«К литургии — как на завод»

Многие знают скульптурную композицию в сквере Сарьяна, что в центре Еревана, напротив Оперы. Четыре куда-то целенаправленно направляющихся мужских фигуры, в которых угадываются прекрасные армянские киноактеры. Эти фигуры — работа скульптора Давида Минасяна, посвященная снятому в 1972 году армянскому фильму «Мужчины» — лирической комедии о жизни четырех друзей, четырех ереванских таксистов, истории безответной любви, крепкой дружбы, смешных и добрых приключений и колоритной ереванской жизни.

Почти все диалоги в фильме — на армянском языке, и лишь повествование о бескорыстной помощи троих старших друзей младшему в жизненно важном деле покорения сердца городской красавицы ведется по-русски голосом прекрасного Зиновия Гердта. Место для скульптуры выбрано неслучайно: часть фильма, самая смешная, самая главная, снималась прямо здесь, на этом месте. Посмотрите, не пожалеете. Когда-то, будучи подростком, я смотрел это кино, и меня в нем поразила одна деталь, о которой я до времени забыл, а потом вспомнил и долго-долго искал этот фильм. Но об этом в конце.

Я сам — насквозь гуманитарий, ничего связанного с математикой, другими точными науками и компьютерами не могу, дистанционной работы нет, а ресурсы пришли к неминуемому истощению.

По выходным я продолжал служить в грузинском приходе. К слову сказать, наконец-то произошло то, о чем я прежде часто просил Бога. Сделать так, чтобы финансовая сторона жизни никаким образом не касалась моего служения, чтобы я мог служить, не думая о материальной отдаче, как это устроено в России, где все священники получают жалование на приходе. Местный приход прекрасен, уютен, скромен и так же совершенно беден, поэтому все остальное (хлеб насущный, оплата аренды жилья) — дело моих усилий. Это нормальная ситуация, так живут священники во многих странах, и это очень сильно помогает взглянуть на свое призвание несколько иначе, чем на работу, за которую тебе причитается вознаграждение.

Да, Писание говорит, что труждающийся достоин пропитания, но нет ничего хуже, чем однажды почувствовать, что идешь к вечерней службе или литургии как на завод по гудку. Тогда уже начинается совсем другая история с множеством внутренних конфликтов, усталостью и порой даже отчаянием.

«Я был экзотикой в гараже»

Что я мог? У меня была и есть старая машина, поэтому сначала я пошел работать в доставку. Выхлоп от этого был, и даже лучше, чем у пеших курьеров, потому что у доставщика на автомобиле гораздо больше заказов и они весьма разнообразны, далеко не всегда продукты. Но старая «Сузуки» ест много бензина, к концу дня становилось понятно, что весь заработок уходит на ее прокорм.

Поэтому я нырнул вновь на сайт поиска работы и обнаружил там приглашение пойти в самый настоящий таксопарк, причем на электромобиле. Что это за зверь, я тогда еще не знал, но медлить было нельзя. На удивление легко и быстро был принят, меня проверили на тест-драйве, дали пару дельных советов и утром пригласили выходить на работу. График был два дня по 12 часов и ночная смена, с 22 часов до 7 часов утра.

Многие приехавшие в последние годы почему-то прочно ассоциируются с дистанционной работой, сидением в ноутбуке и не особенной погруженностью в местные реалии. Но дела обстоят сегодня далеко не так. Работающих не дистанционно людей хорошо знаю. Другое дело, что даже при большой эмпатии армян, их открытости и доброжелательности работать без знания армянского языка можно далеко не везде. А с работой здесь непросто и для местных. Поэтому на первых порах я был такой вот экзотикой в гараже, но достаточно легко влился в коллектив.

Есть еще один аргумент. Мне неизвестен процент желающих «остаться с концами» и продолжить свою жизнь в Армении. Я видел, как многие уезжали дальше, некоторые возвращались обратно в РФ, а вот с теми, кто решил прочно и основательно влиться в жизнь Армении, я мало знаком. Хотя, конечно, себя причисляю к таковым. Поэтому и работа в такси для меня была очень важным шагом в этом направлении.

Knerek, es chem hosum haieren

В такси в Армении работают очень многие. Причем не только мужчины, коих, конечно, большинство, но и девушки. Это надежный, иногда единственный заработок, причем одинаково здесь таксуют и старые 50-летние «Волги», и совсем новые «Теслы». Помимо работающих в таксопарке, существует здесь и более классический вид водителей машин с шашечками, о которых стоило бы написать отдельно, настолько многообразен, оригинален и неповторим этот прекрасный, но уже уходящий вид. Возраст тоже самый разнообразный — от совсем еще молодых, после армии, мальчишек до почтенных чемпионов по нардам и шахматам за семьдесят. Все, что может двинуться и поехать, куда-то обязательно довезет. Ну и довозит, надо сказать.

Это было очень интересное время. Первый рабочий день у меня выпал на снегопад, который нечасто зимой случается в Ереване. Коллапс, пробки, ДТП, шквал вызовов — все почти как в другой, прошлой жизни. Впрочем, снег в Ереване — недолгий гость, особенно если на следующий день ожидается солнце. Оно и зимой настоящее, армянское, и к обеду уже хочется снять куртку, хотя вечером, конечно же, надо надевать ее снова.

Общение с людьми — самое важное и бесценное. Говорят, молчаливый водитель здесь большая редкость, но я был именно таким, потому что, во-первых, нет никакого желания лезть к человеку, а во-вторых, отвлекаться на дорогах в Ереване — дело опасное. Да и с незнанием языка совсем не хотелось ударить в грязь лицом. В случае какого-то вопроса я корректно отвечал: Knerek, es chem hosum haieren, duk russeren hosum ek? («Извините, я не говорю по-армянски, вы говорите по-русски?» — Ред.), — и мы продолжали разговор уже на русском или английском. Полагаю, что сказать хотя бы несколько слов на армянском гораздо правильнее, чем просто сказать: «Пардон, я вас не понял». Это и уважение, и деликатность, что очень ценится. Сегодня ты не понял и не говоришь, завтра будет легче. Все равно однажды заговоришь, никуда не денешься…

Из таксопарка я через месяц ушел. График нельзя было скорректировать, потому пришлось пропустить две воскресные службы. Это было совсем грустно, да и по зарплате тоже не очень весело. Поэтому я отправился в самостоятельное плавание. В аренду электромобиль мне сдал очень хороший человек, глава большого семейства, мы обговорили условия, и я подключился к агрегатору, обретя таким образом хоть небольшую, но независимость.

«Исполняй благословение, иначе работать пойдешь»

И вот пошли «таксичные» будни. Нагрузку для себя увеличил с 12 до 15–17 часов в сутки. Не могу пожаловаться на катастрофическую усталость, но понял, что надо уходить с линии, когда внимание перестает быть предельным. Тут, с местным движением и внезапными пешеходами, оно должно быть предельным. Выработал для себя формулу «подумай за двух водителей и одного пешехода» и неизменно следую ей. Если вы за рулем в Ереване, то не рассчитывайте на фортуну, потому что точно так же на нее сейчас рассчитывает ваш коллега по движению, и попытка проскочить, пролететь, успеть, вклиниться в ряд может закончиться если не плачевно, то уныло, и пробки по причине даже мягких столкновений — такое дело здесь не редкость. Такого азарта и желания рискнуть, щегольнув своими умениями за рулем, я действительно нигде не встречал.

За каких-то четыре месяца поменялось почти все. Я, конечно, не стал армянином, но зато постепенно начал расширять свой словарный запас, всматриваться в людей, немного общаться и изучать специфику местной жизни. Кто-то спросит: а ты что, за почти три года так и не сделал этого? Видимо, нет, не сделал. Даже несмотря на учебу в университете. Возможность дышать этой жизнью изнутри — совершенно другая история.

Ютуб и Инстаграм* пестрят всевозможными роликами о том, какой же ад кромешный — работа таксиста. С агрессивными пассажирами, выяснением отношений, попытками обмануть или продемонстрировать водителю свое мнимое социальное превосходство. Тут такого нет. Мне сказали как-то, что и слово «таксист» как таковое не используется, а заменяется словом «водитель», хотя ничего дурного в слове «таксист» тоже не видится. Здесь вообще любят и ценят работу. Уважают тех, кто работает и не чурается ее.

Для меня же опыт бесценен тем, что я наконец-то догнал то, что должен был начать лет двадцать назад. Но моя трудовая деятельность была тесно связана с сидением за компьютером и работой с текстами, а потом было время служения, и церковное начальство, мягко говоря, совсем не поощряло заработки в светской сфере. Никакие. Нет, работать полуподпольно, конечно, было вполне возможно. Даже таксовать. А преподавание в вузе или школе и вовсе могло быть не подпольным. Однако требование к священнику кормиться «от алтаря» часто использовалось некоторыми архиереями как средство угрозы и манипуляции.

«Исполняй благословение, иначе работать пойдешь», — возвещал кому-нибудь из подчиненных владыка, видимо, желая устрашить. Хотя какая и кому в этих словах может слышаться угроза, мне непонятно. Но действие на многих это оказывало. И потому-то на самом деле, если посмотреть на российское духовенство, чаще всего вы встретите человека с дипломом, возможно, не только семинарским, но без всякого опыта работы. В том случае, если епархиальная административная метла тем или иным образом выметала из системы человека, спустя годы священнослужения оказаться в мире без опыта работы и квалификации было сродни катастрофе.

Всего этого, конечно, не случалось бы, если бы священники не были привязаны к храмовой или епархиальной бухгалтерии и имели возможность работать, вести бизнес. Но это же путь к относительной независимости, а система никогда не любила и не принимала очень уж самостоятельных людей. Это особенно стало видно, когда начались боевые действия в Украине. Батюшка бы и рад был возмутиться, но окрик «работать пойдешь», видимо, втерся в сознание, и потому всегда на выходе получалось «как благословят, так и сделаем».

Мне в этом отношении повезло больше — я не прекращал учиться после светского вуза и имел возможность зарабатывать написанием статей в различные издания. Разумеется, на церковную тематику. А потом пробовал таксовать и в той, прошлой жизни. Но я просил Бога о работе. И Он мне ее дал. Вместе с новой жизнью.

Земля Ноя и Завета

Я долго думал, кто же я сам: интроверт или экстраверт. Выяснилось — второе. Несмотря на нечастое общение, так как я все-таки молчун, мне нравится возить людей, находиться среди людей. Я люблю аккуратность, чистоту, мне нравится создавать комфортную атмосферу. Иногда даже через молчание. Но случаются интересные, почти душевные беседы. Как ты сам настроен, так и к тебе отнесутся.

Вежливость, учтивость и серьезность тут в большой цене. Взять чемодан, положить в багажник коляску, предложить воды — вещи совсем элементарные, но это не только радует других, это важно и тебе самому. Мы и в своей духовной жизни, находясь в поисках улучшения себя, ищем какие-то практики, много читаем, пытаемся что-то менять в своей повседневности, но гораздо более простой путь обычного добра и открытости к ближнему делает больше, чем любые упражнения в аскезе и суровый пост. Просто потому, что неизменна заповедь о любви к ближнему. Этому ведь не научат и целые библиотеки. Вот и на своей работе ты можешь быть иногда опорой другому. В стремительно меняющиеся времена обычное отношение человека к человеку являет собой такой вот островок осознания «неодиночества», которое иногда бывает важнее всех наших неотложных дел.

Я влюблен в Ереван. Это чувство меня никогда не оставляло, но со временем оно стало еще сильнее и где-то даже обновилось. За три года я увидел разную Армению, но никогда ее не видел плохой, хотя жизнь тут отнюдь не сахарная, и события тоже далеко не всегда радужные. Что бы ни происходило, здесь есть какой-то такой невидимый очаг, чувство дома, которое согревает в самые тяжелые и мрачные дни. Я не помню вообще и, может быть, даже никогда не знал этого чувства, а теперь оно есть. Это очень теплая земля. Даже в холодные, промозглые времена. И мне хочется быть частью этой жизни.

И люди! Можно ехать почти час и просто молчать, и это молчание не будет утомительным, как не станет тяжелым разговор даже на очень острые темы. Этот стержень внутри людей — я не знаю, что это: воспитанность или генетическое благородство, а может, такими их делает земля Ноя и Завета человека с Богом, но я чувствую это по себе. Может быть, поэтому я люблю выходить на эту работу и делать ее как можно лучше. Потому что есть обратная связь. Пожелание хорошего дня или спокойной ночи бывает так важно! Особенно от незнакомого человека. И в этот самый момент ты не так уж и незнаком с ним.

Какие разные, непохожие судьбы! Кто-то спешит с букетом в роддом, и этот путь быстр и легок, с кем-то приходится ехать на панихиду в траурный зал через большие пробки и утомительное ожидание. Время остановилось. Или внезапно в такси садятся совсем маленькие дети, которых родители отправляют в школу или из школы, ты забираешь одного или двоих младшеклассников, их встречают у подъезда. Мне сказали: не удивляйся, в момент поездки ты почти родитель этим детям, тут к этому относятся так. Были среди пассажиров молодые люди, чье появление в Армении сделал возможным проект «Идите лесом»**, и в их истории бегства из адского пекла почти невозможно поверить, хотя до сих пор невозможно поверить и в то, что это кровопролитие не только стало возможно, но и продолжается уже скоро четыре года.

Парень в конце поездки говорит, что у него крупная купюра. Идет сам в магазин разменивать, спрашивает: «Брат, тебе что-то холодное купить?» Говорю: «Нет, спасибо, у меня все нормально». Приносит кофе.

Я люблю приезжать в аэропорт. Но ровно для того, чтобы уехать обратно в Ереван. Иногда с пассажирами, иногда без них, но чтобы вернуться в этот город, а не улететь из него. Я не помню, не знаю, было ли у меня когда-нибудь чувство дома, сейчас оно появилось, и наблюдая за улетающими пассажирами, за самолетами, я понимаю, что мои земные и воздушные пути ведут меня сюда. Чтобы вновь мчать обратно по проспекту Исакова. Домой?

В конце фильма «Мужчины», когда герой понимает, что его чувства останутся безответными, показан совершенно гениальный эпизод, как знойный, летний Ереван оказывается покрыт большими снегами и вчерашний зной с легкими сорочками и футболками меняется на зимние куртки. Четверо друзей идут вместе, они жарко что-то обсуждают, но молодой человек не говорит им, что его мечта рассыпалась и теперь укрыта этим внезапным снегом, не говорит, потому что он видит, несмотря на эту свою сердечную боль, что он не один, и это «неодиночество» поможет все пережить и начать заново.

Тем более где-то далеко от Еревана уже бьется сердце, которое полностью растворилось в нем самом, и оно продолжит свое дыхание и будет дарить тепло вопреки всем этим снегам и несчастьям. И оно не сдастся.

В Ереване сохранился прекрасный дух этих людей, этой жизни. Он неизменен. Надо просто попробовать его ощутить.

* Принадлежит компании Meta, признанной экстремистской и запрещенной в России.

** Властями РФ признан «иноагентом».