На большом и полноценном концерте Борис Борисыча я не был никогда. Так уж получилось. Но зато был на его чудесном уличном концерте. Давно, в другой жизни и даже в другой уже стране.

Это было в Саратове, напротив консерватории. Он тогда, по традиции, давал небольшой уличный концерт, и там собралось приличное количество людей. А я привел туда сына, и мы с ним смотрели на живую легенду. И слушали. Во время исполнения песни «Серебро Господа моего» откуда-то вышел двухлетний малыш и пошел прямо к музыкантам и ходил возле них, словно бы исполняя нехитрый и чудесный танец. И от этого щемило в груди и щипало в глазах.

А еще там случилось и для меня маленькое чудо. Я случайно встретился глазами с одной своей знакомой. Обстоятельства нашего знакомства были прискорбные. Женщина раньше времени родила, и меня как священника пригласили в роддом по ее просьбе покрестить ее девочку, которая была в очень тяжелом состоянии. Мы стояли в реанимации, девочку назвали Мирославой, но мы не нашли этого имени в святцах и покрестили ее с именем Мария. А потом маленькая Маша умерла. И спустя несколько дней я уже отпевал блаженного младенца Марию, а ее мама стояла рядом. Тихо, словно окаменев

И вот уличный концерт БГ, он поет «Дубровского» и в тот момент, когда я слышу эти слова:

Не плачь, Маша, я здесь
Не плачь — солнце взойдет
Не прячь от Бога глаза
А то как он найдет нас?
Небесный град Иерусалим
Горит сквозь холод и лед
И вот он стоит вокруг нас
И ждет нас, и ждет нас… —

я встречаюсь глазами с этой самой мамой маленькой Мирославы-Марии. Она легко улыбается, видя меня, и уходит. И больше мы уже никогда не встречались…

Декабрь в Ереване туманен. Из года в год вместе с холодами нисходит на город густая завеса, словно бы покрывающая все случившееся и не произошедшее за очередной год. Через пару-тройку дней с морозами она уйдет, и вершины Арарата ослепят новое утро белыми снегами, которые уже не уйдут до самого жаркого лета и праздника Успения, когда здесь освящается виноград. А пока туманное и тревожное состояние. Ожидание нового, но и прежняя, зудящая нестерпимость настоящего.

В театре Габриэля Сундукяна в эти дни концерты БГ.

Я иду по улице и вспоминаю строчку СашБаша (Александр Башлачев): «Мне нравится БГ, а не наоборот…»

А еще я вспоминаю, как в далеком уже детстве я случайно по проводному старому радио услышал его «Под небом голубым…». Не очень хорошо понимаю, как это тогда прозвучало по радио, но знаю точно, что это была именно эта песня, с необыкновенно грустной, как казалось тогда, музыкой и странными словами про орла, чей «так светел взор незабываемый». А еще в памяти того давнего дня всплывает деталь: папа шел по двору домой, а я побежал ему навстречу и прыгнул на руки. И нас сфотографировал мой дед.

Их уже никого нет. Папы почти 20 лет, а деда больше трех.

А я иду в Ереване по улице Италии, чтобы свернуть на улицу Григория Просветителя и попасть в театр со стороны Английского парка.

Кажется, что людей совсем немного. Сегодня второй день концерта, его электрическая часть. Видимо, многие были вчера. Но нет. Люди идут.

Накануне вместе с акустикой был и уличный концерт. Северный проспект посетили любимые многими песни. Здесь поют всегда, кстати. И очень многие. Но именно это выступление было настолько неожиданно, что успели туда сбежаться совсем не все желающие. Я в этот момент был в дороге. Но радовался случайным счастливцам, что отплясывали «Стаканы» на проспекте. Впрочем, уже то, что традиция городских песен от БГ так же жива и продолжает путешествовать по этому миру, согревала и меня в пригородном тумане, куда я вез своих пассажиров.

Фойе постепенно заполняется. Приходят старые знакомые, те, с кем уже давно не виделись, появляются внезапные новые.

С иными уже и не встретишься, если не случится вот такое хорошее, что человек аж прилетит на день-другой из другой страны. И хорошо, когда такие поводы.

Но вот уже зал. Гаснет свет и начинает сверкать сцена. Совершенно неожиданно выступление предваряется маршем из «Звездных войн», и действо начинается.

Я не могу сказать, что очень хорошо знаком со всем творчеством БГ. Особенно прежним. Многие песни я прежде и не слышал. Но в этом-то и вся суть концерта, что и артисты приехали не шлягеры спеть, и люди очевидно шли не на хиты. О чем-то большем?

Я вообще думаю, что творческая жизнь Гребенщикова где-то очень далеко над этим всем. И потому было здорово слышать много всего нового для меня и радоваться, что для многих других это уже любимое и старое.

«Рок-н-ролл мертв, а я еще нет…» — прозвучало сильно и до боли актуально. Действительно, все, что осталось от того, что прежде я знал как рок, не более чем просто память и удивление. Удивление от того, что стало с голосами и совестью тех, кто и сам претендовал на голос совести. Но БГ тут всего лишь констатировал, что он действительно жив. А рок-н-роллом называлось не то. И, может быть, даже не те. А переслушивая его альбомы последнего десятилетия, невольно спросишь себя: как он это видел все? Впрочем, вопрос риторический.

Пронзительная «Не было такой и не будет» на одном дыхании. Соло на скрипке в ней сквозь нервы и душу. Но куда-то в свет и надежду. Словно бы тихое и упрямое послание в хаос дней. Жизнь ведь одна. И земной путь заново не пройти. А как идти к Вечному, когда по дороге времени всё кувырком и со злостью?

Зал выдыхает шепотом и отчётливо слова: «Се-ребро Гооооспода моего»… Я так хорошо помню эту песню. Тогда там, где маленький мальчик танцевал ее перед саратовской консерваторией, в предвковидный год, за некоторое время до большой и тяжелой беды. Может ли быть так, что ему эта песня запомнится, как и мне когда-то та «Под небом голубым»? Где он сейчас, что теперь он слышит? Вровень с нашей тоской?

Но это не концерт. Это разговор. Это то самое, что действительно можно назвать «о важном». БГ немногословен, он благодарит за аплодисменты и поет дальше. Никаких лишних фраз, хотя и сами музыка, и слова говорят обо всем, о чем нам не переговорить.

Смотрю на часы, а время к полуночи.

Репертуар второго отделения немного легче и подвижнее. Смотрю в зал и понимаю, что свободных мест в общем-то и нет, а многие и вовсе встали и подтанцовывают. Среди прочих композиций проплывает и окутывает теплом «Великая железнодорожная симфония»:

Есть края, где нет печали, есть края, где нет тоски.
Гроб хрустальный со свечами заколочен в три доски…

Это было так давно, до времени, когда «от этой ворожбы в сердце выросли гробы». Ожидаешь чего-то очень такого насущно-острого, когда вместо надежды — «а ты ешь землю», потому что «никакого завтра больше нет». Но завершение концерта все светлее и светлее. Под всеми любимые плясовые «Стаканы» зал пускается в долгожданный танец.

Песней «День радости» закончился вечер, ушедший плавно и тепло в ночь. Слова из нее «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» завершили эту декабрьскую встречу с музыкой и словом. А я вдруг подумал, что почему-то давно не слышал этих слов с амвонов. И тогда, когда они так были необходимы, и вот теперь. И почему-то, что самое грустное, давно не произношу их и сам.

А ведь для них нет никакого подходящего времени. Потому что они над ним.

И над нами.

Вровень с нашей тоской.

Пусть даже вопреки.

* Минюст РФ считает «иноагентом».