Я люблю Филёвскую линию — в отличие от других веток московского метро, она проходит почти полностью над землёй, и пока едешь, можно смотреть из окна на город. Всякий раз, когда поезд выползает из тоннеля на поверхность, испытываешь необъяснимый детский восторг — вагон вдруг пронзают солнечные лучи, люди удивлённо поднимают глаза, многие улыбаются. Сегодня еду в вагоне с группой детей, которые возвращаются со школьной экскурсии. Состав — как всегда, внезапно — выезжает из-под земли, грохочет по мосту над рекой. Дети в дурацких комбинезонах — фить-фить-фить! — подбегают к окнам и шёпотом кричат: «Ва-а-ау!» Я сам живу рядом с таким участком и ежедневно проезжаю по мосту над Яузой мимо заводских корпусов красного кирпича — и хотя я каждое утро вижу этот пейзаж, всякий раз оживляюсь.

Таких мостов в Москве всего пять; по земле проходит только 15 % путей. Московское метро с самого начала рассматривали в том числе как сеть бомбоубежищ — поэтому линии, как правило, прокладывали глубоко под землёй, а стройка не прекращалась даже во время войны. На примере Смоленского метромоста хорошо видно, как менялась политическая конъюнктура: центральный участок Филёвской линии — мелкого заложения; вместо того, чтобы копать тоннель под руслом Москвы-реки, через неё перекинули изящный чугунный мост — в 1937 году война всё ещё не казалась руководству страны неизбежной.

Однако в 1941 году в тоннель Филёвской линии угодил снаряд, поэтому параллельно ей глубоко под землёй проложили линию-дублёр. В 1953-ем, на пике Холодной войны, которая грозилась перейти в горячую стадию, участок Филевской ветки от Александровского сада и до Киевской вообще закрыли. Маршрут вернули в эксплуатацию только в 1958-м, при Хрущёве, когда отношения между сверхдержавами несколько потеплели. В результате в Москве существует две пары одноимённых станций — две «Арбатских» и две «Смоленских» — никак не связанных друг с другом подземными переходами. А у моста по сей день дежурит охрана — взад-вперёд медленно снуют чёрные фигурки постовых: официально любой мост — военный объект.

В 2019 году мост оснастили бегущей строкой — между опорами повесили длинный экран, на который каждый день выводятся разные весёлые сообщения. Москвичам желают хорошего настроения и поздравляют с профессиональными праздниками: «С днём судебного пристава!» или: «Со всемирным днём доброты!»

Сообщения обычно кринжовые, но милые, уютные, такой юмор офисных клерков: шутки про горящие дедлайны, отпуск, утренний кофе. Я бы очень хотел поговорить с неизвестным, который сочиняет эти послания, но в пресс-службе метрополитена мне не ответили. Так что я пошел говорить с теми, кто эти послания читает.

* * *

В Москве первый снег и первое за несколько недель солнце — как у Пушкина. Снегу выпало сразу много, тучи рассеялись, и мы на пару дней оказались в сказке: небо стало пронзительно голубое, лужи подёрнулись льдом, снег под ногами хрустит. Солнце такое яркое, что сообщений на экране совсем не видно. Я брожу по набережной Тараса Шевченко и донимаю прохожих: спрашиваю, что они думают про эту иллюминацию.

— Как вам подсветка на мосту?

— Не нужно это, — ворчит маленькая женщина лет шестидесяти со светлым лицом. — Понимаете, этот мост самодостаточен. Было очень красиво, когда тут просто неоновая полосочка была голубая.

На экранчике высвечивается большая надпись «ИГРАТЬ» и появляется рядок цветных шариков, которые затем поедает пэкмэн — персонаж древней компьютерной игры.

— О, сейчас этот колобок будет всех хватать. А вот когда ничего не было, насколько это было лучше!

Женщина рассказывает, что недавно у неё во дворе пропал старинный фонтан — говорят, забрали на реставрацию, но она подозревает, что его просто увезли на дачу к какому-нибудь чиновнику.

— Я дошла до Путина, а Путин всё это спустил вниз. Вот сейчас идёт специальная военная операция, да? Мы на даче сетки маскировочные плетём, а в Москве плитку кладут, а через месяц перекладывают, — негодует женщина:

* * *

На набережной напротив Белого дома разыгрывается странная сцена: человек в чёрной мантии с островерхим капюшоном жжёт бумагу над рекой, горелые листки летят по ветру и тонут в радужных разводах бензина. За парнем в плаще двое подростков рубятся в баскетбол. Всё это снимает на телефон пацан в белой ушанке с советским гербом на лбу. Оказалось, чуваки делают промо-ролик для бренда одежды. Они просят у меня зажигалку — спички закончились, а дубль надо доснять. Саша — тот, что в ушанке, — полгода назад начал заниматься дизайном и основал собственный бренд одежды.

— У меня в телеграме пока всего 110 подписчиков. Но сейчас дошью партию, и потихоньку люди начнуть приходить…

— А почему вы именно здесь снимаете этот рилз?

— Потому что тут был переломный момент для России, когда стреляли в Белый дом, и был переворот в 1991-м году, — с готовностью отвечает Саша. — Чтобы антураж создать — соединить прошлое поколение и нынешнее.

— А как ты относишься к этому событию?

— Положительно. Потому что более свободная страна стала — я как молодой человек лучше отношусь к России, чем к Советскому Союзу, который был такой более закрытой страной.

Путч 1991-го и расстрел Белого дома в 1993-ем году в голове у Саши, как у многих молодых людей, слились в единое пятно — смутную картину далёкого мятежного прошлого.

— А как же это? — бросаю вопросительный взгляд на красную звезду у него на лбу.

— А, это, — смеётся Саша, — в этом есть некая ирония. В любом случае, это большой период и для нас, для прошлых поколений, который мы не можем отменить. Как-то так.

— А почему вы жжёте бумажки?

— На этих бумажках я пишу о любви: «Научив любить, сжигают до тла». И это на фоне Белого дома, понимаешь! — путано излагает концепцию ролика Саша, краснея то ли от смущения, то ли от мороза. — Потому что я считаю, что сила в любви. Я отдаю свою душу этому делу — это как если б я песню записал о любви, только я всё то же самое вкладываю в бренд одежды. А то, что чувак в капюшоне, как смерть с косой — так ведь любовь, смерть — это всё очень взаимосвязано. Это создаёт определённое наложение интересное. Если честно, я даже костюм динозавра взял, но мне показалось, что это уже слишком будет — динозавр на фоне Белого дома.

На экране появляется очередное дурацкое послание: «Суперспособность моей памяти — помнить все заставки из телепередач детства».

— Вот у тебя когда детство прошло?

— Если честно, оно ещё не закончилось, мне 17 только. Я ребёнок же, по большому счёту.

— Да ладно! — удивляюсь я: на вид парню лет 25.

— И к вывеске я отношусь очень положительно, потому что она определённую атмосферу создаёт у Москвы, у России. Я вообще положительно отношусь… к развитию. Только положительно. Ничего плохого.

Эта компания нравится мне всё больше. Ребята, которые помогают Саше снимать рекламу, учатся в Бауманке: радиоэлектроника, приборостроение, роботы гибких производственных систем (sic!) По мосту бегущей строкой как раз проплывают слова: «С днём инженера-проектировщика! Пусть вдохновение всегда совпадает с расчётами».

— Вот у вас вдохновение совпадает с расчетами? — спрашиваю я инженеров.

* * *

Средних лет интеллигентный дядька в безрукавке гуляет по набережной с собакой.

— Эта надпись горит и горит, не раздражает, хотя я этот мост помню с малых лет. Тут есть нормальные какие-то строки, весёлые, какие-то относятся к профессиональным праздникам. Про метро там. А бывает, прочитаешь, и сразу мысль возникает: ничего не смогли придумать. Во всяком случае, это больше в сторону созерцания и позитива, чем не-буду-говорить-что-другое.

— ?

— Ну, разные плакаты висят… Ладно. Последнее: знаете, 99 % журналистов сейчас отрабатывают, а не говорят то, что хотят…

— Нет, я другой журналист. Я всё, что хочу, говорю. Почти.

— Тогда успехов!