— Вы вчера интересовались записью на контракт, готова ответить на ваши вопросы.

Дарья позвонила мне сама — сайт, рекламирующий контрактную службу, зафиксировал мой номер накануне. Никакой регистрации, обращения или моего звонка для этого не понадобилось, достаточно было порыться на ресурсе со смартфона — и мой номер уже у Дарьи. Умно придумано: можно работать с целевой аудиторией, не тратя время на холодные звонки. Это, конечно, не личный бизнес моей собеседницы, она — одна из сотен рекрутеров. Рекрутер получает до 300 тысяч в месяц — так сулят в объявлениях хедхантеры. Сколько человек она должна регулярно поставлять в армию, чтоб заработать эту сумму, женщина не говорит. Но уверяет, что новых «клиентов» находит каждый день.

Реклама службы на СВО осенью 2025 года вовсе не похожа на ту, что знакома нам по первым двум годам. Тогда губернаторы соревновались в величине подъемных. «Новая» исследовала эти цифры — они менялись от месяца к месяцу, пока не достигли десятикратной разницы со средними зарплатами в регионах. Но в 2025 году суммы, прежде неуклонно растущие, вдруг начали снижаться. Например, региональные выплаты в Уфе уменьшились вдвое — с 1,2 млн до 600 тыс. рублей. На Ямале подъемные в апреле составили 1,9 млн рублей вместо 3,1 млн.

В Самарской области с февраля за заключение контракта платят 2,1 млн рублей, а до этого платили 3,6 млн рублей. В Нижегородской области после подписания контракта можно получить 1,5 млн, а еще недавно платили вдвое больше.

Конкуренция между регионами сохранилась, однако нынешним кандидатам на службу сулят иные, нематериальные блага.

«Не штурма!», «Освобожденные территории», «Не штурмовики», «Военная служба в тылу», «Вторая линия обороны» — такие слоганы теперь крупным шрифтом набраны на рекламных листовках. Потенциальным контрактникам обещают: будете в тылу, передовой даже не увидите, вернетесь домой. Просто спишут вам кредиты до 10 млн (это обязательный пункт рекламного текста) и обеспечат соцгарантиями всю семью. Еще одна особенность: множество объявлений о приеме на службу с различными заболеваниями, вплоть до ВИЧ и гепатитов. И с судимостями.

Но основной месседж таков: СВО может быть вроде прогулки, никаких тебе боев, просто социальный лифт. Главное для этого — не прогадать с рекрутером. Те соревнуются, кто убедительней даст гарантии благополучного возвращения домой, и жестко конкурируют с военкоматами.

Дарья долго убеждает меня как «жену добровольца», что ему ничего не грозит.

— Ну смотря через какой город будет отправляться человек. Во-вторых, зависит от того, на какую должность идет. То есть сейчас, получается, больше всего возвращаются живыми операторы дронов. Ну есть штурмовики, допустим, но это само собой. Надо смотреть уже конкретно на человека. Но мы его можем, допустим, оградить от всего этого…

— Ему за 60, — усложняю я задачу. — Думаете, возьмут?

— За 60… Ну больше берут, конечно, до 60 лет, но смотрите, есть шанс его отправить. Сейчас скажу, какие города. Через Владимир можно. 2 миллиона 600 тысяч единоразовая выплата плюс зарплата 210. Уфа, но тут идет 1,4 млн единоразовая выплата. Потом, что у нас еще… Ой, смотрите, есть вот до 64 лет. Чебоксары берут. Но только прапорщиков и водителей. И там судимым быть нельзя.

— А куда они направляют?

— Смотрите. Мы с ним сначала выбираем город, потом он шлет мне сканы своих документов, я делаю запрос в Чебоксары, они мне дают ответ, на какие должности могут взять. Это не один день делать с оформлением, — уклончиво отвечает Дарья и как-то обходит вопрос сохранности персональных данных, которые человек должен направить неизвестно кому. Сейчас не до того, ведь она только что нашла предложение специально для меня:

— Смотрите, Гусь-Хрустальный, они до 62 берут. Там очень хорошо. Должности отличные. Выплата 2,5 млн, зарплата 210. И берут в танковую дивизию, туда же принимают иностранцев. Водителей набирают всех категорий.

— Погодите, танкистом — это же на первую линию, — переживаю я.

— Нет, что вы! — успокаивает Дарья. — Сейчас как получается: если человек через нас идет, его обучают месяц-полтора, а лишь потом отправляют на передовую. Опять же, они уже идут за теми, кто идет через военкоматы.

Вся ее деятельность тянет на дискредитацию армии, а еще все похоже на скрипты телефонных мошенников, втюхивающих гражданам «безопасные счета».

Цель рекрутера, в сущности, такая же — заработать денег. Во многих регионах за вербовку новых контрактников вполне официально платят из казны, выплаты «за доставку» начинаются от 50 тысяч рублей. Из этих сумм и формируется окончательный гонорар. Ну и, разумеется, документы новых бойцов рекрутеры оформляют в тех же самых военкоматах, самостоятельно посещать которые так активно отговаривают, — другого способа не придумано. Просто посредники получают в этом случае свой «процент с продаж».

Работают целыми компаниями. Например, фонд «Первый доброволец» в соцсетях «приглашает к сотрудничеству для привлечения на контрактную службу», обещая «за содействие» по полмиллиона. В контактах указан номер частного лица — Валеры. Фонд с таким названием и правда существует — его учредило в 2024 году в Твери местное отделение «Союза десантников» при участии двух физлиц — Олеси Уткиной (совладелицы региональной федерации киберспорта) и Алексея Коновалова. Фонд экипирует и тренирует будущих участников СВО. Согласно бухгалтерской отчетности, в 2024 году на счета организации суммарно поступило всего 3,5 млн рублей.

Еще одно объявление о наборе уже не бойцов, а рекрутеров: «Требуется рекрутер на СВО (подбор военнослужащих по контракту) Обращаться по тел… Алексей Александрович. Зарабатывайте от 300 000 в месяц, помогая стране, — станьте HR-менеджером! Рекрутинг в условиях СВО — это не просто работа. Это участие в важной государственной задаче». Телефон «Алексея Александровича» у пользователей помечен как «Владимир Армия».

В соцсетях мы не нашли ни одного объявления о наборе на СВО, оформленного как легальная реклама, — от имени компании или ИП. Теперь вместо этого рекрутеры создают паблики, где вперемежку постят новости, связанные с боевыми действиями, и собственные листовки. Каждый зазывает как может. «Стоим в обороне без штурма!» — уверяет одна — номер телефона принадлежит Анастасии. «Тепловизор в подарок!» — сулит Анна тем, кто успеет записаться до определенной даты. Это уже какой-то магазин на диване. «Принимаем с ВИЧ и гепатитом», — радует Александр, номер которого указан у абонентов как «ЧВК». «Запись на контракт команд от трех человек», — предлагает еще один. «Можно вместе с другом», — ободряет другой, который ведет набор граждан Беларуси, Казахстана, Сербии и стран СНГ. Для соседей, кстати, отдельные паблики, там так и указано: «Служба на СВО для белорусов».

Дарья уже почти гарантирует мне, что доброволец вернется живым. На примерах:

— У нас есть люди, которые приходят с ранениями и оформляются через нас опять. И приходят уже который раз живыми. С ногами, с руками. Ну есть кто и без рук, без ног. Но живые же! Им только дай волю опять уйти туда!

— Куда ж они без рук и ног пойдут?

— Вот, с протезом у меня есть человек, который неделю назад опять ушел. Таких, опять же, не берут в пекло, их берут в тыл. И пожилых тоже. Их берегут. Командовать ставят. Водителями делают. Они по большей части в тылу находятся. Там, если какие-то прилеты на эту часть будут, тогда, конечно… Но если ты водитель, ты просто возишь людей.

Тут я вспоминаю, что в начале разговора Даша уверяла, что работает в Минобороны. Удивляюсь столь откровенной «внутриведомственной» конкуренции.

— Мы от Фонда помощи добровольцам работаем, а военкоматы другая структура, — невозмутимо отвечает она. Излишне говорить, что организации с таким названием в России даже не зарегистрировано.

Рекрутер набивает себе цену, сообщает, что вернувшиеся дарят ей цветы и подарки. Я продолжаю сомневаться, но вспоминаю про незакрытые кредиты. А еще ведь экипировку покупать!

— Мы отправим его за свой счет в город, который он выберет, оплатим там жилье, пока он будет ВВК проходить, три раза в день кормим, обмундирование докупаем. Допустим, от военкомата один комплект, а от нас совсем другой.

— Так ведь, говорят, закончится все скоро, может, и не успеет поучаствовать?

— Ничего не закончится! — жестко обрывает Дарья. — Народу очень много идет. Контракт теперь бессрочный, до конца. Но вернуться все же можно — по ранению. И потом пожизненная пенсия, корочки. Опять же, он у вас пойдет, и вся ваша семья будет обеспечена. Преимущество будет для детей.

— А для внуков? — вовремя вспоминаю, что «муж» уже не юноша.

— И для внуков! — обещает рекрутер и доверительно добавляет: — Мой тоже собрался, но по возрасту не проходит.

В одном из пабликов мы нашли ссылку на телеграм-канал вербовщиков. Параллельно владельцы набирают через него вахтовиков в Магадан на золотодобычу и предлагают «работу вахтой по всей России от 170 тысяч рублей в месяц».

И все же чаще «вахты» нынче другие, зато берут почти всех. Вариант найдется для каждого. Мне Дарья рекомендует приобрести добровольцу костюм, «невидимый для дронов», за 150 тысяч рублей («Чем лучше человек экипирован, тем больше шансов вернуться!»). Окружает заботой. Разрешает звонить в любое время по любым вопросам. Но только до момента отправки на фронт. На вопрос, поможет ли рекрутер найти мужчину, если он пропадет без вести, следует торопливое:

— Нет-нет, это не ко мне, у них там свои направленцы, им и звоните. У вас будут их номера. Обязательно брать номера у всех, кто с ним будет в автобусе. Чтоб у вас там был список номеров. Ну это прямо заранее вам говорю. У вас там чат будет с другими родственниками, там и будете искать, там проще узнать информацию о человеке, чем через какие-то структуры. Чтоб у вас было как можно больше контактов. Там уже сами.

Интересуюсь напоследок, много ли из завербованных Дарьей мужчин вернулись живыми.

— Ну это уж я не отслеживаю, — теряется она. — Знаете, мое дело отправить.

Нарративы пропаганды о воинском долге, защите Отечества, борьбе за «русский мир» — или с нацизмом — в речи рекрутера не прозвучали ни разу.