Осенью 2025 года в России резко увеличилось число акций протеста — причем согласованных с властями. Десятки, а иногда и сотни людей в разных городах страны выходят на улицу из-за несогласия с налоговой реформой, повышением утилизационного сбора на автомобили, законопроектами об убийстве бездомных животных и по еще более локальным темам.

Больше всего митингов и пикетов проходит в Сибири и на Дальнем Востоке, в центральной России — намного тише, а в Москве и Санкт-Петербурге власти до сих пор запрещают любую инициативу оппозиции под предлогом коронавируса. Впрочем, в случае резонанса первого мероприятия развить успех власти не дают организаторам и на Дальнем Востоке.

К несогласованным же акциям (за исключением недавнего протеста женщин в Курске) в современной России вообще не готов никто. Журналист Илья Азар* поговорил с организаторами нескольких митингов, чтобы понять, почему люди решили выходить на улицу и как власти регулируют народное недовольство.

Иркутск. Налоги

7 декабря. В Иркутске идет снег. Поеживаясь от холода, на площади Труда кучкуются тепло одетые люди, к ограде здания цирка прикреплены плакаты: «Не уничтожайте МСП (малые и средние предприятия. — И. А.) как класс — на нас держится родина», «Рост налогов = конец МСП = рост безработицы», «Повышение налогов = обнищание народа». Есть и рисунки, например, такой: мужчина, у которого на брюках написано «Налоговая реформа», выбивает стул из-под ног у тощего человека с петлей на шее и табличкой «Малый бизнес».

Да, участники митинга — а их было около 150 человек — недовольны властью, и кажется, всерьез. Но нет, это не оппозиционый митинг. Об этом мне прямо сказали организаторы мероприятия, да и название соответствующее: «За поддержку курса президента! За развитие! За победу! За Путина!» Ни слова про налоги и смерть МСП в нем нет.

Цель мероприятия, которую организатор — глава Ассоциации предпринимателей Иркутской области Михаил Ожиганов — прописал в заявке на согласование, тоже аккуратная: «Привлечение внимания президента к принятому депутатами Госдумы проекту закона об уменьшении порога применения УСН и ПСН (упрощенная и патентная система налогообложения. — И. А.) для малых предприятий с 60 до 20 миллионов». Это часть большой налоговой реформы, которая вступает в силу с 1 января 2026 года.

(которая в контексте происходящего кажется особенно уместной). И еще один — очень длинный — флаг России, который держат за края сразу несколько участников митинга.

В выступлениях чувствуется обида на любимого президента. «Вы говорили о поддержке. Ваши слова до нас доходили. Мы берегли. Но они разбились о стену красивых отчетов. Где наша агония — это запланированные успехи. Где наш крик из регионов тонет в гробовой тишине положительной динамики», — зачитывала обращение к Путину, будто стихи, женщина в светлой дубленке.

Один из организаторов митинга (он так опасался давать комментарии журналисту со статусом «иноагента», что настоял на своей анонимности) прямо сказал мне, что поддерживает курс президента Путина и уверен: «Только президент может остановить уничтожение малого бизнеса России и только на него одна надежда у малых предприятий».

То, что депутаты Госдумы вряд ли принимали решение по такой чувствительной теме без согласия (а то и указки) высших руководителей страны, а главное, что сам Путин 28 ноября уже подписал закон, из-за которого проходит митинг, организатора не смущает.

— Сибиряки считают, что президент, отдавая все свои силы и время внешней политике, вполне вероятно, может не быть посвящен в тонкости этой проблемы, так как ему, вероятно, подают информацию, не отвечающую реальному состоянию дел, ведь в СМИ информация подается как положительные изменения, — говорит он.

По мнению организатора митинга в Иркутске, Путин даже после подписания законопроекта в течение 14 дней еще может передумать и отправить его на доработку. Впрочем, я бы на месте устроителей митинга не слишком на это надеялся. На следующий день после митинга в Иркутске Путин заявил: «Когда коллеги решили, что при выборе всех инструментов все-таки честнее, прямее и надежнее просто пойти вот на это повышение [НДС]. Временное, я надеюсь, но повышение». И вряд ли об изменении порога применения УНС у него иное мнение.

Понятно, что акцию, которая называется «За Путина! За победу!» согласовали легко, но в Иркутске власти вообще довольно либерально подходят к вопросу. 28 ноября к тому же цирку выходили «обманутые покупатели домов», сообщало издание «Люди Байкала». На нем происходило примерно то же самое, что и на мероприятии предпринимателей. Во всяком случае, один из выступавших тогда попросил президента России разработать закон, который защищал бы не только тех, кого обманули при покупке квартиры в многоэтажке, но и тех, кто решил вложиться в свой собственный дом.

«Форма протеста в России — челобитную подать против самоуправства местных бояр, — говорит политолог Дмитрий Орешкин*. — Выглядит, может, и смешно, но это такая российская традиция. Все понимают, что законы и суды не работают, а работает только государев указ. Надежда на этот указ доминирует. «Мы не очень понимаем государевы мудрые мысли, ему виднее. Мы решаем свои маленькие проблемы», — думают они».

По словам Орешкина, предъявлять претензии к начальникам во время военных действий большинству россиян кажется немыслимым. «Мы же не можем эту *** проиграть, ведь на нас же напали», — думают они. Для них политические требования — это постыдная вещь. «Ты что же: не за Россию, не за царя-батюшку, если предъявляешь претензии к главному начальнику? Это не укладывается в ментальную конструкцию большинства из путинского образца общества», — рассуждает политолог.

Владивосток. Утильсбор

Пока на первый план в новостной повестке не вышло повышение налогов, основной протестной темой — в Сибири и на Дальнем Востоке — было изменение системы расчета утилизационного сбора (налога на покупку нового автомобиля) из-за включения в него помимо возраста машины и объема ее двигателя еще и мощности мотора, что неминуемо приведет к росту цен на многие авто.

Еще 11 октября во Владивостоке к Дому молодежи с протестом по этому поводу вышли около 500 человек. По словам организатора митинга депутата Заксобрания Приморского края Александра Сустова, было от 400 до 800 человек.

— Много это или мало, сказать сложно, но точно можно сказать, что власти не ожидали столько людей и что во Владивостоке давно не было таких больших митингов. В целом это было хорошо, — сказал мне Сустов.

Идею митинга ему подсказали в своих обращениях жители. «Как выяснилось, повышение утилизационного сбора волнует многих людей, и особенно тех, кто на тот момент ждал привоза автомобиля в Россию, — говорит Сустов. — Основной вопрос у всех — это отсутствие заводов по утилизации автомобилей, ведь жители понимают, что на самом деле сбор идет не на утилизациою, а на другие цели».

То, что вступление в силу закона в итоге отложили на месяц, депутат связывает именно с митингом во Владивостоке. Хотя на нем собрали 680 подписей против повышения утильсбора, 1 декабря новые правила все же вступили в силу. «Конечно, мы требовали его вообще не повышать, и если бы на митинге было больше людей, то, возможно, результат был еще более другой», — признает Сустов.

После 11 октября, рассказывает депутат, администрация Владивостока не согласовала около 10 уведомлений, которые он вместе с районным депутатом Олегом Григорьевым подавал на разные даты. Так, митинг 9 ноября запретили, потому что «Единая Россия» решила провести на том же месте акцию к Международному дню борьбы против фашизма, расизма и антисемитизма. Заявки на 15 и 16 ноября отклонили из-за концерта «К России с любовью» и Дня рождения Деда Мороза.

Получив заявки Сустова на 22 и 23 ноября и поняв, что депутат не угомонится, власти сообщили ему, что на площади у Дома молодежи начинается ремонт сцены и прилегающей территории. Пробовали Сустов и Григорьев провести митинг в селе Вольно-Надеждинское (в 37 километров от Владивостока), но и там им отказали: в этот день решили оперативно провести фестиваль народной кухни.

Если во Владивостоке с митингами про утильсбор покончили, то в некоторых других городах их провести все-таки удалось. Например, 16 ноября митинг против повышения сразу и налогов, и утильсбора прошел в Новосибирске. Примерно 50 участников акции вывесили баннер с надписью: «Хватит затыкать ваши дыры в бюджете нашими кошельками!» Новости о митинге, впрочем, разошлись скорее из-за задержания за день до его проведения одного из организаторов — ведущего YouTube-канала «Красный поворот» и активиста Российской коммунистической партии (интернационалистов) Сергея Крупенько. Его «взяли» на выходе из квартиры и оставили в отделении полиции на двое суток.

Крупенько, кстати, удалось провести в Новосибирске и пацифистский митинг. 7 ноября 2024 года в гайд-парке Центрального района прошло согласованное с властями мероприятие в честь годовщины Октябрьской революции. Посетили его примерно 30 человек, но зато Крупенько, как писала SOTA.Vision*, «не побоялся открыто высказывать свою позицию, а в конце митинга назвал его антивоенным».

Стоя на фоне плаката «Великий октябрь был! Великий октябрь будет! Мир — народам! Власть — трудящимся! Социализму — быть!», Крупенько говорил: «Сегодня эта власть втянула и страну, и десятки миллионов людей в *** вы сами знаете где! Каждый день гибнут люди. (…)».

Хотя спикер Заксобрания Приморья Антон Волошин говорил, что «митинг [11 октября во Владивостоке] ничего не показал — там 20 человек собралось, 10 из которых были журналисты», резонанс акция вызвала немалый. Кроме еще одного митинга на Камчатке все остальные попытки уличной активности на Дальнем Востоке были заблокированы.

Правда, там понимают, что для этого изменения в структуре утильсбора надо действительно отменять, а если война будет продолжаться, то сделать это по экономическим соображениям не дадут.

«Это не столько народный протест, сколько вежливый протест региональных элит. У них стало меньше денег и полномочий, а требуют от них все больше. Региональные митинги — это месседж со стороны губернаторов: «У нас тут дела плохие. Мы целиком и полностью за государственный курс, за СВО, все, все, все правильно, но неплохо было бы подбросить денег на проведение правильной государственной политики», — рассуждает Дмитрий Орешкин. — Поскольку денег нет, то выпускают на улицы народные массы в качестве почтового голубя, который приносит в Москву не оливковую ветвь, а сообщения о проблемах».

Новосибирск. Бездомные животные

Куда меньше проблем с согласованием возникает у борцов за права животных. 24 ноября в том же Новосибирске состоялся митинг против законопроекта Новосибирской области, который разрешает умерщвление животных без владельцев. В сквер Лучистый, не обращая внимания на осадки, пришли около 200 человек. Они скандировали «Мы против убийства животных» и собирали подписи.

— Нас заслали подальше от центра, якобы на месте, куда мы подавали заявку, будет проходить другое мероприятие. Кстати, в октябре, на предыдущем митинге так же так было, но никакого «другого мероприятия» не проводили. Разве что белки в парке митинговали. Девушка нам присылала видео с белками, — говорит организатор митинга Сергей Егоров. Он юрист, директор «Юридического центра «Егоров и Партнеры» и известный в области зоозащитник.

Егоров настаивает, что «такое законодательство неэффективно», а то, что власти преподносят его как необходимость («ведь детей собаки жрут»), считает манипуляцией. «Безусловно, есть такие единичные случаи, но согласно исследованию [детского омбудсмена] Анны Кузнецовой в 2021 году среди причин детской смертности животные — это 0,1%. В Новосибирске недавно было ДТП, в котором погибло два ребенка, а за 10 дней на тонком льду утонули три мальчишки! И ничего, никаких истерик, просто новость в СМИ», — возмущается Егоров.

Юрист и зоозащитник уверен, что на самом деле речь идет не о безопасности детей, а о том, чтобы воровать деньги на убийстве собак. Законопроект пока принят только в первом чтении, и Егоров как раз занят написанием поправок, но иллюзий не питает. «Закон примут, но мы будем бороться и так просто убивать собак и воровать деньги мы не дадим», — уверяет он меня.

Интересно, что в Хабаровске митинг по той же тематике весной, как писал проект «Говорит НеМосква»*, согласовали, а вот в Красноярске — нет (сославшись по-столичному на коронавирус).

«Когда Советский Союз распадался в конце 80-х годов, политический протест было страшно организовывать — еще боялись советских практик. Поэтому был безумный всплеск экологических протестов — спасали Аральское море, Байкал и все остальное. «Мы не против советской власти, но спасите нашу природу!» Вот и сейчас если политический протест и есть, выразить его боятся», — говорит Орешкин.

Пермь. Политика

Некоторые все-таки рискуют заявлять политические митинги. В начале 2025 года вперед остальных регионов в этом отношении неожиданно вырвалась Пермь, где дело в свои руки взяло местное отделение партии «Рассвет» Екатерины Дунцовой*. В феврале активисты незарегистрированной партии согласовали там с властями пикет, который позже все стали называть «антивоенным».

Правда, в заявке организаторы проявили мастерское владение то ли эзоповым, то ли чиновничьим языком, и тему пикета обозначили так: «Публичное выражение мнения по вопросам достижения мирной обстановки и благоприятной окружающей среды ненасильственными способами на территории Российской Федерации».

По словам одного из активистов пермского «Рассвета» — Льва, заявитель специально постарался в формулировке «подстелить себе соломку». На вопрос о том, почему митинг все-таки согласовали, еще одна активистка партии Лариса отвечает несколько наивно: «Видимо, наши власти, в отличие от многих других городов, лучше знают закон и понимают, что могут отказать, только если место уже занято или организатор не имеет права организовывать митинги. А ковидные ограничения отменили, поэтому ссылаться на них не могут».

Впрочем, комфортно провести митинг «Рассвету» все равно не дали. «Мало того, что они перенесли место, они буквально за сутки до начала изменили нам еще и время проведения. Мы планировали начать в 18.00, а они перенесли на 21.00, а в конце февраля в это время очень темно. Более того, когда мы приехали, нам еще и уличное освещение выключили. То есть навредили, как могли», — говорит Лариса.

По ее словам,

— Не очень много, конечно, но это самые смелые люди в Перми, — смеется Лариса.

— А вы не боялись, что получите протоколы по дискредитации? — уточняю я.

— Естественно, боялись, но мы плакаты и лозунги тщательно продумывали. У нас было несколько фильтров цензуры, и из 20 черновых лозунгов ее прошли только шесть.

Когда видишь эти плакаты, кажется, что Россия уже живет в книге Оруэлла: «Мы хотим жить в мире и согласии с соседями», «Переговоры — лучший способ решения международных конфликтов», «Человек — главная ценность», «Ракетное топливо опасно для окружающей среды». Хотя на самом деле активисты просто снижают собственные риски до минимума.

В любом случае тем вечером полицейским представилось удивительное зрелище. 20 человек встали в круг в темноте, слегка рассеивая ее несколькими карманными фонариками. Показывая друг другу плакаты с почти абсурдным текстом, люди скандировали: «Мы хотим жить в мире», «Насилие — это не норма», — и пели хором: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я».

По словам Ларисы, медиаэффект от митинга был хороший: «Мы потом читали комментарии к видео в разных пабликах, и люди просто восторгались [нашей] смелостью, говорили «спасибо». Наверное, ради этого и стоило это делать».

— Парадоксальным образом там было несколько человек, кто просто мимо проходил и решил присоединиться, — говорит Лев. — В целом это не то, чтобы совсем в пустоту.

По словам активиста, «эффект был настолько сильный и заметный, что власти решили больше не допускать такого». Лев полагает, что больше ничего пермскому «Рассвету» не согласуют. Действительно, все последующие попытки согласовать митинги у партийцев провалились.

Сначала в августе отказали в митинге «За свободный интернет». Тогда, по словам Льва, власти хотели отправить их на окраину Перми — на улицу Веденеева. «В принципе, туда можно доехать, и хоть там народ и не ходит, но проезжает много машин и можно встать с большим транспарантом. Но в пятницу за 15 минут до конца рабочего дня согласование отозвали, потому что якобы мы в агитации заявляли другую цель митинга», — говорит Лев. Он уверен, что реальная причина отказа в том, что «акция стала набирать популярность».

В ноябре «Рассвету» не согласовали митинг в поддержку группы Stoptime, несмотря на то, что митинг снова назывался завуалировано: «За свободу слова и творчества». «Хотя мы не называли имен, всем было понятно, про кого речь в наших агитационных материалах. Мы предполагали, что будем песни петь под гитару на митинге 16 ноября», — говорит Лев. Для этого митинга, по словам Льва, предложили «уже совсем дикие места».

— Одно — военный городок, куда прямой автобус из центра не ходит. Там дыра, люди ходят не совсем трезвые, и вообще ничего нет. Второе — в пределах города, но трущобы, заброшенные дома, мусор, — рассказывает активист.

На второй вариант активисты «Рассвета» даже согласились, но в последний момент им все равно отказали из-за якобы ремонтных работ. «Посреди леса пригнали экскаватор, поставили машину с песком посреди леса. Но что там ремонтировать, совершенно непонятно! Что там могло сломаться?» — удивляется Лев.

Как и более системные активисты, «Рассвет» исключает проведение несогласованного мероприятия.

— Нам бы даже не дали раскрыть рот, мы бы ничего даже не начали. Мы не готовы вести людей заведомо на задержание, — говорит Лариса.

— У нас принципиальная позиция — действовать в рамках закона. Да и люди не готовы идти на прямое противостояние. Вот концерт в поддержку Stoptime проводила совершенно аполитичная Екатерина Осташева, и ей сначала назначили обязательные работы за организацию несанкционированного мероприятия, потом еще на 15 суток закрыли за то, что она якобы не выполнила законные требования сотрудников полиции, — объясняет Лев риски.

Тем не менее активисты «Рассвета» планируют продолжать попытки согласовывать митинги. «Мы все это проанализируем, продумаем, как лучше сделать так, чтобы все-таки добиться того, чтобы нам не отказали в последний момент», — говорит Лариса.

Она (в прошлом менеджер нефтяной компании), как и Лев, безработный физик, занялась политическим активизмом уже после февраля 22-го. «Мы вообще случайные люди, не политики, не активисты, просто обычные люди. Я, конечно, участвовал и раньше в митингах, но исключительно как рядовой участник», — говорит Лев.

О том, зачем вообще нужны митинги, Лариса и Лев рассуждают по-разному. Лев более пессимистичен и подбирает странную аналогию: «Вот у медведя в зоопарке сенсорный голод, он стоит на месте и раскачивается туда-сюда. У меня иногда возникает впечатление, что так же и мы производим эти бессмысленные действия просто от полной безысходности», — говорит он, но тут же спохватывается: «С другой стороны, посмотришь на резонанс, на молодежь, которая приходит к нам в «Рассвет» или на концерт Осташевой, и кажется, что хоть мы глобально ничего не изменим, но, может быть, сохраним мысль, что быть против — это нормально, что это естественное человеческое свойство. Мне кажется, его надо сохранить до того момента, когда придется вновь перестраивать общество. Перед тем, как начинать с нуля, нужно, чтобы было какое-то зерно гуманизма, демократии, чтобы оно осталось и не исчезло совсем».

Надо сказать, что в Новосибирске, Воронеже, Петропавловске-Камчатском митинги за свободу интернета и против запрета звонков в иностранных мессенджерах прошли.

Другой темой политических митингов 2025 года стала муниципальная реформа. 21 июня на митинг против нее в Горно-Алтайске собралось около 4000 человек. Власти явно не ожидали такого ажиотажа в небольшом регионе, и последующие митинги здесь, как и в других регионах, согласовывать уже отказались, а реформу одобрили.

Две столицы. Только крик

В Москве и Санкт-Петербурге этой осенью было тихо. Последнюю заметную попытку согласовать публичную акцию в июне 2025 года делала партия «Яблоко», которая организовала мини-кампанию на относительно безопасную тему — несогласие с восстановлением на станции метро «Таганская» барельефа со Сталиным. В проведении пикета (с численностью всего 20 человек!) «яблочникам» отказали, сославшись на указ мэра Москвы от 8 июня 2020 года № 68-УМ «Об этапах снятия ограничений, установленных в связи с введением режима повышенной готовности». Последний этап избавления от последствий коронавируса (разрешающий митинги оппозиции, ведь провластные мероприятия проходят без проблем) даже спустя 5 лет в Москве, увы, так и не наступил.

«Мы продолжим кампанию. Сталину нет места в Москве!» — написал тогда председатель московского отделения «Яблока» Кирилл Гончаров, но в итоге дело ограничилось сбором подписей под требованием демонтировать барельеф (к декабрю их набралось почти 100 тысяч).

Кстати, полицейские все равно сумели найти акцию протеста и наказать ее участников. 16 мая у барельефа появились два плаката в рамке с цитатами Путина и Медведева с осуждением культа личности и Большого террора. Плакаты убрали, а затем задержали тех, кто их принес, — активистов движения «Общество. Будущее» Софью Безменову и Тимофея Ростопчина. По версии полиции из протокола, возложение плакатов — это была «скрытая форма публичного мероприятия в виде пикетирования», которая «привлекла внимание пассажиров». По сообщениям интернет-портала Astra*, суд потом оштрафовал каждого активиста на 20 тысяч рублей за нарушение порядка проведения митинга.

— Могу только предполагать, что московские власти почувствовали во время ковида политический комфорт, когда их больше не беспокоят протесты, и решили пролонгировать это состояние навсегда. Во-первых, отчеты в Кремль становятся намного красивее, раз никаких протестов нет, а во-вторых, нет никакой суеты в их работе. Сиди, ничего не делай — никто с плакатом не выйдет обличить. И снимать кандидатов с выборов проще теперь, и цены повышать, и людей в военкоматы с улиц хватать, — комментирует запрет на митинги оппозиции в Москве Кирилл Гончаров.

Проводить несогласованные мероприятия — хотя если не касаться военной тематики, то за это грозит только штраф, а худшем случае 15 суток ареста — в «Яблоке» не собираются, объясняя это «непредсказуемостью права в эпоху СВО».

— За любое действие можно получить уголовную статью или статус какой-нибудь, а часто и то, и другое. Поэтому рисковать не хочется даже не столько собой, сколько окружением и сторонниками», — объясняет Гончаров.

В июле 2025 года экс-кандидат в президенты РФ Борис Надеждин и бывший начальник его штаба Дмитрий Кисиев обращались в мэрию с просьбой разъяснить действующий порядок проведения публичных мероприятий и снять ограничения на проведение массовых мероприятий. Об ответе они не сообщали, но в августе состоялся суд по иску Надеждина к мэрии и заместителю префекта ЦАО Ларисе Петровой, которая дважды не согласовала политику акции из-за антиковидных ограничений. Надеждин в суде настаивал, что ограничения из-за ковида в России были больше двух лет назад, а с митингами оппозиции мэрия действует по принципу «нам можно, вам нельзя». Представитель ответчика в дискуссии не вдавалась, а просто заявила, что указ мэра полностью соответствует 68-ФЗ «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера». Понятно, какое решение принял суд.

В Петербурге снять коронавирусные ограничения суд тоже отказался, а в пресс-службе губернатора объясняли, что для отмены ограничений необходимо предписание главного санитарного врача Наталии Башкетовой, а одной лишь стабилизации ситуации с коронавирусом недостаточно. Зато в июне больше 200 человек пришли ранним утром в Петербурге на Троицкий мост, чтобы просто с него покричать. Организовал эту акцию блогер Артем Хадунькин, который раньше приходил покричать на мост один, чтобы «преодолеть стеснение».

Блогер утверждал, что мероприятие власти согласовали, и полиция массовому крику мешать не стала, хотя блогер уже через 10 минут попросил всех разойтись: «Иначе нас сейчас всех заберут».

В соседней Ленинградской области нашли более оригинальное обоснование для отказа в проведении митинга. Митинг КПРФ в поддержку депутата Заксобрания Ивана Апостолевского, арестованного на 7 суток за старый пост с критикой Навального (там еще была фотография погибшего политика, а это теперь «экстремистская символика»), запретили из-за потенциальной угрозы атаки беспилотников.

Пошумят и разойдутся

Жители Европейской части России вообще по своей протестной активности сильно отстают от Сибири. Что-то, конечно, случается и тут — но в основном по совсем уж локальным темам. Например, 30 марта жители Ярославской области митинговали против промышленных выбросов предприятия по пропарке железнодорожных цистерн. В поселке Дедовичи Псковской области прошла акция против объединения Порховской, Локнянской, Дновской, Дедовичской и Бежаницкой районных больниц. В Архангельской области состоялся митинг против мусоросортировочного завода в Коряжме. Не сибирский и не дальневосточный размах.

Это, правда, мало что меняет. Даже если речь идет о стихийном несогласованном митинге, вроде того, что 8 декабря прошел в Курске в знак протеста против отмены выплат пострадавшим от действий ВСУ. На крайние меры женщин заставила пойти совсем уж насущная проблема. «Нас душат долги. Мы вынуждены платить ипотеки и кредиты за дома, которых фактически нет, и параллельно отдавать последние деньги за аренду чужих квартир. Отмена выплаты в 65 тысяч [рублей] добьет нас окончательно. Мы станем бомжами с долгами», — говорится в их обращении. Что характерно, обращаются они, конечно же, к Владимиру Путину.

«Ну вышли 200 женщин из 150 000 тысяч, лишенных жилья, работы и привычного уклада в Курской области, и потребовали 65 000 рублей. Ну пошумят — и уйдут. Они не представляют никакой угрозы, и их протест имеет значение только для «иноагентских» ресурсов, а в России про это говорить не будут», — говорит Орешкин.

Даже если митинг получается массовый и резонансный, закрепить его успех этим же организаторам не дадут. При этом в другом регионе на эту же тему могут мероприятие и согласовать. В этом смысле с митингами царит полный хаос. Например, в Екатеринбурге, как писало «ОВД-Инфо»*, не согласовали пикет против сноса уличных киосков (мэрия собирается снести больше тысячи киосков), сославшись на «режим базовой готовности», хотя заявители из «Союза нестационарных торговых объектов» специально отметили, что среди недовольных есть участники СВО, а сама организация «не раз отправляла гуманитарные грузы бойцам, сражающимся на передовой». В Красноярске запретили даже митинг против запрета митингов. На заявку депутата от ЛДПР на пикет ответили: «Проведение публичных мероприятий в период ведения специальной военной операции недопустимо».

Политолог Орешкин не видит перспективы для массовых волнений. «У людей нет общности претензий к этой власти, каждый решает свою задачу, обращаясь непосредственно к первому лицу. Мысль о том, что виноват человек, который вместо экономического роста затеял ***, в общественном мнении не существует. Плюс полное отсутствие федеральных структур, которые могли бы этот процесс объединить, снабдить общими требованиями и представить в качестве политического протеста всей страны. Нет ни такой партии, ни профсоюзов, ни лидеров», — считает он.

Илья Азар*, проект «Знаки препинания»

* Минюст включил в реестр иноагентов.