СюжетыПолитика

Преступление и демократия

Убийство премьера Рабина. Тридцать лет спустя: уроки политического убийства

Преступление и демократия

Фото: AP / TASS

Вечером 4 ноября 1995 года после выступления на многотысячном митинге в поддержку мирного процесса на тель-авивской площади Царей Израиля в премьер-министра Ицхака Рабина были произведены выстрелы. Через 40 минут он умер от ран в больнице «Ихилов».

Игаль Амир, религиозный студент юридического факультета Бар-Иланского университета, объяснял свой поступок тем, что «защищал народ Израиля». По словам бывшего премьера Эхуда Ольмерта,

«убийство Рабина было минутой отрезвления для израильского общества. До него мы жили в раю для простаков в наивном убеждении, что политическое убийство в Израиле невозможно. Мы верили, что демократические принципы высечены в сердце нашего общества и что еврей никогда не сделает ничего подобного».

До той ночи израильтяне действительно верили, что насилие и фанатизм — явления маргинальные, а демократические устои незыблемы.

Игаль Амир. Фото: Википедия

Игаль Амир. Фото: Википедия

Тридцать лет спустя споры вокруг убийства Рабина не утихают. Несколько лет назад министр культуры Мири Регев («Ликуд») запретила государственное финансирование Иерусалимского фестиваля кино, если там будет показан фильм одного из самых известных советских документалистов, основателя так называемой школы документального поэтического кино Герца Франка «На пороге страха». Франк почти 10 лет работал над фильмом, рассказывающем об истории взаимоотношений доктора философских наук Ларисы Трембовлер и убийцы премьер-министра Израиля Игаля Амира. Лариса познакомилась с Амиром, когда тот уже отбывал пожизненное тюремное заключение. Через судебные инстанции Израиля она добилась права посещений.

Лариса Амир, с которой автор имел возможность говорить при подготовке этой статьи, отмечает:

«Наш роман начался уже после моего развода. Мы оба — глубоко религиозные люди, и немыслимо было бы начать отношения, нарушая законы семьи. Я никогда не «оставляла детей» — после развода растила всех четверых, а затем и пятого, нашего общего с Игалем. Мы с бывшим мужем остались в добрых отношениях, и он помогал в воспитании детей».

Ее слова возвращают к контексту, утерянному в шуме общественных споров: фильм Франка вызвал волну не из-за частной истории, а из-за того, что ставил вопрос: как общество относится к человеку, добровольно связавшему судьбу с тем, кого большинство считает воплощением зла?

Неразрешенные вопросы

Лариса Амир подчеркивает:

«Игаль признаёт, что стрелял в Рабина, чтобы убить. Он знал, что использует боевые патроны. При этом и он, и другие слышали крики «срак, срак» («холостые») и замечали странности — Рабин не пошатнулся после первого выстрела. Если патроны и подменили, то непонятно когда. Следствие оставило противоречия, но и конспирологические версии неубедительны. Серьезного расследования просто не было».

Лариса Амир. Фото: ASSOCIATED PRESS / East News

Лариса Амир. Фото: ASSOCIATED PRESS / East News

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

Она также напоминает об общественной атмосфере, о сильных сомнениях относительно демократичности и приемлемости политических решений тех лет:

«Тогда в обществе не чувствовалось демократии… Люди ощущали, что их не слышат, что страну толкают к опасной черте. Это чувство отчаяния и подтолкнуло Игаля, обычного солдата и студента, на крайний шаг. Он не видел иного способа остановить происходящее».

С годами, добавляет она Лариса Амир, образ ее мужа и сама трагедия обросли искажениями.

Разделенное общество

Многие до сих пор сомневаются в официальной версии, видят в Амире не убийцу, а «человека, предотвратившего передачу врагу территорий, принадлежащих Израилю по праву». Другие же убеждены, что он действовал из религиозных убеждений и потому должен рассматриваться как искренний человек.

Как бы то ни было, убийство Рабина стало переломным моментом. Оно раскололо израильское общество не только политически, но и нравственно.

Если в 1995 году многие верили, что подобный акт невозможен в демократическом государстве, то сегодня граждан страны тревожит возвращение атмосферы ожесточения и взаимного неприятия.

Социологи усматривают прямую связь между риторикой 1990-х и современной поляризацией вокруг судебной реформы, роли религии и характера еврейского государства. Тогда несогласного превращали во «врага внутри», «пятую колонну». Сегодня этот процесс, увы, повторяется.

Память и ответственность

На церемониях памяти в прошлые годы выступили практически все израильские политики. Лидер оппозиции Яир Лапид сказал, что израильское общество не извлекло из события уроков: «Рабин был убит не только пулей — он был убит речами, проклятиями и равнодушием».

Премьер-министр Биньямин Нетаньяху, в свою очередь, подчеркивал значение национального единства:

«Ужасное убийство премьер-министра Ицхака Рабина, да будет память о нем благословенна, открыло глубокую рану в нашем национальном существовании… Единство народа — не пустой лозунг, это основа нашей силы».

А в другом выступлении добавил: «Не правые убили Рабина, не религиозные убили Рабина. Это Игаль Амир убил Рабина».

Эти слова звучат как напоминание: коллективная вина не может подменить личную ответственность.

4 ноября 1995 года. Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин выступает перед более чем 100-тысячной толпой на городской площади Тель-Авива. Рабин был застрелен тремя выстрелами, когда покидал митинг. Фото: AP / TASS

4 ноября 1995 года. Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин выступает перед более чем 100-тысячной толпой на городской площади Тель-Авива. Рабин был застрелен тремя выстрелами, когда покидал митинг. Фото: AP / TASS

Хрупкость демократии

За пределами Израиля Рабин стал символом: демократия уязвима перед фанатизмом. Как отмечали Jerusalem Post и The New York Times, подобные трагедии возможны там, где общество утрачивает способность к диалогу и взаимному уважению.

Вопросы, поднятые убийством, остаются болезненно актуальными:

  • Где проходят границы гражданского и религиозного долга в демократическом государстве?
  • Как должно вести себя еврейское демократическое государство по отношению к людям, отрицающим саму демократию?
  • Должно ли общество стремиться понять и простить преступника?
  • Что означает любовь к человеку, совершившему преступление? (Случаи, подобные отношениям Ларисы и Игаля, ставят этот вопрос остро, хотя он и выходит за рамки статьи.)

Память как ответственность

Для Израиля память о Рабине — не только скорбь, но и день самооценки. Демократия, как и мир, не существует по инерции: и демократию, и мир нужно ежедневно строить, защищать от внешних врагов и внутренних соблазнов. Быть может, подлинная дань памяти Рабину — не в мемориалах и церемониях, а в способности сохранять уважение, сострадание и видеть в оппоненте прежде всего согражданина, а не врага.

Хаим Бен Яаков, генеральный директор ЕАЕК

Этот материал входит в подписку

Другой мир: что там

Собкоры «Новой» и эксперты — о жизни «за бугром»

Добавляйте в Конструктор свои источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы

Войдите в профиль, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow