Вряд ли кто-то из тех, кто внимательно следит за современным русскоязычным литературным процессом, мог предположить, что самой обсуждаемой книгой этой осени станет новый роман Александра Проханова. Раньше такое случалось, пожалуй, только однажды — чуть больше 20 лет назад, когда роман «Господин Гексоген» о политических событиях рубежа веков вышел в модном издательстве Ad Marginem, получил премию «Нацбест» и тем самым превратил одиозного главного редактора газеты «Завтра» и духовного вождя всех русских «красно-коричневых» в автора провокационной постмодернистской прозы, стилистически близкой двум общепризнанным лидерам постсоветской литературы — Виктору Пелевину и Владимиру Сорокину.

Ни одна из многочисленных книг Проханова с тех пор не вызвала даже малой доли того ажиотажа, но вот совершенно неожиданно в начале октября его новый роман «Лемнер» стал чуть ли не запрещенным текстом: презентация романа в Московском доме книги отменилась без объяснения причин, экземпляры исчезли с полок магазинов и маркетплейсов, а сам 87-летний автор, недавно отмеченный званием Героя Труда, вынужден был оправдываться, что не имел в виду никакой крамолы. И как сообщили СМИ, после скандала и отмены презентаций оставшиеся нераскупленными экземпляры романа увезли в зону СВО.

События вокруг романа «Лемнер» в любом случае уже сделали этот текст феноменом современной российской реальности, но что же, в конце концов, так всех всполошило? Понятно, что отчасти такой сильный интерес к тексту возник оттого, что явным прототипом заглавного персонажа романа оказался Евгений Пригожин — возможно, самая скандальная фигура в России эпохи СВО.

напоминающая не о ком ином, как о тех же двух авторах, с которыми стали сравнивать Проханова еще 20 лет назад, — о Пелевине-старшем и Владимире Сорокине.

Правда, серьезное отличие Проханова от двух упомянутых писателей в том, что в его текстах, как правило, грань между автором и его художественным миром гораздо менее заметна. Если Сорокин с Пелевиным за счет тех или иных средств стараются выдерживать дистанцию между собой и своими персонажами, то дух Проханова безудержно носится по роману «Лемнер» с первой и до последней страницы. Как и все тексты автора (включая знаменитые передовицы газеты «Завтра»), роман отличается поразительной стилистической неуемностью. Кто-то может усмотреть в этом намеренный прием, кто-то — несомненные признаки графомании, но очевидно одно: оценивать прозу Проханова по гамбургскому счету, исключительно с эстетической стороны, практически невозможно, ведь Проханов, как известно, не просто писатель, а писатель-идеолог, мыслящий каждый свой текст политическим высказыванием. И если в большинстве его книг смысл этих высказываний, в общем, довольно предсказуем и соответствует его публичной политической позиции, то в случае с романом «Лемнер» (как до этого с «Господином Гексогеном») все оказалось не так однозначно.

В центре романа — история Михаила Соломоновича Лемнера, еврея-предпринимателя, оказавшегося, по выражению автора, «горчичным семенем в жерновах Русской истории». Еврейство героя подчеркивается на протяжении всего текста, и кажется, что Проханову с его репутацией писателя-антисемита было особенно важно показать, что героем времени в сегодняшней России стал именно еврей.

В силу разных причин главный герой оказывается принципиально важен сразу трем силам, действующим в современной российской политике, — «патриотам» во главе с бывшим охранником президента по прозвищу Светоч, «либералам» под руководством Анатолия Ефремовича Чулаки (явно списанного с Анатолия Чубайса) и «третьей силе», балансирующей между первыми и вторыми и представленной в тексте заместителем главы президентской администрации по имени Иван Артакович Сюрлёнис (чья фамилия неизвестно почему почти идентична фамилии известного литовского художника и композитора начала ХХ века). При желании в каждом из этих персонажей можно найти черты различных российских политиков последних десятилетий (от Патрушева и Сечина до Кириенко и Суркова), но единственным очевидным прототипом оказывается только Чубайс. Это, разумеется, по-своему комично: обида на одного из ключевых руководителей экономических реформ 90-х годов так глубоко засела в писателе, что даже сегодня, когда Чубайс давно растерял свое влияние, Проханов приписывает ему поистине демоническую роль в российской политике.

Чулаки соответствует Чубайсу, ректор Высшей школы экономики Лео напоминает Владимира Мау, театральный режиссер Серебряковский, конечно же, списан с Кирилла Серебренникова, публицист и гражданин Франции Формер — с Владимира Познера, а вице-премьер и любитель собачек корги Аполинарьев — с Игоря Шувалова. При этом основной идеологический проект либералов — выкрасть шедевры мировой живописи и за счет этого совершить Великий Переход из России Подлинной в Россию Мнимую (европейскую) — представляется по-своему ярким образцом постмодернистской литературной конспирологии.

Впрочем, признавая грандиозность проекта либералов, Проханов не отказывает себе в удовольствии вволю поиздеваться над идеологическими противниками, устраивая каждому из них в первых главах книги свою версию сексуального скандала Кати Му-Му (только гораздо более садистическую). Самый разнообразный эротизм вообще весьма буйно цветет на страницах романа, и, учитывая общий курс на пуританство в российской культуре в последние годы, такое яркое изображение сексуальной стороны жизни можно даже интерпретировать как авторский нонконформизм. И если эротические похождения системных либералов ожидаемо показаны максимально отталкивающе и гротескно, то все, что касается в этом смысле Михаила Лемнера, описано с нескрываемым восторгом.

Один из главных эротических образов, преследующих главного героя романа, — загадочная женщина по имени Лана Веретенова, одновременно колдунья, гадалка и ангел-хранитель Лемнера, которая, судя по всему, существует лишь в воображении персонажа и является персонификацией России и русской истории. Так что самое сильное эротическое напряжение, с точки зрения Проханова, в русском человеке (даже если он еврей) вызывает только русская история. Лана сопровождает героя на протяжении почти всего сюжета, каждый раз оказываясь с ним рядом совершенно неожиданным и подчеркнуто сказочным образом. В конце концов именно очередное волшебное явление Ланы останавливает Лемнера в решающий момент мятежа на подходе к Москве и вскоре после этого умерщвляет персонажа не в пример более гуманно, чем это случилось в жизни с прототипом. Не исключено, правда, что в восприятии писателя смерть реального Пригожина действительно была «тихой» и гуманной.

Описывать сюжетные перипетии романа, очевидные и неочевидные аллюзии на реальные события и искать связи между многочисленными персонажами этого весьма объемного текста и их прототипами можно долго. Но очевидно, что наибольший интерес у «либеральных остроумцев» (как назвал сам Александр Проханов тех читателей своего романа, которые создали ему не самую желательную рекламу в последние недели) вызвал образ президента России Леонида Леонидовича Троевидова, в котором, несмотря на все заверения автора, многие усмотрели реальный прототип.

Правда, в отличие от карикатуры на Чубайса, которая дана Прохановым абсолютно прямолинейно, здесь писатель действует более тонко и использует для описания руководителя государства распространенную неофициальную информацию (вроде истории о методах омоложения) или конспирологические теории, курсирующие вокруг главы РФ уже не один год. Так, одна из наиболее комичных сцен романа разворачивается при посещении Михаилом Лемнером Кремля, когда он становится свидетелем того, как сразу 15 двойников Троевидова под руководством актера Театра Вахтангова отрабатывают характерные для президента движения и действия — покашливание, взмах левой рукой, а также поцелуй выхухоли в живот.

Немалое значение для текста романа имеет теория о том, что президент скончался и вместо него страной управляет «партия силовиков», прикрываясь его двойниками. И хотя, как сказал сам Проханов в одной из попыток оправдаться, эта версия высказывается устами одного из самых отрицательных персонажей романа, нельзя не отметить, что ничто в тексте, включая финал, не опровергает эту теорию. А поскольку типичное для большинства произведений литературы разграничение между словами персонажей и автора в случае Проханова работает менее четко (кажется, что все персонажи романа «Лемнер» говорят одним языком — языком Проханова), понять, где восторженная и слегка захлебывающаяся речь рассказчика отделяется от пространных монологов отрицательных (то есть почти всех) персонажей романа, не всегда легко.

При этом народ для Проханова абсолютно лишен какой бы то ни было субъектности, поэтому агентами исторической борьбы в его тексте становятся одинаково отталкивающие элиты и «баловни истории» вроде Михаила Лемнера.

Наконец, какой постмодернистский роман обойдется без цитатности? А поскольку это роман русский, самый большой цитатный слой здесь — пушкинский. Александр Проханов, как будто отталкиваясь от многочисленных дискуссий последних лет, буквально водружает профиль главного русского поэта на знамя воинского формирования под управлением Михаила Лемнера — так ЧВК «Вагнер» превращается в подразделение «Пушкин», а бойцы этой армии начинают носить гордое имя «пушкинистов».

Роман переполнен пушкинскими цитатами: они появляются в виде бегущей строки на колокольне Ивана Великого при каждом посещении Лемнером Кремля, сопровождают главного героя в его военных кампаниях (захват президентского дворца в ЦАР совершается под рефрен «Мороз и солнце, день чудесный»), становятся частью гимна и боевых маршей «пушкинистов» (как, например, «Я помню чудное мгновенье…»). Деятельность героя романа в ЦАР вообще подается исключительно как необходимость символически «вернуть» Пушкина на его историческую родину и «обвенчать Африку с Россией».

В каком-то смысле следует согласиться с журналистом Олегом Кашиным* насчет того, что без подписи автора роман «Лемнер» вполне мог бы быть опубликован в каком-нибудь эмигрантском издательстве как сатира или пародия. Более того, все герои романа (кроме фантасмагорической русской истории в образе Ланы Веретеновой), как уже было отмечено, являются абсолютно отрицательными и, в общем, представляют собой разные оттенки зла, где патриоты, может, и менее карикатурны, но точно не более благородны, чем либералы.

И все же в этом романе, полном насилия, садизма, неприкрытого сарказма и всего того, что можно было бы назвать дискредитацией русской реальности (в особенности на фоне мессианского видения русской истории ее автором), есть, как кажется, один эпизодический персонаж, который однозначно выступает на стороне света. Перед отправкой на территорию Украины Лемнер-Пригожин призывает тех бойцов, кто не готов воевать, выйти из строя. Это делает лишь один солдат — Степан Лукашин, и тогда глава подразделения «Пушкин» призывает его идти в монастырь и молиться за них.

В следующий раз этот персонаж появится в финальной главе текста, сразу после смерти Михаила Лемнера, и выяснится, что Степан выполнил просьбу главного героя и стал священником, чтобы молиться о спасении души «неотмолимого грешника, раба Божьего Михаила». И хотя Александр Проханов наверняка еще не раз подробно разъяснит, что же он на самом деле имел в виду этой концовкой, мне как «либеральному остроумцу» в этом финале видится одно:

* Минюст РФ внес в реестр «иноагентов».