Означенное спорное имение

Ну как же отнимут, думает скромный российский обыватель, ведь я же добросовестный покупатель, вот у меня договор купли-продажи, вот у меня документы. А я и тут скажу: плохо мы Пушкина читали в шестом классе. Там все есть.

«Врешь, братец, какие тебе документы. На то указы. В том-то и сила, чтобы безо всякого права отнять имение. Постой однако ж. Это имение принадлежало некогда нам, было куплено у какого-то Спицына и продано потом отцу Дубровского. Нельзя ли к этому придраться?» — интересуется Троекуров, желая поставить Дубровского (не Владимира, еще Андрея Гавриловича) на место: пусть пресмыкается, как все, и не дерзит.

Что-то знакомое слышится, да? Некогда принадлежало нам, было продано потом, надо бы вернуть. «Мудрено, ваше высокопревосходительство; вероятно, сия продажа совершена законным порядком», — сомневается заседатель Шабашкин.

Но начинает хлопотать, действуя от имени Троекурова, «стращая и подкупая судей и толкуя вкривь и впрямь всевозможные указы».

Решение суда в пушкинском тексте изложено полностью (хотела бы сказать «цитируется», но это все-таки художественная проза), поскольку повествователь убежден, что «всякому приятно будет увидать один из способов, коими на Руси можем мы лишиться имения, на владение коим имеем неоспоримое право». Дети не согласны, что «всякому будет приятно». Жаль, в самом деле, что «Дубровского» читают в шестом классе: ни один шестиклассник, разумеется, эту казуистику осмыслить не в состоянии. Да и не всякий взрослый осмыслит:

Все это значит, что Троекуров откуда-то выкопал старую купчую на Кистеневку, некогда приобретенную у Спицыных, и предъявил ее суду. Пушкин, кстати, нигде не говорит, была ли старая купчая подлинной или ее состряпал бойкий заседатель Шабашкин. А Дубровский, у которого все документы сгорели при пожаре, подлинника купчей предъявить не смог, а из всех документов нашел только косвенное подтверждение — доверенность на получение купчей.

В доверенности, засвидетельствованной в уездном суде, было сказано, что имение Кистеневка уже куплено, что Троекуров, отец нынешнего Троекурова, продал его отцу нынешнего Дубровского за 3200 рублей. До получения выписанной по всем правилам купчей Дубровский мог владеть имением как полноправный хозяин. Но сама купчая сгорела, а где она была выдана, Дубровский не знал и по непониманию ситуации не попытался выяснить. Всего этого оказалось вполне достаточно, чтобы отнять имение у наследника добросовестного покупателя и передать истцу, не имевшему на него никаких прав.

Собаки бегают по церкви

Реакцию Дубровского, в отличие от текста судебного решения, уже и в шестом классе можно было понять и надолго запомнить: «Дубровский молчал… Вдруг он поднял голову, глаза его засверкали, он топнул ногою, оттолкнул секретаря с такою силою, что тот упал, и, схватив чернильницу, пустил ею в заседателя. Все пришли в ужас. «Как! не почитать церковь божию! прочь, хамово племя!» Потом, обратясь к Кирилу Петровичу: «Слыхано дело, ваше превосходительство, — продолжал он, — псари вводят собак в божию церковь! собаки бегают по церкви. Я вас ужо проучу…»

Вот это внезапное помешательство Дубровского как раз очень понятно всякому обывателю, на глазах которого вершится самое наглое беззаконие — такое наглое, что уже практически святотатство.

Нет, на его же глазах уже вершились самые разные беззакония. Но когда государство национализирует успешное предприятие, потому что ему нужнее, чем законному владельцу, или отнимает единственное жилье и выселяет на улицу старую мать сидящего в тюрьме бывшего городского главы, обыватель вряд ли будет сочувствовать: небось, наворовали, у нас зря не посадят, мы всей правды не знаем.

А вот когда на глазах у всей страны известная певица сначала продает квартиру, а потом отказывается из нее выезжать и подает в суд на покупательницу, чтобы квартиру ей не отдавать и денег не возвращать, — тут уже весь народ принимается… ну не то чтобы кидаться чернильницами и кричать «собаки бегают по церкви», не то чтобы сходить с ума на почве тяжелого потрясения всех основ, но действовать — кто во что горазд.

В довершение всего оказывается, что Долиной суд вернул 30 миллионов рублей риелторской комиссии, а покупательнице квартиры Полине Лурье пришлось заплатить больше 100 тысяч налога на недвижимость, владелицей которой она числится по документам, но пользоваться ею не может. Да еще суд разъяснил Лурье ее право самостоятельно взыскать деньги с мошенников, осужденных по делу Долиной. И это когда вся правоохранительная система страны не может справиться с мошенниками. Они, кажется, за последние пару лет уже по сто раз на дню обзвонили каждого жителя страны, который в силах держать в руках телефон, и достали его во всех мессенджерах — всеми племянницами, за которых надо проголосовать, сыновьями, сбившими человека, друзьями, которым «срочно надо 38 тысяч на карту, через 15 минут верну», курьерами с незаказанными посылками и цветами, начальниками, которые то спрашивают, не звонил ли вам какой-нибудь товарищ Филин с проверкой из НКВД, то предлагают срочно выложить в новый рабочий чат код от Госуслуг и ключ от квартиры, где деньги лежат, потому что весь коллектив уже выложил, а ты еще нет.

И уже никого не жалко, уже просто бесит, что звонят, что пишут, что ведутся, что отдают деньги, что расплачиваться за это приходится другим, потому что мошенников мы не ловим, а вот вам запрет доступа ко всем ресурсам для вашего же блага. Бесит, что вся правоохранительная система занята ловлей воображаемых экстремистов, а неуловимые мошенники развели полстраны и никто их не ловит, вот пусть Полина Лурье одна теперь всех разыскивает и выбивает из них свои 112 миллионов. Никого не жалко, и все бесит.

И, в общем, народное возмущение прорвалось в самом неожиданном месте, так что реагировать пришлось и Верховному суду, который будет разбирать жалобу Лурье 16 декабря, и Госдуме, которая впервые за много лет задумалась хоть о чем-то осмысленном: как защитить добросовестных покупателей. И даже самой Ларисе Долиной, которая до сих пор возвращать деньги не желала, извинений Лурье не приносила и даже в исковом заявлении обвинила ее в профессиональной некомпетентности: мол, как так, специалист по недвижимости, а не распознала мошенническую сделку? В конце концов Долина, видя все нарастающую волну стихийных отмен, предложила вернуть деньги — правда, не сразу, а с рассрочкой на три года и без учета инфляции. Но Лурье отказалась от мирового соглашения и ждет решения Верховного суда.

Почему Госдуме и Верховному суду пришлось реагировать, тоже понятно. У того же Пушкина в том же «Дубровском» продолжение вполне ясное: Андрей Дубровский умирает, потрясенный постигшей его катастрофой, Владимир, сын его, поджигает дом, чтобы не достался Троекурову, а кузнец Архип тщательно запирает спящих внутри судейских, чтобы не выскочили, и на все требования их выпустить отвечает злобно «как не так».

А вот кошку, которая мечется по крыше горящего дома, спасает с риском для жизни. Кошку ему жалко.

Должна сконфуженно признать педагогический провал: шестиклассникам обычно тоже кошку жалко, а судейских — не очень.

Немного крючкотворства

Если говорить всерьез, то, конечно, дела Троекурова — Дубровского и Долиной — Лурье в своих юридических подробностях не особенно похожи.

В деле Дубровского роковую роль сыграло то, что у Троекурова купчая есть, и право собственности ею подтверждено, а у Дубровского купчая сгорела, и подтвердить свое право он не может. А Единого государственного реестра недвижимости еще не придумали.

Сейчас право собственности устанавливается не купчей, а государственной регистрацией. В наше время суд, случись ему разбирать иск Троекурова, назначил бы экспертизу купчей (не поддельная ли), проверил бы давность покупки и фактическое владение. В России действует институт приобретательной давности (статья 234 ГК РФ): если кто-то владел имуществом открыто, непрерывно и добросовестно 15 лет, можно признать его право собственности на это имущество. А Дубровский владел Кистеневкой чуть не всю жизнь — с тех пор, как умер его отец.

Так что с этим делом российский суд бы, наверное, справился.

А вот с делом Долиной не справился — или справился так, что всему народу захотелось закричать «собаки бегают по церкви».

Конечно, параллели с делом Дубровского напрашиваются: в обоих случаях всплывает какое-то старое право, о котором добросовестный приобретатель не знал. И ответчик оказывается не в состоянии защитить свои права: лишается и недвижимости, и денег, за нее выплаченных. И суд защищает не фактического владельца, не добросовестного приобретателя, а богатого Троекурова или знаменитую Долину, старое право или первого собственника, введенного мошенниками в заблуждение. И хотя юристы говорят о серьезной юридической коллизии, о пробелах в законодательстве, которые привели к возникновению конфликта в деле Долиной, всенародного убеждения в том, что все куплено и что есть правосудие для Дубровского, а есть — для Троекурова, кажется, не изменишь.

Сделку могут признать недействительной, если она была совершена под влиянием существенного заблуждения (это статья 178 ГК РФ). Но обычно, когда суд признает сделку недействительной, обе стороны обязаны вернуть все полученное в ее результате (этого требует статья 167 ГК РФ). Данную норму в случае Долиной Хамовнический суд не применил (а Мосгорсуд подтвердил, что все правильно). Суд счел особым обстоятельством то, что деньги, полученные за квартиру, не находились у ответчика: она передала их мошенникам под влиянием заблуждения, и поэтому прямых обязательств по их возврату у нее нет. А Полину Лурье не признали добросовестным приобретателем, потому что она не проявила должной осмотрительности. Однако никакого исчерпывающего набора действий, которые покупатель должен совершить, чтобы считаться добросовестным, законодательство не содержит, а предписать мыслечтение и ясновидение не может.

В общем,

Например, до понимания, что хорошо бы уже Верховному суду как-нибудь разъяснить судам первой инстанции, что делать в таких скорбных случаях, а то вон уже и в «Википедии» написано, что по судам страны лежат 10 тысяч заявлений от обманутых старушек с просьбой вернуть квартиру, а три тысячи семей, купивших такие квартиры или дачи, уже остались и без квартир, и без дач, и без денег, да еще и с ипотекой на 30 лет, и не дай бог, чтобы кто-то из них пошел по пути Дубровского.

А если кто забыл или не читал, так вот краткий пересказ: уничтожив перешедшую в собственность Троекурова усадьбу в Кистеневке путем преднамеренного поджога, Дубровский скрылся от следствия вместе со своими крестьянами в Кистеневской роще, где создал незаконное вооруженное формирование. И начал восстанавливать справедливость единственно доступным ему способом.

Другой пример того же способа восстанавливать справедливость описан Пушкиным в «Капитанской дочке» и охарактеризован как «бессмысленный и беспощадный».

Нет, я к русскому бунту никого не подстрекаю, в бессмысленности и беспощадности его, буде он случится, вполне убеждена.

Но он и не случится. Кажется,

Ни даже Машу Троекурову, хотя она и ни при чем.

Только, может быть, кошку.