Безлюдовка — приграничное село в Шебекинском городском округе Белгородской области на берегу реки Северский Донец. В 2020 году в нем жило 816 человек — такие данные содержит перепись населения в 2020 году. Насколько это число изменилось за пять лет — неизвестно. От центра села до российско-украинской границы — чуть меньше десяти километров. Выше по течению Северского Донца — соседняя Графовка, где находится пострадавшая дамба.

По словам местных жителей, именно через Безлюдовку летят беспилотники, атакующие плотину водохранилища.

— В другое, мирное время мы с семьей, как и другие белгородцы периодически ездили в Безлюдовку с палатками на речку. Здесь есть такое место! — с воодушевлением начинает предаваться воспоминаниям фотограф Василий Кучма. — Мы раньше всегда туда ездили…

Притормаживаем на перекрестке возле дорожного указателя: «Безлюдовка — два километра», сворачивая на дорогу, идущую через лес. На обочине, возле указателя, одновременно с нами останавливаются три оранжевых КамАЗа, груженных бетонными блоками. В кузове у каждой машины — по несколько десятков треугольных конструкций, лежащих большой общей массой. Из одной кабины выходит уставшего вида мужчина и закуривает.

Мы с Васей предполагаем, что грузовики едут в сторону дамбы, а блоки нужны, чтобы заделывать пробоины в ней. Позже один из местных жителей подтвердил нашу теорию.

«Была полная площадка детей, все играли»

С момента, как мы заезжаем в Безлюдовку, кажется, что она полностью оправдывает свое название. В дождливый пасмурный день село скорее похоже на деревню-призрак, чем на место, где живет больше 800 человек. На улицах совсем нет людей. Сложно понять, какие дома пустуют, а какие — нет. Возле некоторых стоят машины — единственное, что подтверждает, что эти дома жилые. Аккуратные строения по обеим сторонам дороги кажутся безжизненными. Сложно сказать, почему именно: потому что там никто не живет или потому что сама Безлюдовка действительно кажется безлюдной.

В центре села, на асфальтированной площадке, возле одноэтажного магазина «Удачные покупки» с крышей из серого шифера, виляя хвостами, бегают две бездомные собаки. На двери магазина выделяется табличка «Аптечка здесь», напечатанная белыми буквами на красном фоне.

Ниже магазина, на улице Победы выделяется пустующая детская площадка с небольшой горкой, разноцветными качелями и песочницей. Возле невысокого забора одиноко стоят игрушечная голубая коляска и детский велосипед.

Из-за угла выходит пожилая женщина с румяным лицом в ярко-красной куртке и коричневой шапке — первый встреченный нами человек за сегодня. Татьяна возвращается домой — она была в гостях у своего сына, который живет на соседней улице. По словам женщины, в селе «вроде как ничего страшного не произошло», только улицу возле речки отселили. Тех, кто согласился уехать, вывезли на три дня, но люди, как говорит Татьяна, уже вернулись назад.

Вдалеке раздается глухой взрыв, но Татьяна не обращает на него внимания. После повреждений дамбы из-за ударов по ней вода затопила ее огород. По ощущениям женщины, вода в реке поднялась примерно на три метра от своего привычного уровня. На вопрос о том, почему на улицах поселка никого нет, Татьяна отвечает, что «обычно никого не видит».

Она указывает рукой на дома на улице Победы, на которой она живет: «Тут — никого нет, тут — нет, тут — на работе, тут — никого, в этом доме — тоже на работе», — перечисляет Татьяна.

Раздается еще один взрыв, который женщина по-прежнему игнорирует. Татьяна и ее муж — оба пенсионеры. Женщина рассказывает, что они стараются никуда не выезжать из села, потому что на дорогах опасно. Из дома пара выходит, чтобы навестить сына, и раз в три дня, чтобы сходить в местный магазин.

Татьяна оборачивается на пустую детскую площадку.

Люди, по словам местной жительницы, уезжали постепенно, хотя «прилетало» и в соседнее село Графовку, и в саму Безлюдовку. Как делится Татьяна, сейчас в Безлюдовке негде работать, поэтому практически все ездят либо в Шебекино, либо в Белгород. Так поступают и сын Татьяны с ее невесткой. По будням они отвозят ребенка в школу в село Крутой Лог, в 15 километрах от Безлюдовки. Семья считает, что в ближайшей школе — в Масловой Пристани — небезопасно (губернатор Вячеслав Гладков 30 октября анонсировал перевод учеников в Масловой Пристани на дистант. — Прим. «Фонаря»).

На вопрос, не было ли ей и ее семье страшно, когда появились новости об атаках на дамбу и разрушениях, женщина, кажется, теряется и с трудом подбирает ответ.

— Мы, допустим, рассудили, что нам не должно это угрожать, — неуверенно говорит Татьяна. — Пораскинули мозгами — проехали на мост, посмотрели, прикинули, решили, что до нас вода не поднимется. Все равно приехали власти, сказали: «Не подводите нас, освободите село. Если еще прилет будет, может…» — замолкает на середине фразы Татьяна.

После этого женщина с мужем «не стали рисковать» и на несколько дней уехали к ее сестре в Белгородский район.

***

Снова вдалеке раздается взрыв. Татьяна рассказывает, что беспилотники продолжают атаковать дамбу. По словам женщины, за час до нашего приезда несколько БПЛА пролетели над поселком в сторону водохранилища. Об опасности она и ее муж узнают из телевизора, который сразу «начинает кричать» во время атак беспилотников и ракетной опасности и с помощью рации, которую им выдали местные власти.

Один раз, после «прилета» в село, женщина и ее муж уехали в Белгород к друзьям, но вскоре вернулись, потому что решили, что в Безлюдовке безопаснее.

При этом Татьяна признается, что они с семьей не исключают тот вариант, что могут уехать из Безлюдовки, если ситуация станет хуже, и вода начнет затапливать поселок.

— Еще какой прилет там мог случиться, но сейчас воду спустили. В первый день, конечно, нам было страшновато. А так, знаете, — говорит женщина чуть тише. — Нас чем напугаешь? Уже ничем. Конечно, не дай бог, разнесет село, — вздыхает Татьяна, — разнесло же Новую Таволжанку… Мою свояченицу убило. Жалко, конечно. Был прилет, полетели осколки в дом — и все. Она готовила обед, ее муж был в зале. Один-единственный осколок, и она готовая. Даже не пикнула вообще. Мы от этого тоже сейчас не застрахованы.

Татьяна объясняет, что они с мужем не хотят уезжать из села без сына с его семьей, а те не хотят уезжать без родителей. Так и продолжают все вместе жить в Безлюдовке.

— Дети сказали: «Выезжайте, чтобы мы о вас не думали». А как мы уедем, когда дети здесь? Мы считаем, что еще можно [оставаться в селе]. А можно или нет на самом деле — не знаю. Сами слышите — бух-бух, бух-бух. Куда оно прилетает? — женщина пожимает плечами. — Будем до последнего присматриваться. Дай бог, повезет.

В это время из-за угла поворачивает и останавливается на обочине белый полицейский уазик. Кажется, что он не выехал с соседней улицы, а просто появился на дороге. На темно-синей полосе на машине — белыми буквами написано «Шебекино». Двое мужчин в полицейской форме выходят из авто. Они представляются сотрудниками полиции по городу Шебекино. Старший из них просит у нас документы и уточняет, местные ли мы.

Полицейский долго вглядывается в мое редакционное задание и изучает все надписи на нем. Потом смотрит паспорт, старательно переписывая мои данные на листок бумаги на деревянном планшете. Потом вместе со своим коллегой также скрупулезно рассматривает документы на Васину машину, изучает страховку. На мой вопрос, вызвал ли их кто-то из жителей из-за нашего приезда, старший сотрудник отвечает отрицательно. По его словам, они спрашивают документы у всех, кого встречают на улицах. При этом документами моей собеседницы Татьяны они не интересовались.

После проверки люди в форме желают нам хорошего дня и прощаются, признавая, что у них нет к нам претензий. Белый УАЗ с выключенными мигалками уезжает и пропадает так же быстро, как и появился.

«Не боится только дебил»

Мы спускаемся на машине вниз от улицы Победы на небольшой участок земли с высокой мокрой травой. Она приминается под нашими ногами, а земля чавкает. То, что мне поначалу показалось островком, разделяющим реку на две части, оказывается небольшим прудом и разлившейся водой из водохранилища. Если смотреть на онлайн-карте, река должна находиться гораздо ниже, а справа от меня — должна быть земля. Вживую широкий и кажущийся глубоким водоем не выглядит так, будто он появился несколько дней назад.

Весь масштаб разлива воды фактически можно увидеть только на картах — на деле неместным сложно понять, где вода была раньше и где оказалась сейчас. Большинство местных жителей с трудом описывает последствия подтопления, а некоторые даже морщатся при слове о затоплении, дамбе или подтоплении, потому что считают все произошедшее незначительным.

Проехав чуть дальше по берегу, мы видим затопленный сад. Большая часть ровных рядов зеленых молодых деревьев уходит корнями не в землю, а в воду. Где-то — корневища полностью скрыты под ней, где-то вода уже сошла, обнажив насквозь промокшую почву. Выше сада, на пригорке, двухэтажный дом. Через открытые железные ворота дома выглядывает большой скалящийся алабай. Через несколько секунд из двора выезжает небольшая серая легковушка. За рулем — светловолосая женщина, она останавливается возле меня.

Оксана — единственная из всех встреченных мною собеседников — признается, что, когда вышедшая из дамбы вода начала подниматься, ей было по-настоящему страшно.

— Конечно, я боялась, паника была. Я же человек, — говорит женщина, продолжая держать руки на автомобильном руле и открывая мне дверь с пассажирской стороны.

После прорыва дамбы их с мужем фруктовый сад полностью затопило, вода даже начала подниматься ко двору и к дому. Оксана показывает мне видео с первых дней затопления.

— До дома — метров 15, наверное, осталось, — говорит Оксана на видео, снимая свой двор из окна второго этажа.

На записи видно, что воды пришло гораздо больше, чем сейчас. Первый ряд деревьев сильно наклонился вниз. То, что выглядит, как озеро, на самом деле место, где раньше была земля. Это можно понять по фонарному столбу, на несколько метров погруженному в воду посередине водоема, появившегося из-за затопления.

На втором видео, снятом на следующий день, воды стало уже заметно больше. Кажется, что в самом глубоком месте она может дойти до половины человеческого роста. Вода еще ближе подобралась к дому Оксаны и ее семьи.

— Все в воде. До нас тут буквально… — вот наш двор уже, — говорит на видео Оксана. Она не уточняет, сколько именно метров осталось до их двора, но по видео кажется, что не больше пяти.

Сейчас большая часть воды ушла, и, несмотря на остающуюся угрозу затопления, Оксана не верит, что плотина может разрушиться, а их дом оказаться затопленным.

— Муж меня успокоил и сказал, что это невозможно, но если что-то произойдет, мы уедем в Белгород к родственникам. В ПВР не поедем, — говорит Оксана.

***

Женщина работает почтальоном в Графовке. Когда она сегодня утром развозила корреспонденцию местным жителям, убедилась, что домой вернулись не все. Моя собеседница предполагает, что не возвращаются те, кто «отдыхает у родственников», потому что у них нет собственного хозяйства и огорода.

— Зачем им сейчас сюда ехать? — разводит руками Оксана.

Ей нужно ехать на работу, поэтому она просит поговорить с ее мужем, который скоро должен вернуться домой.

Многие жители приграничья относятся к журналистам с подозрением. Мне приходится оправдываться, что я не шпионка.

— Вась, подъедь, пожалуйста, тут корреспондент из Белгорода, а мне на работу надо ехать, — говорит Оксана своему мужу по телефону.

Женщина не включает громкую связь, но я все равно слышу его ответ.

— А это точно корреспондент? Не диверсант какой-нибудь? — с подозрением говорит мужчина.

— Это девушка, — смеется Оксана.

— Да знаешь, сколько таких корреспондентов… — еще подозрительнее отзывается Василий.

— В общем, ты быстрее разберешься, чем я. Приезжай, — Оксана завершает телефонный разговор с супругом.

Женщина уезжает дальше развозить письма жителям Шебекинского района, а через десять минут на другой машине приезжает ее муж.

Хмурый мужчина в камуфляжном рыбацком костюме с седыми волосами долго рассматривает мое редакционное задание. Снова приходится объяснять, кто я такая и зачем приехала в Безлюдовку. Убедившись, что я та, за кого себя выдаю, местный житель соглашается поговорить.

— Все, саду хана. Деревьям пять лет, и в этом году весной у нас должен был быть уже полноценный яблоневый сад. Каждое деревце должно было принести 20–30 килограмм яблок. Сейчас его невозможно восстановить. Деревья прекращают поливать в августе, чтобы корневища были сухими к заморозкам, а поскольку в ноябре и декабре они еще будут мокрыми, то первый заморозок, и все, — заключает Василий. — Жалко. Пять лет труда — это нереально. Я посадил 740 деревьев. Возможно, 30 уже пропало.

— Все деревья надо убирать, а по новой [сажать], пока идет вся эта «движуха», — повторят новый синоним СВО вслед за президентом России Владимиром Путиным житель Безлюдовки, — ничего не сделаешь. Это сейчас нереально, потому что, не дай бог, будет дубль два. Хватит с меня, один раз уже научило, — хмурится мужчина.

По словам Василия, вода начала прибывать резко. Ушла только в ночь перед нашим приездом, потому что дамбу удалось закрыть бетонными блоками.

— Я жену отвез в Белгород, но мы глянули, что вода не сильно прибывает, и решили, что у нас есть еще ворота, выход с другой стороны. Если что, мы выедем через него, если вода подойдет к первым воротам. Мы понимали, что если начнет затапливать дом, в этом случае только уезжать. Бесполезно что-либо делать, потому что плотина находится примерно на уровне второго этажа. При самом плохом раскладе она может подняться до этого уровня, — объясняет Василий.

Мужчина, в отличие от моей предыдущей собеседницы Татьяны, говорит, что из Безлюдовки практически никто не уехал ни за время, пока идут боевые действия, ни до, ни после прорыва дамбы.

— Выехали только возрастные, потому что [власти] решили, что лучше сразу их вывезти. Как их потом забирать? Если вдруг чего прорвет, ты уже не заедешь в село, и они из домов не выйдут. Несколько человек, насколько я знаю, завтра уже приедут обратно, потому что вода чуть-чуть сошла. Сам я сказал администрации, что у меня все готово для отъезда [поэтому они не стали настаивать на моей эвакуации], — говорит мужчина.

По словам Василия, много его односельчан уехало, когда летом 2023 года украинская ДРГ зашла в Новую Таволжанку. Но почти все люди после этого вернулись в Безлюдовку.

— Сами понимаете: можно побыть немного в ПВР, но это не то, — объясняет собеседник.

Несмотря на то что мне сложно осознать, каково жить в приграничном населенном пункте, который, помимо атак БПЛА, ракет и артиллерии, может затопить, если плотина пострадает сильнее, я понимаю, почему люди не хотят уезжать. Кому-то сложно оставить дом, в котором он вырос, кому-то сложно покинуть родные места, а кто-то боится за свое хозяйство.

— У меня никогда не было желания уехать. Я увозил жену с ребенком в Белгород, когда заходила ДРГ в Таволжанку, потом вернулись. Я уеду в самом крайнем варианте, если моего дома уже не будет. Здесь у родителей дом через три улицы, в крайнем случае можем туда уехать, — делится житель Безлюдовки.

По словам Василия, он не боится ни обстрелов, ни БПЛА, несмотря на то что в последнее время они стали летать в районе чаще.

— Семья боится, конечно. Я просто им объясняю: это наш выход (российских орудий. — Прим. «Ф.»), это прилет. Вот это — в подвал надо бежать, — перечисляет Василий.

Вдалеке раздается еще несколько взрывов.

На вопрос, не боится ли он, что плотина может разрушиться и тогда населенный пункт затопит, Василий искренне признается, что «не боится только дебил».

— Просто для этого нужно что-то предпринимать, чтобы, если что, можно было выехать. У нас есть этот план «Б», — заключает мужчина.

Василий загоняет свою машину во двор, а мы уезжаем.

«Сидим на крыше, ловим рыбу. Все нормально»

Мы поднимаемся на несколько улиц выше, в центр села. Возле частного дома с высоким темно-зеленым забором двое мужчин гуляют с маленькой рыжей собакой, активно виляющей хвостом-бубликом.

— Да какое подтопление?! О чем вы говорите? Это так, раздули, — ворчит пожилой мужчина в спортивных штанах и сланцах.

— Сидим на крыше, ловим рыбу. Все нормально, — смеется его младший сосед Александр, короткостриженый мужчина с седыми волосами и не сходящей с лица улыбкой. — У Васьки сад затопило, это печально, но жизнь на этом не заканчивается. Почувствовали затопление те, кто ближе к реке живет. Меня это не коснулось, конечно. У меня огород к речке не выходит, поэтому все нормально. Тех, кто живет в центре, это никак не коснулось. Так и напишите! — просит меня местный житель.

Пожилой мужчина в сланцах с ворчанием заводит домой собаку и заходит во двор, закрывая за собой ворота.

Александр рассказывает, что о прорыве дамбы он узнал, когда был в продуктовом магазине. Тогда же сразу решил поехать к водохранилищу, чтобы посмотреть на разрушения и оценить их масштаб.

— Когда я стоял в магазине, думал: «Вот пипец! В плотину попали, там все взорвалось». Когда я доехал до дамбы, все было перекрыто. За мной сразу глава Шебекинского района проехал. Там два крана стояло, я не стал подходить. Как выглядела [дамба]? Да никак. Люди стоят, плотина стоит, никакой паники — все нормально. Потом я спустился к речке, посмотрел, вроде вода не поднялась. На следующий день уже, конечно, поднялась — где-то метра на полтора, — рассказывает мужчина.

Александр родился и вырос в Белгороде, но в 2012 году решил переехать в Безлюдовку, потому что в детстве много времени проводил в Шебекинском районе.

— Я долгое время занимался спортом и ездил в Новую Таволжанку, где был пионерский лагерь. Я там все свое детство провел, с 1983 по 1988 годы каждый год я был в лагере. Это моя территория, я здесь пробежал сотни тысяч километров. Когда мне предложили здесь купить участок, я сразу понял, что хочу и буду здесь жить, — объясняет мужчина.

Несмотря на то что у него есть жилье в Белгороде, он так же, как и другие местные жители, с которыми я говорила, не собирается уезжать и удивляется вопросу «каково сейчас жить в Безлюдовке?». Но при этом Александр признается, что несколько раз ему «приходилось ложиться между машинами на землю», когда начинался обстрел, а в прошлом году во время атаки снаряд убил его односельчанку, а его машину, которая стояла рядом, повредили осколки.

В воскресенье — не знаю, из чего стреляли, понял только, что наши, потому что было слышно выходы, — мужчина пытается воспроизвести свист от снарядов. — Мне показалось, что дом подпрыгнул на метр: стекла зазвенели, двери ходуном заходили. К этому уже привыкаешь. Недавно ко мне приехал двоюродный брат. Мы сидим за столом разговариваем, за окном стреляют — бух, бух, бух. Я к этому привык, никак не реагирую ни ухом, ни рылом, как говорится. А он мне: «Слушай, можно я домой поеду», — Александр начинает смеяться. — Я думаю, что на Донбассе люди примерно так же живут, привыкшие ко всему.

Уже после начала боевых действий к Александру и его супруге переехала их дочка с маленькой внучкой. Девочке первоначально было страшно, но потом она, как и другие жители, «перестала обращать внимание» на взрывы.

Мужчина затрудняется сказать, уехал ли кто-то из села, — он практически не общается с соседями. При этом Александр уверен, что «все люди в селе живут — и мирно живут».

— Буквально недавно тут новый дом достроили. Как началась СВО, [соседи] активно начали строить дом и недавно достроили. Не надо говорить, что тут вообще ***, все нормально. По первости супруга, конечно, паниковала, говорила: «Давай побежим», а я изначально не видел в этом смысла, — признается мужчина.

«Абсолютно два разных государства: Шебекинский район и Белгородская область»

На обратном пути мы заезжаем в магазин, который уже видели ранее. В просторном и светлом зале немноголюдно. Две продавщицы в темно-синих фартуках в разных частях длинного прилавка раскладывают продукты на витрины, а Денис, смуглый темноволосый мужчина лет 40, допивает кофе из бумажного стаканчика, тихо переговариваясь с женщинами, и веселит их.

— Люди уехали? Не уехали — их отсюда палками не выгонишь. Наоборот, когда начало затапливать, все приехали посмотреть. Такой воды 20 лет не было! — Денис, как и женщины за прилавком, начинает смеяться.

На голове у него синее кепи, которое он периодически снимает с головы и, покрутив в руках, надевает обратно, поправляя и сдвигая на глаза.

— Кто приехал посмотреть? Люди из ближайших населенных пунктов? — не понимаю я.

— Те, кто отсюда уехал, приехали посмотреть, что было 20 лет назад. Семь человек эвакуировали, а утром уже все здесь были обратно, — нетерпеливо объясняет мужчина. — «Телевизор» (это прозвище одного из односельчан Дениса. — Прим. «Ф.»), например. В полвосьмого вечером его забрали, а в 6 утра он уже здесь был, в магазине. Его, наверное, еще до Белгорода не довезли, а он уже на такси приехал обратно. Ну как такое пропустить! 20 лет такой воды не было! — повторяет Денис, и его слова провоцируют взрыв хохота продавщиц магазина.

После этого мужчина объясняет, что раньше, когда зимой «снега было по колено», а весной плотину открывали, вода каждый раз затапливала Безлюдовку.

— А сейчас нет ни снега, ни дождей, ничего — во всем виноват Путин, — шутит говорливый Денис. — А что? У нас все говорят: что бы ни случилось, во всем Путин виноват, — иронизирует над сельскими рассказами Денис.

Но дальше мужчина осекается, становится серьезнее и замолкает. Он задает уже привычный мне вопрос: «А давайте мы начнем вообще с того, кто вы? Может, вы диверсанты?» — непонятно с какой долей серьезности спрашивает мужчина.

Уже третий раз за день я показываю редакционное удостоверение, чтобы доказать, что я не диверсант. Денис, как ранее и полицейский, внимательно рассматривает мое редакционное задание, а я повторяю уже заученную фразу, что «я журналистка из белгородского сетевого издания fonar.tv, и мы вместе с фотографом приехали написать текст о том, как живут жители Безлюдовки».

— Да даже если вы диверсанты, нам пофиг. Никто тут никого не боится, все у нас хорошо, — в конце концов говорит Денис, поправляя кепи на голове.

На вопрос о том, не было ли страшно, когда пострадала дамба и начала разливаться вода, мужчина отвечает отрицательно.

— Вы в Шебекине бываете? — спрашивает он у меня.

— В последний раз была два года назад, — отвечаю ему.

— Съездите сейчас. Я работаю в Шебекине — едешь, люди стоят на остановках, в убежищах. Начинается ракетная опасность, и что они делают? Выходят из убежищ посмотреть, куда прилетит. Какая там вода? Им ***, какая там вода разлилась. Они просто не обращают на это внимания. Поэтому тут ничем никого никогда не удивишь, — объясняет мужчина.

— И на обстрелы не обращаете внимания? — переспрашиваю я.

— Мы вообще не обращаем на это внимания. Где там опасность? Мы переживаем, если перестают стрелять. Вот это опасно. Поэтому, когда стреляют, не страшно, а вот если перестают стрелять, тогда начинаешь задумываться — почему?

— Правда, что ли, совсем не обращаете внимания? — снова задаю вопрос. Мне сложно поверить, что можно не обращать внимания на обстрелы, взрывы и разлив воды из водохранилища.

— продолжает упорно твердить свою мысль, не развивая ее дальше и не объясняя мотивов, мужчина.

За время, проведенное в Безлюдовке, у меня сложилось впечатление, что жители Белгорода и других более удаленных от границы населенных пунктов прорыв дамбы восприняли тяжелее и с большими опасениями, чем сами местные жители.

— Конечно, при чем здесь Белгород и мы? — подтверждает мои слова мужчина, пожимая плечами. — Это абсолютно два разных государства: Шебекинский район и Белгородская область.

— Мы же вообще, по словам многих, «Украина», — вставляет шутку продавщица с короткими темными волосами и смеется.

— Ага, питерцы так думают. А может, и в Белгороде тоже. Хрен его знает, — Денис тоже снова начинает смеяться. — Шебекино — это же отдельное государство (в контексте разговора речь идет о Шебекинском районе в целом. — Прим. «Ф.»). Маленькое Чикаго. Здесь никто не боится ничего и никого. Обратите внимание, когда будете проходить по Белгороду и по Шебекину: власти сказали, что пивные ларьки нельзя ставить на остановочных комплексах, а у нас в Шебекине прямо на территории школы № 4 поставили пивнуху. И так во всем — вот и вся разница. Поэтому кто там шо сказал, кто шо говорит, — мужчина отмахивается. — А у вас [в Белгороде] там все думают, что мы плачем и переживаем? — слова Дениса провоцируют новый взрыв хохота у продавщиц.

Мужчина говорит, что так в Безлюдовке было всегда. При этом смирение вызвано не абсолютной верой в лучшее, а мыслями «будь что будет».

— Даже когда в Таволжанку заходили [ДРГ], все наперегонки побежали. Из Безлюдовки никто не уехал, все сидели. Ну идут, ну зашли. И что? А куда ехать? Дома оставить? Здесь люди за свое переживают. Тут нельзя бежать. Кто хату охранять будет? — задает риторический вопрос мужчина.

Мы выходим из магазина, а продавщицы и Денис продолжают обсуждать уже другие темы, отпуская все те же понятные им шуточки.

***

На обратном пути, на повороте на Безлюдовку, снова стоит колонна КамАЗов, груженных бетонными блоками для ремонта дамбы. В этот раз их больше — я насчитала семь штук.

Перед тем, как ехать домой, мы заехали на пляж в Масловой Пристани. Там обратная ситуация, вода не прибывает, а уходит, и теперь городской пляж чем-то мне напоминает по антуражу книжную антиутопию. Водохранилище обмелело, берег обнажился не меньше чем на семь метров, а там, где раньше была вода, появились песчаные земляные островки, тонкими перешейками соединяющиеся с берегом.

Из-за этого кажется, что мужчина, стоящий посередине реки, ходит по воде, хотя на самом деле он прохаживается по самому большому из песчаных островов, появившихся после прорыва дамбы. Черная мужская фигура на фоне заката движется от одного края острова к другому, иногда останавливаясь и устремляя взгляд на воду перед собой. Этот ритуал он повторяет из раза в раз на протяжении как минимум 20 минут (не исключено, что он ищет на высохшем дне какие-то ценности. — Прим. «Ф.»).

Вдалеке раздается рев мотоциклов — с большой скоростью трое мужчин едут друг за другом вдоль кромки воды по удлинившемуся песчаному пляжу. До мостика, который раньше уходил в воду, а теперь в песок, они на несколько метров заезжают в реку. Мотоциклисты выписывают круги на воде, рассекая ее и создавая вокруг себя большое количество брызг. Они то выезжают на песок, то снова заезжают в воду, с каждым разом уезжая от берега все дальше и дальше. Вода едва ли не достает до середины их байков.

— Мы приехали из Шебекина специально, давно здесь не катались, — говорит один из мотоциклистов, остановившись возле нас. — Теперь будем часто здесь кататься, потому что вода ушла, — с неподдельной радостью делится со мной мужчина, чье лицо остается скрыто из-за шлема.

Трое мотоциклистов на большой скорости уезжают в обратную сторону от места, где садится солнце, все больше отдаляясь от нас.

Валерия Кайдалова (текст),

Василий Кучма (фото), «Фонарь»