Шанинку хоронили еще 15 лет назад и продолжают хоронить сейчас. Но пока там будет оставаться хотя бы одна живая душа, я не буду писать по ней некролог.

— Зачем вы согласились прийти сюда работать? Здесь же давно все умерло! — мы стояли на крыльце второго корпуса Академии народного хозяйства, где располагалась тогда созданная Теодором Шаниным Московская высшая школа социальных и экономических наук (МВШСЭН) и ее первая уникальная библиотека. Мой собеседник был бывшим преподавателем факультета политических наук, восстанавливать который меня пригласили тремя месяцами ранее. На дворе было самое начало лета 2010 года. По итогам того разговора мне удалось убедить коллегу вернуться, но позднее наши пути разошлись окончательно. Теперь про этого преподавателя известно, что он работает в МГИМО и в своих публичных выступлениях активно борется с «незалежностью» Украины.

«Невозможного нет, есть только трудное»

Хоронить Шанинку начали задолго до того, как она стала Шанинкой. Теодор не любил, когда московскую Школу называли его именем, и смирился с этим бытовавшим среди студентов и выпускников народным брендом лишь в последние годы своей жизни.

Первые 15 лет Школа жила за счет грантов Фондов Сороса** и Макартуров** (признаны в России нежелательными организациями), которых было достаточно на старте в 1990-х. Однако в следующем десятилетии, как некоторые еще помнят, доллар довольно сильно подешевел по отношению к рублю. В 2000 году ежемесячная соросовская стипендия в 300 долларов позволяла студенту британской магистратуры достаточно комфортно жить в Москве, не думая о подработках. Десять лет спустя ее эквивалента в 9000 рублей едва хватало, чтобы снять угол в комнате.

Платных студентов многие тогдашние лидеры факультетов привлекать не умели и не хотели, в результате не все учебные программы набирали даже стипендиатов. Профессора, стоявшие у истоков московской Школы, уезжали работать за границу или переходили в бурно росшую тогда Высшую школу экономики, о Шанинке они все чаще говорили в прошедшем времени.

Судите сами: российский негосударственный университет, неприметно скрывавшийся в одном из зданий правительственной Академии народного хозяйства (АНХ), а позднее президентской РАНХиГС на окраине Москвы, в течение десятилетий работал на русском языке в полном соответствии с правилами британского высшего образования и ежегодно выдавал дипломы Университета Манчестера десяткам и сотням студентов со всей страны. Не только профессура и студенты, но и административные сотрудники офиса Школы были объединены общим делом и общими ценностями, где свобода сочеталась с четким следованием правилам академической жизни.

Верность ценностям и нормам

Что может сравниться с опытом многосторонней и многоэтапной проверки письменных работ студентов? Эта процедура производилась из года в год в соответствии с четкими и прозрачными критериями, в ней были задействованы не только преподаватели всех факультетов, но и менеджеры программ и учебной части, советники из Манчестера и внешние экзаменаторы из других британских университетов. Все участники этого процесса понимали, что делают что-то очень настоящее, что невозможно сфальсифицировать и подтасовать. Поэтому все — от профессорской кафедры и библиотеки до бухгалтерии и отдела кадров — были рады чувствовать свою причастность к этому общему и подлинному делу.

В учебном процессе московской Школы никогда не было места лжи, коррупции и непотизму, столь характерным для постсоветского высшего образования не только в России. Это понимали и ценили практически все постоянные сотрудники университета, в силу его весьма скромных размеров прекрасно знавшие друг друга в лицо.

Когда в десятые годы Манчестер не без влияния наплыва в Великобританию студентов из Китая и других мест предложил смягчить правила наказаний за плагиат, деканы и ректор Шанинки единодушно отказались. В московском офисе все осталось как прежде — автоматическое отчисление при повторном случае воровства.

Десятые годы стали моментом, когда московская Школа обрела второе дыхание. Внутри нее действовало несколько лидеров новых для России отраслей знания. К числу таковых, несомненно, можно отнести факультеты менеджмента в сфере образования и управления социокультурными проектами. Их деканы Анатолий Каспржак и Сергей Зуев по очереди становились ректорами Школы в сложный для нее момент. И в «зуевское десятилетие» — с 2011 по 2021 год — Шанинка не только не умерла, но и стала собственно той самой Шанинкой — легендарным учебным заведением «Новой России», о котором только тогда все и узнали.

Шанинцы как призвание

К моменту избрания Зуева ректором в московской Школе уже успело сформироваться поколение выпускников, ценивших ту самую подлинность учебного процесса в ее стенах и надеявшихся построить свои научные школы на этом крепком фундаменте. Имена социологов Виктора Вахштайна (признан в РФ «иноагентом»), Дмитрия Рогозина и Григория Юдина (признан в России «иноагнентом») известны сегодня многим, но московская Школа — это далеко не только они. Ольга Лукинова, Алина Дремайлова и Вероника Хомякова — очень жаль, что имен этих женщин не знает никто за пределами узкого круга! Выпускницы факультета культурного менеджмента сформировали пиар-отдел Школы, другие выпускницы пришли работать в библиотеку и учебную часть, и все вместе сумели создать мощную и очень современную команду единомышленников.

Важной частью этой команды были преимущественно именно женщины-сотрудницы административно-управленческого аппарата и бухгалтерии. Школа всегда была компактной организацией, в ней отсутствовали социальные барьеры. Ежегодную церемонию вручения дипломов готовили все вместе, а потом точно так же вместе встречали Новый год.

Так, выпускница Финансовой академии Ирина Ронжина, пройдя карьеру от сотрудницы бухгалтерии до первого проректора, стала одной из ключевых фигур в команде «зуевского десятилетия». Это она решительно сражалась за Школу в самые критические моменты и чуть ли не вступала в драку на совещаниях с теми, кто подумывал ее закрыть. Именно она работала 24 на 7 ради того, чтобы у Школы появились финансовая устойчивость, свое роскошное помещение в центре Москвы и не возникало лишних проблем с властями.

Наконец, нельзя не упомянуть о внешних друзьях Шанинки, находившихся порой в самых неожиданных местах. С полной ответственностью я сегодня могу написать, что открытые симпатизанты московской Школы совершенно точно находились и до сих пор находятся среди министров и вице-премьеров правительства России. Не знаю, помнят ли они сейчас о своей работе с Теодором в 1990-х и что думают в этом контексте о своих поступках в настоящем, но в свое время эти люди сделали для Школы достаточно много. История им этого не забудет. Финансовые трудности у нас закончились в середине десятых, когда в число спонсоров Шанинки вошел банк ВТБ. Однако первой из российского бизнеса на помощь пришла другая организация. Когда в 2012 году Джордж Сорос внезапно остановил финансирование московской Школы, не скрывая своего желания тем самым ее закрыть, деньги на стипендии студентам сразу же компенсировал Фонд Михаила Прохорова. С этого момента Шанинка финансировалась исключительно за счет российских спонсоров и в немалой степени — денег студентов, число которых стремительно росло.

Золотое десятилетие

Да, на рубеже нулевых и десятых Школа жила каждый год как последний, никто не загадывал дальше. Однако к началу двадцатых ситуация изменилась буквально до неузнаваемости.

Нет, внутреннее устройство и правила оставались незыблемыми. Но количественно и качественно Шанинка выросла многократно. С 2012 года стали открываться новые магистерские программы по политической науке и истории, с 2014-го — валидированные Университетами Манчестера и Ковентри все новые и новые направления бакалавриата, а в конце 2018-го Школа переехала с метро «Юго-Западная» в Газетный переулок.

Приведу только две известные мне цифры: если в 2011 году на одну впоследствии закрытую программу «политической социологии» с трудом набиралось десять стипендиатов, то десятилетие спустя на три программы факультета политических наук поступило более 60 платных студентов.

Первой зарницей надвигавшейся грозы стал отзыв аккредитации у Школы летом 2018 года. Это значило, что мы на какое-то время лишились возможности выдавать российские дипломы государственного образца, а студенты теряли отсрочку от армии.

Поскольку главной шанинской ценностью в плане формальных документов был диплом Университета Манчестера, а большинство программ имели партнерство с РАНХиГС, это никоим образом не подорвало доверия абитуриентов к Школе. Наоборот, многие молодые люди увидели в несправедливом решении Рособрнадзора знак качества и массово пошли учиться в Шанинку именно в конце десятых.

Безусловно, Школа существовала не в безвоздушном пространстве, ее руководство было вынуждено играть по правилам системы и ради развития и роста идти на принятые в российском государстве схемы. Эти схемы в отношениях с Левиафаном никогда не доводят до добра, особенно накануне потрясений.

На краю пропасти

О скором закрытии Школы снова заговорили в конце 2021 года. Тогда из окружения Глеба Павловского мне написали со ссылкой на «источники в АП», что Шанинку «должны закрыть до конца декабря». Ректор Сергей Зуев и исполнительный директор Кристина Крючкова уже два месяца находились под арестом. Профессора Бориса Кагарлицкого (признан в РФ «иноагентом») задержали в первый раз прямо на занятии со студентами магистратуры, но вскоре все-таки отпустили. Страна, сама того не замечая, медленно сползала в состояние, которое своим именем в России теперь называть нельзя.

Но внутри Школы той холодной и темной московской зимой царил какой-то невероятный оптимизм.

Теодор умер двумя годами ранее в самый разгар очередной и оказавшейся успешной битвы за аккредитацию, Зуев в тюрьме — теперь мы должны были справляться сами. И это получалось!

За 20 дней до февральского кошмара в Школе случился большой скандал. В очередную годовщину смерти Теодора 4 февраля 2022 года вступивший в связь с полицией сотрудник деканата вызвал в здание на Газетном студентку факультета права, где ее задержали за участие в протестной акции НБП (признана в РФ экстремистской организацией и запрещена).

Декан факультета права, в скором будущем главный шанинский Z-патриот, и я солидарно потребовали немедленного увольнения сотрудника. «Полиции нет места в стенах университета», — аргументировали свою позицию мы. В итоге студентка получила компенсацию от Школы, а сотрудник через некоторое время уволился сам. Я узнал об этом, уже находясь за границей. Еще более полутора лет я оставался в штате Школы, пока донос историка-неудачника из Екатеринбурга не достиг своей цели.

Жизнь продолжается

А потом наступило 24 февраля… Эпоха пандемии приучила нас работать через онлайн-платформы. Я хорошо помню, как в первые две недели общался со студентами, внезапно оказавшимися в Ереване, Тбилиси и даже Нью-Йорке. Сам я никуда не собирался, пока 15 марта из следственных органов не пришел запрос на десятерых сотрудников Школы, включая Константина Гаазе, Георгия Дерлугьяна и Екатерину Шульман (признана в РФ «иноагентом», внесена в реестр экстремистов и террористов). Вопреки правилам алфавита список открывала моя фамилия. Позднее «Коммерсант» опубликовал об этом материал, в котором я попросил не упоминать мою скромную персону.

Время на раздумья и сборы были недолгим: сначала я полетел в Израиль, а решив проблемы с документами, оказался в Вильнюсе.

— Главное, лететь ниже радаров, — говорил я на одной из онлайн-встреч с коллегами осенью 2022 года. Тогда многие преподаватели и сотрудники покинули Школу, но большинство из них еще какое-то время работали дистанционно. В декабре 2022 и 2023 годов прошли традиционные шанинские церемонии вручения дипломов. Кто не знает, что это такое, объяснить невозможно, но ради этого важного представления Школа продолжала жить из года в год. Никого не смущало то, что часть деканов, включая меня, подключались онлайн. С ковидных времен в этом не было ничего удивительного.

Выпускники и коллеги слали мне фотографии с моим выступлением на большом экране в Москве, мы по-прежнему чувствовали себя вместе. Когда я писал остающимся в России друзьям, что чувствую себя предателем, бросившим студентов, они резонно отвечали: «Ну тебе же здесь было небезопасно». Когда профессора нашего факультета Бориса Кагарлицкого арестовали летом 2023-го, стало понятно, что дело действительно принимает нешуточный оборот. Еще через полгода я был вынужден уйти из Школы, чтобы не подставлять коллег.

Без страха и надежды

Примерно полтора года спустя после несчастья я обнаружил три базовых модели описания ситуации в московской Школе, и эти модели сохраняются до сих пор.

Первую из них представляют по большей части внешние наблюдатели, которые обычно в очередной раз сообщают о скором конце. Представьте себе, что должен чувствовать человек, который слышит об этом в 15-й раз за последние несколько лет, в то время как Школа продолжает существовать?

Другой нарратив звучит еще жестче, и озвучивают его обычно недавно уволившиеся сотрудники. «Шанинки больше нет, Шанинка уже умерла», — интересно, что в 2025 году мне может написать об этом человек, которому двумя годами раньше я сам писал в Москву о своем категорическом несогласии с подобной трактовкой.

Наконец, все слабее и слабее слышен голос с Газетного: «Мы еще живы». Вот недавно Надежда Пантюлина провела свою фирменную экскурсию по «Островам Теодора Шанина» в библиотеке, вот прошла презентация очередного сборника «Пути России». Один из бывших деканов пишет о подготовке очередной большой конференции про образование и добавляет знаменитое из Марка Твена: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены».

Да, из Школы давным-давно ушли и те прекрасные сотрудницы пиар-отдела, и директор библиотеки, и большинство деканов и профессоров нашего призыва. Да, часть программ, включая системообразующие — такие, как социология, — теперь лишены аккредитации, и на программы бакалавриата и магистратуры еще летом был запрещен новый набор. Да, партнерство с Манчестером и Ковентри утрачено, и я не знаю, как сейчас обстоят дела с существовавшими 30 лет академическими нормами, правилами и процедурами.

Однако пока в Шанинке остаются ее — наши — студенты и преподаватели, пока работает наша Вторая библиотека, пока по вечерам горит свет на последнем этаже в доме на Газетном, где идут занятия, я не позволю себе написать, что Шанинки больше нет. Нет, она все еще есть!

И даже те, кто ее для себя похоронил, сделали это не от большого счастья, но от страшного отчаяния. Для тех, кто больше не внутри, это самая тяжелая потеря в их жизни. Московская высшая школа социальных и экономических наук, она же Шанинка, была, а для тех счастливчиков, кто еще внутри, остается лучшим опытом в их жизни. Это лучшее, что было со мной. Это лучшее, что есть в жизни многих из тех, кто еще там. Лучше не будет, надежде здесь нет места. Все, кто был и кто есть шанинцы, меня поймут.

* Внесены властями РФ в реестр «иноагентов».

** В РФ признан нежелательной организацией.