Город, который держали на прицеле

С апреля 1992 года по февраль 1996-го Сараево был в окружении. Эти 1425 дней, почти четыре года, — самая продолжительная осада столицы в новейшей истории Европы. Части Югославской народной армии и отряды боснийских сербов, не желавших оказаться в независимом государстве, и заняли холмы вокруг города. В окружённом Сараево оставалось около 400 тысяч человек. Город жил без света, без воды, без тепла. Всё — от хлеба до патронов — тащили через узкий тоннель под аэропортом и по горным тропам под огнем. ООН организовала самую длительную гуманитарную воздушную перевозку со времён Второй мировой войны, в которой приняли участие более двадцати стран. Всего было осуществлено 12 тысяч таких рейсов.

Поскольку холмы вокруг города и даже крыши были заполнены сербскими снайперами, повсюду появились импровизированные таблички с надписью Pazi, snajper! («Осторожно, снайпер!»). Главной дорогой смерти стала улица Меша Селимовича, переименованная журналистами в «Снайперскую аллею». У людей не было иного выбора, кроме как перейти эту улицу и подвергнуть себя риску быть убитыми. Там сербские стрелки держали под прицелом каждый метр. Трамваи, автобусные остановки, школьные дворы, колодцы, куда люди бегали за водой, — всё было пристреляно. Как показывают данные ассоциаций жертв и материалы судов ООН, общее число жертв в городе составило около 14 тысяч человек.

Целью было не только военное давление. Это был террор «для поддержания ужаса», как писали потом западные корреспонденты. Чтобы люди боялись выйти из подвала, не думали о сопротивлении.

Кинолента, которую увидели только сейчас

Толчком для нового расследования стало документальное кино. Еще в 2022 году словенский режиссёр Миран Зупанич выпустил фильм «Сараевское сафари». В нём анонимные голоса (лица закрыты, голоса изменены) рассказывают, как богатые иностранцы приезжали на позиции, выбирали «цели» и… стреляли.

Фильм тогда посмотрели немногие. Сейчас к нему вернулся итальянский журналист Эцио Гаваццени. Вместе с бывшим судьёй Гвидо Сальвини (тем самым, кто вёл дела о терактах итальянских неофашистских группировок в 1960–1980-х) они составили 17-страничную судебную жалобу и передали её в прокуратуру Милана. Участие Сальвини внушает особую надежду: в своё время ему удалось перезапустить расследования преступлений «чёрных» итальянских террористов спустя десятилетия, когда считалось, что все их следы исчезли.

Прокурор Алессандро Гоббиc открыл дело по статье «умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами — особая жестокость и низменные мотивы». По его словам, имеется список нескольких человек, которые могут дать показания и будут допрошены.

Что касается участников, то, по оценке Гаваццени, только итальянцев могло быть около ста человек. В фильме упоминаются также «туристические стрелки» из Канады, США и России. Бельгийская прокуратура присматривается к своим гражданам: в фильме Зупанича есть намёки и на бельгийцев.

Как узнали о «сафари»

Отставной офицер разведки боснийской армии Эдин Субашич, один из главных свидетелей в фильме «Сараевское сафари», вспоминает, что впервые услышал об этом кошмаре в конце 1993 года — от пленного солдата армии боснийских сербов.

Тот рассказал, что на позиции стали приезжать странные чужеземцы: не наёмники, не добровольцы, а богатые «охотники», которые платили большие деньги, чтобы пострелять по людям в городе. Привозили они с собой (или получали на месте) дорогие высокоточные винтовки с мощной оптикой — оружие, которое больше походило на элитные охотничьи модели, чем на стандартные армейские стволы. К винтовкам шли дорогие прицелы, иногда с баллистическими калькуляторами — в 1993 году на балканском поле боя это выглядело как техника с другой планеты. По словам Субашича, именно эта «гражданская» роскошь и выдала чужаков: обычные солдаты такое не могли себе позволить.

Боснийская разведка поняла, что столкнулась с чем-то совершенно новым и чудовищным. В начале 1994 года она передала итальянской военной разведке SISMI точные данные о чартерных рейсах из Триеста, которые возили этих «охотников» через Белград к позициям вокруг Сараево. Итальянцы отреагировали быстро: одну группу перехватили прямо в аэропорту и развернули обратно. Документ об этом до сих пор существует, говорит Субашич, но лежит под грифом и никому его не показывают — в том числе следователям миланской прокуратуры. По словам бывшего боснийского разведчика, сейчас он ждёт вызова в Милан.

Как это работало

Схема выглядела простой и одновременно невероятно сложной, потому что требовала соучастия посредников на нескольких уровнях. Сбор участников происходил в Италии, чаще всего — в Триесте, по пятницам. Оттуда чартерным рейсом (в основном сербской компании Aviogenex) — в Белград. Иногда через Вену или Будапешт, но основным хабом была сербская столица. Переброска на позиции из Белграда осуществлялась уже на бортах военной авиации, в том числе на вертолётах — до Пале, тогдашней столицы самопровозглашённой Республики Сербской, или прямо к передовой. Дальше — на джипах армии боснийских сербов до снайперских гнёзд на холмах Требевича, Яхорины, вокруг горы Игман.

Для «охоты» тем участникам, которые приезжали с пустыми руками, выдавали снайперскую винтовку Драгунова или западные аналоги вроде Remington 700. Город внизу был виден им как на ладони, расстояние — 500–1000 метров. Говорили: «Выбирайте». По свидетельствам, существовал даже прейскурант:

Вечером или на следующий день — назад в Белград, потом домой. Успевали за выходные.

Деньги, как считается, оседали частично у сербской госбезопасности (SDB, руководитель — Йовица Станишич, позднее представший перед Международным уголовным трибуналом по бывшей Югославии в Гааге по обвинениям в военных преступлениях), частично — у командиров дивизий на местах, ну и, разумеется, у разного рода посредников.

Русский след: дым и огонь

Фильм Зупанича содержит анонимные свидетельства, где среди «туристов» называют и русских. Один из голосов за кадром говорит о людях, прилетавших из разных стран, в том числе из России.

На стороне боснийских сербов действительно воевали русские добровольцы — по разным оценкам, от трёхсот до семисот человек. Некоторые из них были снайперами. Некоторые получали деньги как наёмники. Всего, по подсчётам российских журналистов и самих добровольцев, через боснийскую войну прошло несколько сотен добровольцев из республик бывшего СССР; как минимум 35–40 погибли, ещё около двадцати стали инвалидами. Семнадцать русских добровольцев, погибших в боях в 1994–1995 годах, похоронены на кладбище Дони-Милечи под Сараевом.

Самый известный и задокументированный случай связан с Эдуардом Лимоновым. В 1992 году польский режиссёр Павел Павликовский снял этого писателя и политика в фильме «Сербский эпос» (Serbian Epics): Лимонов в компании Радована Караджича (тогда — президента самопровозглашённой Республики Сербской в Боснии и Герцеговине, верховного главнокомандующего её вооружёнными силами; в 2019 году приговорён к пожизненному заключению за военные преступления. — Ред.) на позиции над Сараево даёт очередь из пулемёта в сторону города. Эти кадры облетели весь мир. Лимонов гордился данным эпизодом, называл себя «другом сербского народа» и вплоть до своей смерти в 2020 году не выражал раскаяния по поводу этого поступка.

Есть ещё одна интересная косвенная нить. Лука Леоне, итальянский писатель и активист, который неоднократно ездил в Боснию и видел осаду Сараево своими глазами, опубликовал книгу под названием «Сараевские ублюдки» (The Bastards of Sarajevo, 2014) — в ней упоминаются русские, которые якобы появлялись на позициях.

Они уходят с «трофеями» — историями, которые рассказывают за ужином в Милане или Москве, не моргнув глазом. Журналисты в Сараево знали, жители знали — весь осаждённый город знал, но молчание было золотом для всех», горестно отмечает Леоне, имея в виду под всеми самих палачей, а также посредников и равнодушных наблюдателей.

В 2022–2025 годах отдельные боснийские и западные СМИ повторяли, что «были и русские», ссылаясь на тот же фильм Зупанича или на анонимных ветеранов. Однако сербская сторона и российские ветераны боснийской войны называют всю историю «сараевского сафари» пропагандой. «Никаких туристов у нас не было, — говорили они в 2022-м и повторяют сейчас. — Были добровольцы, которые приезжали воевать и умирали за Сербию».

Почему так трудно доказать

Прошло тридцать с лишним лет. Свидетели умирают. Архивы уничтожены или засекречены. Приблизительно известны пока немногие участники. Владелец миланской клиники пластической хирургии якобы ездил сам и возил клиентов в 1993-м. Группа бизнесменов из Турина и Триеста — уважаемые люди, их имена есть в деле, но под грифом секретности. Что касается юрисдикции, то итальянцы стреляли на территории другой страны, в условиях войны. Квалифицировать как убийство сложно, как военное преступление — нужно доказать его системность.

Миланское дело движется медленно. Шесть человек уже имеют статус подозреваемых. Прокуратура ищет бывших пилотов Aviogenex, военных водителей, командиров позиций. Боснийский консул в Милане Даг Думрукчич гарантировал «полное сотрудничество» правительства своей страны. «Мы стремимся раскрыть правду об этом жестоком деле и расплатиться с прошлым. Мне известно некоторое количество информации, которую я предоставлю для расследования», заявил он. Бывший мэр Сараево Бенямина Карич, которая участвовала в подаче судебной жалобы, выразила надежду, что новости о расследовании миланской прокуратуры проложат путь к тому, чтобы прокуроры Боснии и Герцеговины начали расследование в отношении бывших командиров и лиц армии боснийских сербов и лиц, связанных с осадой. Однако пока дела в этом отношении обстоят неважно: по данным Высшего судебного и прокурорского совета Боснии и Герцеговины, здесь остаются нерасследованными более 3200 дел о военных преступлениях, из которых более 2900 находятся «в начальной фазе».

Как отмечал эксперт по военным преступлениям, профессор права из Сараево Энвер Исерич, Главная прокуратура Боснии даже не предъявила обвинения всем лицам из так называемого «списка А», предоставленного ей трибуналом, «что должно было быть приоритетом» (речь идёт о Международном уголовном трибунале по бывшей Югославии — специальном суде ООН, который после закрытия в 2017 году передал многие дела национальным судам, включая боснийский. — Ред.). «Вот почему ни один боснийский военный преступник не был судим за убийство детей или за то, что он заплатил, чтобы приехать в Боснию, убивать и удовлетворять свои животные инстинкты. Спустя тридцать лет после войны сотни военных преступников по-прежнему свободно разгуливают среди нас, а их жертвы видят их на улицах», — констатировал правовед.