Компания «Лукойл» после введения недавних санкций — уже трамповских — должна была избавиться от зарубежных активов, чтобы они тоже не получили «черные метки», до 21 ноября. Покупателем по-быстрому попыталась выступить швейцарская Gunvor, но Дональд Трамп назвал ее «кремлевской марионеткой», напомнив всем, что происхождение у нефтетрейдера российское, его связывают с предпринимателем Геннадием Тимченко. Сделка сорвалась. «Лукойл» смог получить у американского OFAC (Департамента по контролю иностранных активов Минфина США) отсрочку только до середины декабря. В остальном санкции, наложенные на двух крупнейших российских экспортеров нефти — «Лукойл» и «Роснефть», — вроде бы должны работать. Как это на самом деле будет, сумеет ли российская нефтянка обойти санкции, объясняет нефтегазовый аналитик Сергей Вакуленко.

— Сергей, почему под санкции, введенные в октябре Дональдом Трампом, кроме «Роснефти», попал и «Лукойл»? Вроде бы частная компания, не государственная. Ее-то за что?

— А собственно, кто сейчас разбирается? Во-первых, в принципе идет полномасштабная экономическая война. Во-вторых, сам-то «Лукойл», может, никому не интересен, а вот налоги, которые он платит в российский бюджет, существенны, и они интересны. Ключевая логика в том, что совершенно неважно, через какие компании идут разработка и экспорт нефти, странам, вводящим санкции, нужно сократить доходы России в целом, валютную выручку России в целом, нужно сократить доходы бюджета. Чтобы использовать это в качестве средства убеждения и приступить к переговорам.

Соответственно, смотрят, кто в России относится к крупным операторам по экспорту нефти, через кого в Россию идет значительный объем экспортной выручки, который так или иначе оказывается в экономике, кто платит налоги. Разница между частным «Лукойлом» и государственной «Роснефтью» только в том, какие и кому они выплачивают дивиденды, а в качестве дивидендов от «Роснефти» бюджет получает маленький кусочек. Основной кусок — выручка, с которой платят налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ). Вот такая логика.

— Это было понятно и в 2022 году, и в 2024-м, и раньше. Почему США ввели эти санкции именно сейчас? Просто время пришло или сработал фактор личности Трампа, а Байден не решался?

— Во-первых, Байден это тоже делал. Десятого января 2025 года в качестве такой парфянской стрелы, прощального поклона, он наложил санкции на две крупных российских нефтегазовых компании — «Газпром» и «Сургутнефтегаз». Первая — с госучастием, вторая, заметим, частная.

— Но это не настолько крупные экспортеры, как «Роснефть» и «Лукойл».

— Но тогда у вас не возникал вопрос, почему под санкции попала частная компания? Во-вторых, если следовать логике «Байден не решался», то, по идее, в идеальном мире, если на компанию накладываются американские санкции, это означает ее экономическую смерть. По крайней мере, за пределами страны. Любой, кто у этой компании что-либо покупает, в теории тоже может попасть под американские санкции. А если в транзакциях с этой компанией как-либо используется что-то американское, можно и под американский суд попасть, под уголовное преследование и большие штрафы. Соответственно,

Если бы эти объемы ушли из мирового баланса, нефтяной рынок довольно долгое время балансировался бы, в 2022–2024 годах лишних объемов на нем не было. Байден и его администрация до упора не хотели их трогать — опасались, что цены на нефть вырастут, как они выросли в 2022 году на фоне страхов, что экспорт нефти из России остановится. А вот в январе, когда Байдену уже нечего было терять, он эти санкции ввел.

Было мнение, что администрация Трампа будет слишком дружелюбна к России, поэтому наиболее жесткие меры Байден принял под занавес. В надежде, что Трампу не удастся их отменить. Трамп их не отменил, по американским законам это не так-то просто, но он и не настаивал на их соблюдении. То есть никакого принуждения в этом смысле не было; соответственно, не было и эффекта от этих санкций.

— И вы хотите сказать, что ничего страшного с «Газпромнефтью» и «Сургутнефтегазом» с января 2025-го не случилось?

— На протяжении примерно месяца происходило примерно то же, что сейчас: был определенный спад экспорта из России, было расширение спредов между ценой на российскую и на другие сорта нефти в мире, была заминка с продажами. Примерно к середине марта все вернулось на круги своя, проблемы исчезли.

— Сейчас шума и паники, мне кажется, сильно больше, чем было в январе. Это потому, что санкции против «Роснефти» и «Лукойла» будут работать как-то иначе?

— Отчасти шума больше потому, что у «Лукойла» много иностранных активов. У «Сургутнефтегаза» их вообще не было. У «Газпромнефти» иностранные активы — это компания NIS в Сербии, в довольно дружественной юрисдикции, плюс активы в Ираке. И то и другое продолжало работать. NIS довольно долго не трогали, Трамп не хотел настаивать на санкциях, введенных Байденом, у него была своя идея, как взаимодействовать с Россией.

Сейчас в некотором смысле ситуация другая, это уже решение Трампа. Наверное, он как-то должен изобразить, что все это не пустые слова.

— И в истории с попыткой Gunvor купить иностранные активы «Лукойла» он быстро показал, что за ситуацией присматривает.

— Если бы не эти зарубежные активы «Лукойла», я думаю, шуму было бы гораздо меньше. В другой ситуации они стоили бы примерно 20–25 миллиардов долларов, если бы находились в каких-то других руках. Деньги, конечно, заметные…

— Но для «Лукойла» не критические?

— Да, не критические, но заметные. Наверное, это очень грустно для акционеров «Лукойла», но для России это не проблема. Россия как государство с этого особенно ничего не имела. Да, это помогало продавать лукойловскую нефть с несколько большей маржой, но даже это неважно, потому что налогообложение идет на скважине, то есть НДПИ фактически взимается с использованием расчетных биржевых цен на нефть. Неважно, почем «Лукойл» реально свою нефть продал и какая у него маржа от скважины до бензоколонки в Бельгии.

Но у «Лукойла», конечно, проблемы.

— «Лукойл» и «Роснефть» все-таки в разных ситуациях. Первый — частная компания, ее проблемы — проблемы ее акционеров. «Роснефти», что бы с ней ни происходило, государство погибнуть не даст. Может ли Игорь Сечин воспользоваться моментом так, чтобы завладеть еще и «Лукойлом»?

— Ну а в чем здесь момент? Где у «Лукойла» такие проблемы, чтобы этим можно было воспользоваться? Ну была у него какая-то балансовая стоимость, были ценные активы за границей, корова их языком слизала. И что? Долговой нагрузки у «Лукойла» мало, обслуживать свои долги он сможет и за счет российского бизнеса. То есть это уничтожение лукойловского богатства, но это не слишком влияет на его денежные потоки.

— За счет какого российского бизнеса он сможет жить, если из-за санкций не сможет экспортировать продукцию, как раньше?

— Да всё так же, как у «Сургутнефтегаза» или «Газпромнефти»: промыслы, добыча, НПЗ внутри страны. Экспорт какой был, такой и есть. Что значит «не сможет продавать»? В прошлую эпоху ситуация была бы такая: вы под санкциями — всё, закрывайтесь. Сейчас это только означает, что, скажем, в Зеландии, где у «Лукойла» доля в НПЗ и заправки в Бенилюксе, он работать не может. В Болгарии работать очень трудно, это правда.

В такой же ситуации «Газпромнефть» в свое время проделала трюк, чтобы перевести некоторое количество акций на дружественную компанию, формально с ней не связанную, чтобы сделать свою долю миноритарной — 44%. Потом Америка пришла и сказала: мы все равно считаем, что де-факто компания принадлежит «Газпромнефти», санкции снимутся, только если структур «Газпрома» в капитале не станет. И сейчас, например, на заправках НИС не принимают российские карточки, там можно заплатить только наличными. Потому что в Сербии нет карточек «Мир», там только Visa и Mastercard, а они с подсанкционным бизнесом не работают.

— А потом как? Ну собрали они наличные за бензин, а дальше? Им не отказывают в банковском обслуживании в Сербии?

— Это-то пожалуйста, сербские банки готовы с ними работать в сербских динарах, но карточки не принимаются. Гораздо большая проблема в том, что у Сербии нет выхода к морю, там нет собственного нефтяного терминала. Сербия может получать нефть только по трубопроводу, который идет из хорватского порта Омишаль рядом с Риекой. Но этот трубопровод принадлежит хорватской компании, и она не может работать с подсанкционными контрагентами. Некоторое время НИС получал отсрочки, но когда они закончатся — всё. Какое-то количество нефти в Сербии добывается, но меньшее, чем стране нужно, примерно половина от сербского потребления.

— И где сербы будут брать бензин?

— В принципе, могут импортировать, Дунай — крупная артерия торговли нефтепродуктами, на нем стоит много НПЗ от Германии до Румынии, традиционно на этом рынке был даже избыток мощностей. Но если сейчас с проблемами столкнутся и Сербия, и Болгария, где единственный НПЗ — лукойловский, и Румыния, где у Лукойла 20% нефтепереработки, и Венгрия со Словакией, НПЗ которых получают нефть по трубопроводу «Дружба», покупая ее у все того же Лукойла, то в дунайском регионе проблемы будут сразу у многих. Сейчас Сербия думает, как решать проблему, как найти нового владельца для НИС. Но возникла эта проблема не сейчас, а в тот момент, когда Америка решила пожестче взяться за санкции.

— Как это будет происходить с «Лукойлом» и его экспортом?

— «Порт-Саид» они обычно пишут. Или просто — «Суэцкий канал». Я смотрела по Vesselfinder.

— Да, это такой типичный ноунейм. Дальше эти танкеры приходят в индийские порты или в Китай, туда они заходят уже с манифестом, что точка исхода неизвестна. Такие наивные старые секретики. Такая «конвенция»: все знают, что под одеждой мы голые, но надели сверху тряпочки и делаем вид, что нет у нас никаких непристойных органов.

— И вы считаете, танкеры «Роснефти» и «Лукойла» тоже так и будут дальше ходить?

— Тут неважно, что считаю я, но рынок нефти «считает» примерно так. После введения санкций цены не сильно подвинулись. Хотя до какой-то степени Индия и Китай, видимо, сократят закупки российской нефти.

— Они уже объявили, что один НПЗ за другим от российской нефти отказываются.

— Объявлять они могут, но есть обычно разница между тем, что они объявляют, и что они делают. Ну, будут покупать нефть не российскую, а, скажем, египетскую.

— В августе несколько российских танкеров застряли у берегов Индии, потому что их якобы не принял ни один порт, и будто бы даже развернулись. Потом выяснилось, что как минимум один из них, перед «разворотом» прекрасно разгрузился в индийском порту.

— Ну вот именно так это и делается. Недавно была совершенно замечательная статья в Financial Times о том, как молодой человек работал прокладкой на поставках российского мазута. Собственно, ничего принципиально нового он не рассказал, все и так примерно знали, как это работает: какое-нибудь неизвестное ООО, Pte, LTD «Сукин и сыновья» закупает российский мазут и складывает его на хранение где-нибудь в Фуджейре, а там все сливается в одну общую цистерну. И всё, дальше невозможно сказать, какой конкретно литр мазута откуда пришел. А другая компания — допустим, «Сыновья и Сукин» — покупает этот мазут. И дальше, пройдя через две прокладки, нефть оказывается «отбеленной». Или, как в конкретном случае, мазут. А человек заработал на том, что был такой прокладкой, четверть миллиарда долларов.

— Но сейчас и Евросоюз, и США угрожают бороться с этими схемами. Полтора года существует список подсанкционных танкеров, за ними начали присматривать. Танкеры меняют названия и страны флага, но все это элементарно проверяется, и США с Евросоюзом как-то эти гайки понемногу закручивают.

— Они стараются. Сейчас уже около 600 танкеров под санкциями. И что? Попал, допустим, под санкции очередной китайский НПЗ. Но он же не единственный такой. Есть уже готовая инфраструктура, экосистема: есть санкционированный НПЗ, есть санкционированный порт, есть санкционированные танкеры, и все в этой песочнице нормально работают.

— Вы хотите сказать, что все санкционированные собрались вместе, возят нефть друг другу и дружно чихать хотели на санкции, хуже не будет?

— Конечно. «Голос единицы тоньше писка. А если в партию сгрудились малые — сдайся, враг, замри и ляг». И дальше по тексту можно долго цитировать Маяковского.

— И чем больше Запад вводит санкций, тем больше облегчает жизнь санкционированным?

— В принципе, да. Этот джинн из бутылки уже вылез, эта экосистема уже создана, в ней уже есть много игроков. И понятно, что эта торговля будет иметь большие масштабы, теперь она всерьез и надолго. Соответственно, в этом плане оказаться под санкциями стало менее опасно.

США очень долго по ряду причин на соблюдении санкций не настаивали, а дальше вот что происходит. Есть кто-то, кто думает: не поиграть ли мне в такую игру с огнем, после которой я потенциально могу попасть под санкции? Он смотрит: торгуя с Россией, я могу заработать гораздо большую маржу, чем на цивилизованном рынке. Более того: если я неизвестный парнишка, меня на этот устоявшийся цивилизованный рынок никто и не пустит, разве что каким-то клерком в большой компании. Или я могу в полноправном качестве поучаствовать в торговле с потенциальными санкционными рисками, но с шансами заработать большие деньги быстро. Это с одной стороны.

С другой стороны, есть риск. Во-первых: сколько я потеряю, если окажусь под санкциями? Тут выясняется, что песочница, в которой играют попавшие под санкции, уже довольно большая, поэтому ущерб от попадания туда существенно меньше, чем был бы 5–10 лет назад. Он есть, но он меньше. Во-вторых: какова вероятность, что именно со мной это случится? В ситуации, когда OFAC уже смотрит на десятки тысяч таких дел, вероятность невысока. Дальше я беру потенциальный риск, умножаю на вероятность того, что этот риск материализуется, и получаю ожидаемый негативный эффект от деятельности. А на другой чаше весов — ожидаемый позитивный эффект. Так вот сейчас для очень многих игроков арифметика складывается в пользу того, чтобы так работать.

В реальности все понимают, что гоняться за мелкими агентами, позволяющими Индии и Китаю закупать российскую нефть, можно очень долго, но покуда есть предложение со стороны России и спрос со стороны Индии и Китая, вода дырочку найдет. В нашем случае — нефть. Могут ли США что-то сделать с индийским и китайским спросом? На этот счет сомнений все больше.

— Почему компании Gunvor не дали купить активы «Лукойла»? Да, происхождение компании известно, но с 2014 года Gunvor формально никак с Россией не связан, в 2022-м сказал все слова, которые на Западе хотели слышать. «Гунвор»-то за что?

— Видимо, по долгой памяти.

— Трамп заслуженно назвал «Гунвор» «кремлевской марионеткой»?

— Я не знаю.

— Хорошо, спрошу так: сделка по продаже активов именно «Гунвору» была в интересах «Лукойла»? Или Турбьерн Торнквист, глава компании, говорил правду, настаивая, что действует против России?

— Конечно, это то, что называется distressed sale — вынужденная распродажа. Вряд ли «Лукойл» получил бы ту цену, за которую мог продать активы в 2021 году. Кстати, цены с тех пор выросли. Но для «Лукойла» это все-таки был простой способ решения проблемы. Хотя и к этому способу тоже было много вопросов. Могло получиться так, что OFAC сказал бы им: хорошо, покупайте, но только заплатите на заблокированный счет.

— Как с «иноагентами» в России? Квартиру-то продать вы можете, только денежки придут на счет, который мы у себя подержим, пока вы в «иноагентах»?

— С большой вероятностью было бы примерно так. Но по крайней мере это было бы решением проблемы и для «Лукойла», и для тех стран, где находятся лукойловские активы.

— Это же не какие-то фантики, которые надо переложить из одной коробки в другую. Это предприятия, там люди местные работают, причем довольно много, все это встроено в местный рынок.

— Это и есть та самая головная боль для обеих сторон — и для «Лукойла», и для стран, где он работает. И в случае сделки, которую предлагал Gunvor, она была бы решена. А теперь эта головная боль сохраняется.

— В чем именно проблема этих стран? Они ведь, кажется, уже объявили, что забирают лукойловские заводы и заправки под государственное управление?

— Да, берут. Даже вопрос о национализации стоит, но тут вопрос, каковы юридические основания.

— В Германии как-то распорядились активами «Роснефти» — и ничего, на проблемы вроде не жалуются.

— В Германии имущество «Роснефти» находится в государственной опеке с 2022 года. Но его не национализируют по той же причине: формальных поводов для национализации нет. Почему, собственно, их национализировать? За что? На каких основаниях?

— В России тоже задавали такой вопрос по поводу, например, компании «Данон».

— Все-таки есть некоторая разница между Германией и Россией 2020-х годов.

— Как это будут решать в Болгарии, в Румынии, в Ираке, где у «Лукойла» тоже большие проекты?

— В Болгарии, если не ошибаюсь, недавно приняли закон насчет национализации активов «Лукойла». В Ираке проекты «Газпром нефти» работают. Там есть свои нюансы, «Газпром нефть» там хоть и оператор, но один из участников консорциума, и у нее нет мажоритарной доли, в отличие от «Лукойла» в его иракских компаниях.

Сейчас ситуация такая. Объявили о санкциях. Тут же прибегает комплаенс — юристы, которые говорят: всё, ша, никто никуда не идет, у нас риск санкций. Потом приходят другие люди: нет, погодите, санкции санкциями, а давайте попробуем вот так. Или так. Или еще вот так. Начинают придумывать способы, чтобы не перепрыгнуть закон, но как-то его обойти. До сих пор в большинстве случаев такие способы находили.

— «Лукойл» получил у США отсрочку для продажи активов до середины декабря. А как он теперь вообще собирается их продавать? Кто рискнет их купить после истории с «Гунвором»?

— Если уже есть отсрочка, если есть general license от OFAC на проведение транзакций с «Лукойлом», то проблемы в самой покупке нет. Проблема в том, что такого рода сделка в нефтянке обычно занимает полгода. В нормальной ситуации люди долго изучали бы документы, бились бы за каждую запятую в контракте. Здесь, вероятно, будет такая история:

— И от них не будут шарахаться покупатели?

— Если покупатель поймет, что кивок из Вашингтона будет, что ему эта покупка сойдет с рук, то проблемы не будет.

— Почему Gunvor не мог сначала получить такой «кивок из Вашингтона»?

— Я могу только догадываться и строить спекуляции. Думаю, его представители — не дети и прежде чем выйти с такой богатой идеей, вопрос провентилировали, обкашляли, им намекнули, что можно идти вперед, «таможня даст добро». Но, возможно, в какой-то момент что-то пошло не так. Возможно, конкретному Трампу кто-то что-то сказал, конкретный Трамп что-то где-то прочитал… Могло так быть. И в итоге все сорвалось. Я бы предположил, что какая-то попытка получить одобрение была, мне трудно предположить обратное.

— Gunvor вообще всерьез предлагал эту сделку или рассчитывал, что после шума все сорвется? Деньги на такую покупку у него есть?

— Слушайте, это известная схема, когда кто-то маленький и амбициозный хочет купить кого-то большого. Если вы смотрели фильм «Уолл-стрит», слышали слова leveraged buyout, то знаете: надо договориться с банками, которые предложат финансирование фактически под залог покупаемых активов.

— Иначе говоря, вы считаете, что это было всерьез?

— Думаю, что найти деньги Gunvor смог бы.

— После истории с Gunvor многие обсуждают положение «Лукойла», но почему-то я очень мало слышу о «Роснефти». Что будет с ее зарубежными активами? Их, кажется, никто и не вызывался купить.

— Зарубежные активы «Роснефти» — это те самые доли в немецких заводах, которые и так в опеке. И это индийская Nayara Enegry в Вадинаре. Формально там у «Роснефти» 49%, еще примерно 30% у финансовой компании, через которую «Роснефть» проводила много сделок, но формально они не связаны. Есть еще одна компания-участник, о которой можно предположить, что формально она независима, но действует в интересах «Роснефти». Проще говоря, доля «Роснефти» меньше 50%, то есть под санкции не подпадает. Продавать ее «Роснефть» не собирается, а индийское правительство пока ничего не этот счет не говорит, так что будут, видимо, прекрасно работать.

— То есть для «Роснефти» санкции Трампа — вообще не проблема?

— Разве что транзакционные издержки вырастут. Ну и какие-то особенные чистоплюи могут сказать, что больше они дел с «Роснефтью» не имеют. Но в целом это для «Роснефти» не проблема, а некоторая головная боль.

Что касается «Лукойла», в добыче и экспорте нефти из России у него тоже больших проблем нет, хотя ситуация несколько сложнее, чем у «Роснефти»:

— Почему «Лукойл» не может избавиться не полностью от активов, а только от мажоритарного пакета, оставив себе миноритарный, чтобы уже не подпадать под санкции?

— У «Роснефти» мажоритарная доля была только в одном заводе в Германии, но от санкций это не спасло их все.

— То есть дело именно в юрисдикции? «Роснефть» предусмотрительно работала с Индией?

— Конечно. У «Лукойла» есть доля в Zeeland Refinery, и там у него миноритарная доля — 45%. Но второй акционер там — Total Energie, и этот завод не сможет покупать нефть у компании под санкциями. Впрочем, он российскую нефть в любом случае с декабря 2022 года не закупал, как и почти все прочие европейские НПЗ.

— Если смотреть на санкции с позиции людей, которые говорят, что хотят с их помощью остановить спецоперацию…

— Думаю, что это невозможно.. Если речь идет о том, чтобы лишить Россию ресурсов, чтобы дальнейшее ведение боевых действий стало для нее невозможным, нет, к такому эти санкции не приведут. Ресурсов останется достаточно еще на несколько лет. Да, это будет еще одна горсть песка в шестеренки российского экономического механизма, который и так-то не очень хорошо себя чувствует. Но это не будет катастрофой. Как тактическая мера, от которой можно было бы ожидать какого-то заметного воздействия в ближайшие месяцы, это работать не будет.

* Минюстом РФ внесена в реестр «иноагентов»