Без масок

28 ноября 2024 года, безусловно, войдет в историю Грузии как одна из реперных точек ее новейшей истории. В тот день (точнее, вечер) после заседания политсовета правящей партии «Грузинская мечта» миллиардера Бидзины Иванишвили премьер-министр Ираклий Кобахидзе с всегда присущей ему невозмутимостью неожиданно на специальном брифинге заявил, что Грузия, обладающая статусом кандидата в члены ЕС, решила «отложить начало переговоров с Европейским союзом о членстве в ЕС до 2028 года».

Это решение премьер обосновал тем, что Брюссель в данный момент не готов начать переговоры с Тбилиси, выдвигая «заведомо невыполнимые требования»: во-первых, о проведении в стране новых парламентских выборов, поскольку выборы 26 октября того же года, по утверждению оппозиции, «были тотально сфальсифицированы властями», а во-вторых, об «отзыве законодательства об «иностранных агентах».

Как только Кобахидзе завершил свою бесстрастную речь, на центральный проспект Руставели к зданию парламента высыпали тысячи возбужденных тбилисцев, особенно молодых людей. Они восприняли выступление премьера как окончательный отказ от европейской интеграции и возвращение Грузии на орбиту России.

Уже в ночь на 29 ноября на центральном проспекте — своеобразном лобном месте грузинской политики, где происходили все самые значимые события новейшей истории страны, — начались ожесточенные столкновения между демонстрантами и частями специального назначения МВД.

Они были экипированы всем необходимым для уличных боев: касками, респираторами, толстыми очками, специальным раствором для очищения глаз от слезоточивого газа, запасными мобильными телефонами в рюкзаках.

При этом демонстранты стреляли в спецназовцев фейерверками, бросали булыжники и петарды, строили баррикады из скамеек и контейнеров для мусора. Спецназ отвечал слезоточивым газом, струями водометов и дубинками. В течение примерно недели уличных боев сопротивление было подавлено, начались задержания.

Причем, что интересно, из более чем 50 человек, арестованных по уголовной статье «Организация и участие в групповом насилии» (именно эта статья заменила в Грузии грозную статью УК советской эпохи «Организация и участие в массовых беспорядках»), практически все оказались молодыми людьми, относящимися к «неорганизованной» части движения сопротивления. В отличие от экипированных специальными масками активистов НПО и оппозиционных партий студенты вузов, актеры, врачи, представители других мирных профессий пришли на Руставели по зову совести, без масок, без вывернутых наизнанку курток, а значит, правоохранительным органам не составило труда вычислить этих людей с помощью видеокамер наружного наблюдения.

Со Страсбургом в уме

Судебные процессы продолжались в течение девяти месяцев — максимальный срок тюремного заключения до вынесения приговора, согласно грузинскому законодательству.

Совершенно очевидно, что судьи и вся судебная система Грузии в целом изначально ориентировались «на Страсбург», прекрасно понимая, что эти дела в конце концов дойдут до Европейского суда по правам человека. Хотя ЕСПЧ не вникает в суть судебного расследования, он всегда принципиально реагирует на нарушение процедур, в том числе попрание фундаментального права на справедливое судебное разбирательство. Любое ускорение процесса, любой отказ адвокатам в вызове свидетелей ЕСПЧ интерпретирует именно так.

Но и освобождать подсудимых за истечением девятимесячного срока тоже не хотелось. Именно поэтому суды, особенно с начала лета, работали в авральном режиме, а в течение августа проводили слушания чуть ли не ежедневно. Всем вменялось в вину нарушение статьи 225 УК Грузии «Организация и участие в групповом насилии», предусматривающей в качестве наказания до шести лет лишения свободы.

Но приговоры, вынесенные в начале сентября, стали для многих неожиданными: судьи переквалифицировали деяния, совершенные подсудимыми, на гораздо более «мягкую» 226-ю статью УК — «Организация и участие в действиях, нарушающих общественный порядок». А это «лишь» до четырех лет лишения свободы.

Именно по этой статье почти все 19 подсудимых получили по два года тюремного заключения, а «лидеры» и «организаторы» — по два с половиной года.

Столь «мягкий» приговор стал неожиданным для многих, но не для всех.

Грузия — это, конечно, не Эстония, но и не Беларусь. Не Дания, но и не Венесуэла. Институты в «гибридной демократии» сохраняют определенную автономность от «центра власти» и пытаются хоть в какой-то степени соблюсти приличия.

Поэтому нет ничего неожиданного в том, что судьи, выносящие вердикт, требовали от прокуратуры более веских доказательств вины подсудимых, чем всего лишь показания полицейских.

Сотрудников МВД, в том числе спецназовцев, приводили на судебные заседания, они прилежно рассказывали, как в них бросали камни и даже «коктейли Молотова», но ни один из них не смог опознать в подсудимых, сидящих за барьером, тех, кто оказывал им сопротивление и бросал в них предметы.

А судьям, явно пытавшимся, согласно грузинскому аналогу русской поговорки, «и шашлык зажарить, и шампур не сжечь», оставалась единственная альтернатива: либо оправдать подсудимых, либо переквалифицировать обвинение на более мягкую статью, вменив им вину только участие в акциях, которые, по утверждению МВД и прокуратуры, «приняли насильственный характер».

Трудности перевода

Наиболее трагически сложилась судьба гражданина РФ Антона Чечина. Переехав на ПМЖ из Барнаула в Грузию, чтобы спастись от российской тюрьмы и [частичной] мобилизации, Антон стал горячим сторонником проевропейских митингов, участвовал во всех шествиях, демонстрациях и, конечно же, в декабрьских манифестациях на Руставели.

В полицейских «коктейли Молотова» не бросал. Во всяком случае, это ему никто не вменяет, но обвинение после ареста выдвинули гораздо более тяжкое: распространение (сбыт) наркотиков. Якобы Антон раздавал участникам акции запрещенные в Грузии психотропные и наркотические вещества.

Аналогичное обвинение было выдвинуто против граждан Грузии Ники Кации и Георгия Ахобадзе. Однако их суд оправдал за отсутствием веских доказательств вины, а вот Антона осудили на восемь с половиной (!) лет.

Велик соблазн объяснить очевидный «двойной стандарт» и «избирательное правосудие» российским паспортом Чечина, либо, хуже того, его русским этническим происхождением, поскольку в тех митингах участвовали в том числе этнические грузины, граждане РФ. Они отделались сравнительно щадящими сроками тюремного заключения.

Однако между делами Чечина, с одной стороны, и Ахобадзе с Кацией, с другой, есть важная разница: обыск граждан Грузии осуществляла только полиция. Сами подсудимые и их адвокаты утверждали, что наркотики им подбросили. И в их случае суд решил, что показания только полицейских не могут считаться веским доказательством.

А вот при обыске Чечина и якобы изъятии у него наркотиков на месте присутствовал переводчик с русского на грузинский.

При этом к чести грузинского «оппозиционного кластера» (так называют в Грузии коалицию оппозиционных партий, НПО и политически активных граждан) следует отметить, что он защищал россиянина Чечина ничуть не менее рьяно, громко и шумно (вплоть до драк с судебными приставами в зале и фойе суда), чем Ахобадзе и Кацию. Чечина защищали лучшие адвокаты, нанятые самыми влиятельными НПО.

Тем не менее судья Джвебе Начкебия вынес россиянину суровый приговор, который Антон Чечин встретил достойно: «Я буду бороться до тех пор, пока меня не оправдают <…> также как оправдали двух других моих соратников <…>. Мои права нарушаются, потому что прокуратура настроена против меня, поскольку я выступал против пророссийской власти в Грузии», — заявил Чечин.

Его слова зал встретил аплодисментами еще до того, как переводчик завершил перевод. В Грузии прекрасно понимают русский язык, когда на нем говорят о демократии и свободе.

Тбилиси