнению.

Распад Союза, войны и конфликты не могли не сказаться на жизни боржоми — к 95-му году производство сократилось в восемьдесят раз.

Мы в России это почувствовали несколько особым образом: просто внезапно появилась куча разных наименований и производителей грузинской воды. Наилучшее из этого изготавливалось, видимо, в Одессе на Малой Арнаутской улице, а наихудшее — в грязном соседнем подвале с помощью соды и чего-то еще неустановленного.

Доброе имя боржоми находилось под угрозой, и руководство компании решило возродить престижную бутылку с оленем, подделать которую в принципе возможно, но будет себе дороже, выкупило завод по выпуску стекла, пригласило иностранных менеджеров.

— Многое в их подходе нам было тогда непонятно, с русскими партнерами было бы на тот момент легче, но мы научились мыслить западными стандартами, и это была великая наука, — это мне рассказывает Леван Багдавадзе, вице-президент «Боржоми». — В нас увидели серьезную силу, хотя мы и не были до конца уверены, что сможем осуществить задуманное.

Я так понимаю, что ребятки в малиновом и с увесистыми кулаками были в Грузии не менее популярны, чем в России.

— Вся моя седина — это боржоми, — горько шутит Леван. Но в 97-м году, победив «Нестле», они выигрывают тендер на разлив минеральной воды — и в России до недавнего времени маленький зеленый олененок стоял на третьем месте после двух китов: пепси и коки.

Изображение

А в школе на окраине Боржоми шел урок русского языка. Его еще преподают три раза в неделю — что-то вроде первого иностранного. Вы не поверите, но дети с доски переписывали «В человеке все должно быть прекрасно…» — нужно было правильно расставить знаки препинания.

Потом учителя позвали в другой класс — и там был накрыт стол, и рядом на буржуйке варился кофе, и веселая, искрящаяся учительница Манана рассказывала о своих несусветных приключениях в Краснодаре, сетовала, что долго не было новых учебников русского, мы говорили про то, как было бы хорошо поехать им в Москву и увидеться с учителями русского языка из других бывших республик. Так вот размечтались, а потом Манана грустно сказала:

— Не хотят учить русский. Чем старше, тем тяжелее. Все считают, что в Америку поедут, как будто географии не знают. Английский, правда, тоже не особенно учат, — добавила она честно. Мы пили лучшую на свете чачу, и я вышла из школы с подарочной бутылкой чачи под мышкой. Устоять было невозможно, да и не хотелось…

В Тбилиси мы возвращались поздно вечером, цвел розовым цветом миндаль, грустно стоял у дороги одинокий каменный Лермонтов, жители окрестных деревень продавали прошлогодние яблоки и разноцветную чурчхелу.

На следующий день я уезжала в Армению. До границы меня вез тбилисский армянин Юра. На жизнь семье Юра зарабатывает извозом, а когда-то промышлял тем, что возил из Егорьевска прокладки для «Жигулей».

— Раньше, — говорит мне Юра, — когда мы питались коммунистическими пирожками, жизнь была лучше. В Грузии знаешь как жили? Девять человек были миллионерами, а десятому до миллиона двух копеек не хватало.

Юра, впрочем, и сейчас не унывает, весело крутит баранку, рассказывая про своих клиентов:

— Иногда так на улице подбираю, но есть и постоянные. Вот, например, путану я тут одну вожу.

— И как?

— Достойная женщина, — сказал он уважительно. — Мне нравится. И двое приемных детей. Вот дочке она недавно за триста долларов кровать купила.

Мы подъехали к границе, которая проходит по маленькой речке. Юрин приятель-таможенник перевез меня через посты, поэтому надбровных дуг никто не сверял, и, в общем, вместо меня по моему паспорту мог ехать кто угодно — грудной ребенок, например, или там Дед Мороз…

Я сделала шаг — и холмы Грузии остались позади.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow