Этот текст вышел в четвертом номере журнала «Новое обозрение».

Андрей Ищенко — бывший приморский депутат и глава строительной фирмы «Аврора-Строй». В сентябре 2018 года он вышел во второй тур губернаторских выборов, а потом их фактически выиграл. Но ЦИК отменил результаты, сославшись на многочисленные нарушения (вбросы, подкуп избирателей, ложные сообщения о поджоге ТИК и так далее). За срыв выборов никто не понес ответственности, не было ни уголовных дел, ни публичных проверок по факту фальсификаций. В декабре состоялись повторные выборы, но на них Ищенко уже не было. КПРФ фактически «кинула» своего кандидата № 1, отказавшись его выдвигать под смешным предлогом: мол, партия уже победила и будет отстаивать результат. Кстати, не отстаивала, Ищенко сам ходил по судам, но безуспешно. Он попытался баллотироваться самовыдвиженцем, но не собрал подписи, не прошел муниципальный фильтр.

На фоне неудачи на выборах и предательства в партии начались и проблемы с бизнесом: счета «вдруг» оказались заблокированы, банки «почему-то» стали отказывать дольщикам в ипотечных кредитах, да к тому же перед выборами пришлось распотрошить бюджет компании. В итоге достраивать дом в спальном районе на ул. Сафонова оказалось не на что. Сам же Андрей Ищенко стал вести себя странно — осенью 2019 года завел телеграм-канал и начал сыпать откровениями.

Обвинил в продажности и обозвал Иудой главу приморского крайкома КПРФ Анатолия Долгачева («Новая газета» писала о его вдруг откуда-то взявшейся элитной квартире), нелицеприятно высказывался о сенаторе Талабаевой, своей коллеге по краевому ЗС Розе Чемерис (ныне депутат Госдумы), записал видеообращение к Трампу о болезни его жены Мелании, признался в любви пресс-секретарю Минобороны РФ Марковской. Ищенко исключили из партии. Весной 2021-го он вновь завел телеграм-канал со странным контентом и в итоге попал сперва на лечение, а потом и под суд.

В апреле 2022 года его арестовали и судили за мошенничество с деньгами дольщиков. Дом в итоге был достроен под контролем Фонда поддержки обманутых дольщиков, силами другого подрядчика. Андрей Ищенко получил 6 лет колонии общего режима со штрафом в 400 тысяч рублей. Частично удовлетворены 22 частных иска — в общей сложности на 2,2 миллиона рублей. Позже к этому сроку добавили еще полгода — по обвинению в злоупотреблении полномочиями (под видом жилых помещений он якобы продал «апартаменты» в ЖК; правда, покупатели об этом вроде бы знали, а претензии появились позже).

Но уже в июне удалось добиться того, что неотбытую часть наказания Ищенко заменили на принудительные работы и направили в исправительный центр в селе Чкаловское Спасского района Приморья. Перед тем как отправиться туда, он и ответил на вопросы корреспондента «Новой».

Губернатор с корочкой «швеи третьего разряда»

— Самое сложное во всем этом испытании — это 22 месяца следственного изолятора Владивостока. Не знаю, по каким причинам руководство СИЗО ко мне относилось не очень хорошо. Поэтому у меня на этом фоне возникали всякие бытовые сложности.

Например, привозят посылки — а их не принимают. Если принимают, то разрезают все продукты питания: колбасу, овощи… И это летом, а холодильников нет! Соответственно, продукты очень быстро приходят в негодность. Соседняя камера идет на прогулку, а мою не выводят. Или садишься в камеру, а там неадекватный человек с заточенной ложкой ночью пытается тебя прирезать. Ты вызываешь сотрудников, им идти 18 метров. Они приходят через два часа и заявляют: а что это вы, Андрей Сергеевич, под видеокамерами угрожаете этому человеку? Я говорю: ну вы же прокрутите запись, это он заточил ночью ложку об пол и мне угрожал. Если бы я эту ложку не выбил, возможно, он бы мне нанес увечья. Приходит прокурор, худенький такой, в очочках, говорит: Андрей Сергеевич, ну это же вы спровоцировали! Это же вы, говорит, на него напали! А где я поднял руку? Да, я этому человеку сделал замечание, что не надо с крыши тюрьмы на прогулке вниз кидать камни. Там ходят люди, их же так можно убить. Я же ночью, говорю, не делаю из железной кружки розочку и не угрожаю ему, а он это делает. Прошу: отселите его в другую камеру, дайте мне спокойно жить! Потом меня переселили, но все было выставлено так, словно я это организовал.

Антисанитария. Крысы бегают, им кидают отраву. У меня в камере не было стекла в окне — мне пленку передали, мы его сами затянули пленкой…

Вот из всяких таких и других мелочных ситуаций приходилось, так сказать, выбираться. За что я был дважды помещен в карцер, получил выговоры.

А колония в Амурской области, на самом деле, была хорошая. Тихо, спокойно, устроился на участок… Элитное место на первом этаже с видом на колонию. Батарея для сушки трусов и носков прямо под головой. Рядом окошко для проветривания. Купили вентилятор. Чайник есть, холодильник для общего пользования. Есть работа. Я был раскройщиком в швейном цехе, заработал четыре поощрения. У судьи не было вопросов по смягчению режима.

— А что шили?

— Для детских домов — постельное белье, трусики детские всякие. Что еще?.. На СВО — ну туда в основном спальное. Основной заказ — для системы ФСИН, вся одежда для зэков. Я ничего сам лично не шил — был именно раскройщиком. Мне привозят материал, я его калибрую, считаю и режу специальным электрическим ножом. Работа интересная.

«О, губернатор наш идет, все понятно!»

— Ты был готов к тому, что тебя посадят?

— До выборов, до второго тура, я об этом сильно не думал. Не хотел погружаться в эти мысли. А когда я в первые сутки после, так скажем, приостановки выборов и отмены результата приехал в офис и узнал, что у меня заблокированы расчетные счета, понял: это начало конца всей моей желаемой строительной бизнес-империи. И что на этом этапе нужно готовиться к худшему. Тем не менее сделал все возможное. Я же дом в Находке на 90 квартир ввел в эксплуатацию уже после выборов. Даже когда было сложно, когда все было арестовано. А по дому на Сафонова чуть-чуть не дожал — у меня не хватило сил, потому что заблокировали счета не только основной компании, но и смежных компаний.

— Прямо на следующий день после отмены выборов?

— Да, вот когда с площади меня увозили в здание ФСБ, поговорить по душам. (После второго тура выборов на центральной площади Владивостока несколько дней собирались граждане, чтобы поддержать «красного губернатора». — В. Ф.) Попугать чуть-чуть, объяснить, что не надо нам здесь «дальневосточных республик» и иной идеологии, нежели идеология одной партии. Я, говорю, согласен! Но вы меня поймите, я во всем этом оказался. Какое вы решение примете — оно же от меня сейчас не зависит.

— Так вот, заблокировали счета…

— И несколько лет я боролся с тем, чтобы достроить этот объект. Потому что когда заблокировали счета по ЖК «Сафонов», должно было прийти финальное финансирование порядка 90–100 миллионов. Я предпринял попытки спасти дело. Все имущество, которое было у меня, у семьи, было реализовано. Не хватало около 25 миллионов по ценам 2019–2020 года.

— Ты считаешь себя политическим заключенным?

— За все время там, с момента нахождения в СИЗО, когда меня видели представители, так скажем, крупного капитала приморского, которые находились в СИЗО, представители власти, просто взрослые арестанты, — все говорили: «О, губернатор наш идет, все понятно!» Такое ко мне было отношение и на лагере. У меня там кличка среди всех была Сергеевич. И все знали, кто губернатор. Так как у нас там в основном… По последнему — мэр у нас Андрюхин, все знают, мэр Большого Камня. Губернатор — Ищенко. Отношение со стороны зэков такое, товарищеское. Негатива по отношению ко мне никто не проявлял. Именно в колонии никаких эксцессов ни с кем не было. Все было ровно, нормально и с администрацией, и с арестантами. Проблема была с молодежью, которая попадает туда с малолетки, хочет показать свои какие-то статусы. Дети.

— Некоторые люди, попадая в тюрьму, чувствуют себя там как дома. Принимают тюремный быт и идут по этой дороге. И даже освободившись, живут «по понятиям». А что ты вынес из тюремного быта и тюремных понятий?

— Выйдя на волю, многие возвращаются к нормальной жизни. Но само отношение общества к таким людям очень сильно меняется. Сегодня мы с моим знакомым встречались, он говорит: раньше с кем-то было легко разговаривать, сейчас сложнее. Но мы как были теми вольными, до отсидки, так и остаемся.

В силу возраста, наверное, в силу порядочности и статьи (мошенничество в особо крупном размере) я общался с определенными людьми. В основном это люди с высшим образованием, чиновники. С ними интересно разговаривать, мы чему-то друг у друга учимся. В основном у нас разговоры касались того, что мы будем делать в будущем. Представители же настоящего преступного мира разговаривают о том, что у них там. Они «там» себя чувствуют на коне, у них «там» определенные статусы: блатные, смотрящие… Я в эти касты не стремился.

Преступный мир воспитывает… Там очень важно слово. В мире бизнеса можно дать слово и забрать, можно подписать договор и расторгнуть его в суде, можно что-то не оплачивать. В преступном мире, в мире криминала, важно каждое слово, каждый взгляд. И этому учат, начиная с СИЗО. Меня этому обучали люди, которые уже имеют опыт, именно в СИЗО.

Находясь среди арестантов, ты в одном мире, а когда с тобой начинает разговаривать представитель администрации, ГУФСИН, надо вести себя определенным образом. Но ни в коем случае, как там говорят, «не разгонять мусоров на барак». Чтобы у барака, 180 человек, не было проблем. Если ты создаешь проблемы, если ты, не дай бог, договариваешься с администрацией — последствия очень жесткие. Берут просто палку от деревянного стола, выточенную в столярке, заводят в комнату и ломают ноги, а потом говорят: да он же с лестницы упал, у нас же лестницы крутые. А кто-то в туалете поскользнулся…

Мы как старшие, а мне уже 44 года, воспитываем молодежь. Мальчишки заезжают с малолетки, 15–16 лет. Один воровал телефоны, другой девочке, я извиняюсь за выражение, письку показал, третий бабку изнасиловал 60-летнюю, четвертый наркотики продавал. И они сидят в 18 лет. Я в свои 18 лет на паруснике «Паллада» практику проходил, был курсантом, строил свою жизнь, а они сидят в тюрьме. От звонка до звонка полные сроки, их никто не отпускает на УДО, они не работают. Они все время находятся с утра до вечера в преступном мире, они им живут. Соответственно, у них в этом возрасте происходит слом психики.

ЧВК вербуют зэков даже в Африку

— С кем из бизнеса, политики общался?

— Самый большой опыт общения интересного — это следственный изолятор. Ясин (предполагаемый лидер ОПГ «Трифоновские», которого посадили за два убийства, руководство бандой и за то, что он с компаньонами самовольно построил два торговых центра и получал с них прибыль), Пушкарев (бывший мэр Владивостока, осужден за мошенничество и взятки), Бобынин (бывший директор муниципального ритуального агентства, осужден за растраты и взятки от руководителей похоронных бюро за право беспрепятственной работы на городских кладбищах), Ляйфер (бывший вице-мэр Владивостока, его посадили по делу о взятках от строительных фирм и превышение должностных полномочий). Представители этнических группировок — ребята из Ингушетии, Дагестана, Чечни. Было само по себе интересно, как они смотрят на какие-то вопросы.

А так как в камерах мы содержимся месяцами, то знаем, у кого сколько жен, сколько любовниц, детей, где у кого какие деньги, дачи… Мы же об этом с ними разговариваем, нам же скучно. Встречаем праздники — готовим праздничный ужин.

В колонии уже с мэром Большого Камня Андрюхиным общался. С директором нашего краеведческого архива Видякиным общался (осужден за «подмену в архивных делах 1988–1989 годов четырех правоустанавливающих документов в отношении семи земельных участков» за взятки). Депутаты из Большого Камня… Были представители бизнеса, власти из самой Амурской области. Но сейчас в колонии № 8 общего режима процентов 60 — это Приморье. У нас же колонию общего режима закрыли, 29-ю. Радует, что поменьше ребят стали забирать на [СВО] и поменьше они сами туда едут. Потому что, когда я приехал туда год назад, в неделю по 10, по 20 человек уходило.

— Была какая-то вербовка?

— Да, приезжают представители Министерства обороны, так называемых ЧВК. Приглашают…

— Кроме «Вагнера» еще какие-то?

— Да. «Эспаньола», другие названия есть. Притом вербовали даже для работы в Африке. Очень много ребят сейчас, 10–15%, в колониях общего режима — это ребята, которые сбежали с [СВО]. Они либо отказались, либо сбежали с поля боя. Их ловят, дают от 5 до 12 лет. Когда они попадают в СИЗО, за полгода понимают, что лучше воевать, чем находиться в этом дурдоме.

— И опять идут на фронт?

— Да, подписывают контракты. Для информации — сейчас из СИЗО Владивостока забирают процентов 30 арестантов.

А так как они находятся с нами, то всё рассказывают. Смотрят телевизор, плюются и выходят, говорят: «А вот это же было месяц назад!» Они это всё помнят!

— Ты ведь и сам писал заявления на СВО.

— Да, в самом начале писал два заявления. Был отказ. Третье заявление я написал, когда уже был принят закон и можно было из СИЗО уходить, но ответа никакого не получил. Я бы пошел. Не знаю, что бы я там делал. Окопы где-нибудь копал бы, но не стрелял.

«Будем работать в немножко другой парадигме»

— Что сейчас? 2,5 года принудительных работ, а потом?

— Пока что буду работать на производстве, куда меня назначат. Предварительно — есть обработка пиломатериалов, что-то связанное с цементными работами, благоустройство территории. Это не колония-поселение, это легче. Там есть сотовый телефон, я могу вечером ходить в село. Могу жениться — и тогда буду жить дома. 10% заработка отдаешь государству, а остальное перечисляют тебе. Из этого будет оплачиваться моральный вред потерпевшим, издержки судебные. Часть денег будет оставаться мне.

— Какие планы на вольную жизнь?

— Мне сейчас интересно малоэтажное домостроение. Это то, что я в свое время отвергал. Среди строителей, когда ты строишь многоквартирные дома, это же не считается престижным, там меньше денег. Но по факту тихо-спокойно можно сейчас работать. Тем более потребность в этом в Приморском крае большая. Сейчас запускаем линию производства строительных блоков, я как консультант ребятам помогаю.

— А мечта у тебя есть? Может быть, в политику вернуться?

Основной идеей нашего государства будет продление жизни и разработка новых технологий. У меня племянница в Черногории получила грант от крупнейшего китайского вуза по химии и биологии именно в этой области и в ближайшие недели поедет учиться в Шанхай.

— Приморская политика уже не так интересна?

— Нет, конечно. Тем более какая политика в наше время может быть в Приморье, когда наша страна занимается преобразованием в новый Советский Союз? А мы будем работать в немножко другой парадигме. Слово-то какое придумал — парадигма. Ты его не пиши…