Эпизод 1. «Параграф-88»

Все «сафари» начинались одинаково. Вечером около станции метро «Битцевский парк» встречались двое: полноватая пятнадцатилетняя девушка и мужчина неславянской внешности. Правда, внешние данные второго могли меняться: бывало, приехавший мужчина был русским, да и возраст у них все время был разный. Общее было одно: они все были совершеннолетними парнями, писавшими через чат знакомств пятнадцатилетней девушке и открыто говорившими, что «просто гулять» с ней им неинтересно. Девушка откликалась, предлагала увидеться у Битцевского леса, встречалась с приехавшим, отводила его вглубь парка — и там его ждали ее друзья в балаклавах и бомберах. Начиналась «воспитательная беседа» и игра на камеру:

— Значит, первый вопрос: как тебя зовут? — спрашивал один из участников группировки, держа руки на плечах мужчины, испуганно размазывавшего по лицу текущую из носа кровь. Остальные молча стояли вокруг и наблюдали, периодически ассистируя: показывая на камеру паспорт «задержанного» или подтверждая слова главного короткими ударами.

— Ширимов Муроджон Зиядуллаевич.

— Полных лет сколько?

— Полных лет? Двадцать.

— Двадцать. Зачем ты сюда приехал? Сюда, в Россию?

— На заработок.

— На заработок? А где ты живешь сейчас?

— Не знаю.

— Не знаешь? Не знаешь, где ты живешь, ***? А приехал откуда?

— Из Узбекистана.

— Из Узбекистана? Бедненький! А *** там не живется? Ты приезжаешь к нам в страну, насилуешь наших девушек. Ты приехал к девушке, так? Сколько лет девушке?

— Пятнадцать.

— И что ты ей хотел сделать?

— Ничего.

Удар по лицу.

— Ничего не хотел? У нас скрины вашей переписки есть, мы покажем их на видео.

— Брат…

— Ты мне не брат!

— Я признаюсь. Это моя вина, я совершал ошибку.

— Какую ошибку, ***? Что ты хотел с ней сделать?

Мужчина тихо отвечал что-то неразборчивое.

— Ты хотел ее ***. Прекрасно, признался наконец. Перцем его, ***.

Кто-то распылял перцовый баллон в лицо мигранту, и он начинал кричать. Его отволакивали в сторону и пару минут пинали, потом кто-то отвинчивал крышку пластиковой бутылки, которая все это время стояла рядом, и поливал лежащего желтой жидкостью. Потом свора разбегалась. Через некоторое время видео с избиением — точнее, как они это называли, с «акцией прямого действия» — появлялось в телеграм-канале группировки: с наложенной музыкой (что-то хардкорное со строчками «Москва для москвичей» или «А ну-ка давай-ка *** отсюда») и логотипом «бригады». Потом все повторялось снова — но уже с другим исполнителем главной роли.

Девушку, приводившую на «акции» новых героев, конечно, как-то звали. Но в ультраправой среде, где она вращалась, называть друг друга по именам принято не было — и ее звали кто как: кто-то нелепо — Ромашкой, кто-то прямее — Наживкой, сама себя она звала Славянкой. А на сайте знакомств ее никнеймом было «Мамино Счастье».

А ник ее друга, Даниила Гусева, с которым она познакомилась на том же сайте, была «Папина Радость». Но это были телеграмные клички — для дела. А по жизни и среди своих Гусев был Видаром (скандинавским богом мести). И девочке он тоже придумал кличку по имени скандинавской богини — Фригг. Даня вообще любил скандинавскую мифологию — с нее и начался его интерес к праворадикальности.

До мельчайших подробностей он знал названия и виды техники, передвижения войск, планы операций. Он засматривал до дыр диски с советскими фильмами о войне — особенно любил «Батальоны просят огня»: включал с утра и смотрел целыми днями. Довольно рано научился собирать и разбирать автомат Калашникова — и мог сделать это хоть с закрытыми глазами. Сборка и разборка автомата была одним из этапов на вступительном экзамене в казачий кадетский корпус имени Шолохова, куда он мечтал пойти после школы, — но не смог: подвело подтягивание.

Точнее, не то чтобы мечтал: просто съездил однажды на экскурсию с классом — понравилось. «Может, туда?» — спросила его мать. «Можно и туда», — ответил Даня. А когда не получилось, он не сильно расстроился. «Может, в Политех?» — спросила его мать. «Можно и в Политех», — ответил Даня. Он вообще не любил спорить, тем более с мамой.

Мама Екатерина была уверена, что знает о нем все, — и не без повода. Он звонил ей по несколько раз в день: как доехал, где остановился, как погулял. Присылал видео с прогулок: вот, мам, смотри, мам, мы пьем квас, мам! Она знала всех его друзей — школьных и не школьных, новых и старых. Вечерами, когда он приезжал домой в Орехово-Зуево из Москвы, они сидели и разговаривали перед сном, и он рассказывал обо всем, что случилось за день.

Вместе с мамой они обсуждали книги и философию, вместе ездили по приютам для бездомных животных — животные были для Дани всем, и в их доме все время жил кто-то приютский. У ворот вертелся огромный лохматый пес Один (кличку дал, конечно, Даня). Три кошки — он любил брать их на колени, гладить и поднимать лапки: смотри, мам, «от сердца к солнцу»! И еще у них жила немецкая овчарка Капа. Капу взяли из приюта уже пожилой и насмерть запуганной — она была списана с госслужбы, и там ей явно приходилось тяжело. Первое время рядом с привезенной Капой невозможно было поднять руку: она тут же прижималась к полу и скулила. Она боялась всего: машин, шума, одиночества, особенно — мужчин, и было видно, что те, кому она когда-то служила, ее нещадно били. К Дане, даже прижившись в доме и немного успокоившись, она относилась со здоровым скепсисом — а вот Екатерину любила горячо и пищала, как лисица, от радости каждый раз, когда та просыпалась по утрам.

Хотя услышав последнее, она, как вспоминает сейчас, села напротив сына и стала объяснять, что такое нацизм, фашизм и Холокост. В конце концов Гусев, кажется, согласился с тем, что это абсолютное зло, — то есть как всегда не стал спорить с мамой.

Ничего подозрительного Екатерина не увидела и в том, что как-то раз он заговорил с ней о книгах наци-скинхеда Тесака и сказал, что автор, мол, был молодец и вообще «вел себя правильно». Екатерина что-то возразила, но, видимо, не слишком убедительно, потому что сын интересоваться Тесаком не перестал: подписался на несколько ультраправых тг-каналов и сидел там, как теперь уверяет, молча.

За полгода до ареста в их доме стали появляться новые люди: ровесники Гусева, пара наголо бритых — но, в общем, это были обычные подростки, с которыми он познакомился в Москве. Они вместе ходили в бесплатный спортзал на «Локомотиве», вместе гуляли, вместе в день Ивана Купалы устроили фотосессию на фоне реки с вытянутыми вверх правыми руками («Мам, смотри, мы приветствуем солнце!»). Они называли друг друга кличками: Страх, Дед, Ветер, Любер — всего собралась компания из восьми человек. Екатерина знала большинство из них — но вот о том, что они образовывали группировку под названием «Параграф-88», узнала уже на суде.

Их всех быстро и внезапно перезнакомил между собой Страх. Настоящая фамилия Страха была Короленков — и появлялся в жизни подростков он в основном из телеграма: писал активным участникам ультраправых чатов, слово за слово — и начинали общаться. В жизни Гусева он, правда, возник немного иначе: пассивно наблюдавший за движем в чатах Гусев вряд ли привлекал там чье-то внимание — и сейчас, давая показания, он туманно объясняет, что Короленков узнал о Гусеве через некого безымянного зэка, отбывающего наказание с 2011 года.

В любом случае, вначале появился Страх. Потом подтянулись остальные. Самыми старшими были двое: взявшему на себя роль неформального лидера Мише Балашову по кличке Любер (по географической принадлежности — он был из Люберец) через пару месяцев должно было исполниться восемнадцать. А его другу Егору Савельеву — Юному Вертеру, или, для менее просвещенных, Ветру — двадцать два. О Ветре знали, что он уже успел отсидеть четыре года якобы за призывы к экстремизму по статье 280 и покушение на убийство полицейских по 105-й, — это было странное дело 2018 года, когда группу подростков из абсолютно разных городов обвинили в том, что они планировали организовать убийство двух мурманских полицейских. Киреевский районный суд поначалу вернул дело в прокуратуру, но спустя год все-таки вынес обвинительный приговор.

Самому младшему из участников новой бригады было четырнадцать. Себя они назвали «Paragraph-88», канал с таким же названием завел в телеграме Любер — предполагалось, что туда будут выкладываться всякие воодушевляющие ролики и видео с «акций прямого действия». Наводки для акций им давало Мамино Счастье.

Мамино Счастье, она же Славянка, была единственным человеком, никакого отношения ни к Страху, ни к «Параграфу» поначалу не имевшим. Их с Гусевым знакомство в канале с говорящим названием «ДайВинчик» было более-менее случайным — на почве общих интересов: девочка тоже интересовалась ультраправой идеологией.

Их с Папиной Радостью общение, как вспоминает теперь последний, было «теплым и доверительным», хотя переписки, хранящиеся в материалах дел, говорят, скорее, о том, что участники «Параграфа» частью своего братства ее никогда не считали, да и к ее умственным способностям и душевной организации особых симпатий не питали. И вряд ли она, пользующаяся популярностью, но редко кем по-настоящему любимая, как все девочки-подростки ее типа, ощущала себя в этой компании «своей» — хотя и явно стремилась к этому. Но поначалу она и не знала ни о каком «Параграфе»: они дружили с Гусевым по переписке, и однажды она пожаловалась ему, что к ней пристает взрослый мужчина. Успевшие к тому времени самоорганизоваться и готовые к активным действиям фанаты тесаковского «Оккупая» тут же решили провести с ним воспитательную беседу — и так Мамино Счастье впервые привело мигранта в апрельский Битцевский парк.

Правда, уже летом того же года заявившая в полицию на Гусева и остальных Славянка давала совсем другие показания. Она говорила, что Гусев «убеждал в правильности идеологии нетерпимости к лицам другой этнической принадлежности», что именно он вовлек ее в деятельность группы, что угрожал ей физической расправой, если Счастье откажется выполнять его приказы, и что исполняла она их, «испугавшись за свою жизнь и здоровье». В общем, донос был оформлен по всем правилам.

Эпизод 2. Воскресшие НС-скинхеды и покушение на Симоньян

Примерно за полгода до этого члены только что собранного «Параграфа» собрались в баре «Зинзивер» недалеко от метро «Китай-город». Пришли Гусев, Балашов, Савельев и, может быть, кто-то еще — но главное, пришел Фаш.

Фаш был фигурой, что называется, загадочной — появившейся из ниоткуда, координировавшей все действия группы, но так и не ставшей (по крайней мере, на момент публикации этого текста) ни подозреваемым, ни свидетелем, и мелькавшей в показаниях подсудимых редко и явно по недосмотру. Он был низкорослый — примерно по грудь высоким спортивным параграфовцам — и с рябой физиономией, рядом с которой талончик к участковому врачу выглядел бы выразительнее. На вид ему было лет за сорок — и он представился скинхедом с биографией, еще «из тех», из группировок нулевых. Вообще же в компании молодых накачанных парней он смотрелся невероятно нелепо, но они, поверив в авторитет и опыт, сразу приняли его за своего.

Одному Егору Савельеву-Вертеру он не понравился: имея тюремный опыт, Егор понял, что на лице у Фаша написано что-то не самое располагающее. Но остальные — особенно Данила Гусев — были им очарованы. Даниле Фаш пел стройные и вдохновляющие дифирамбы: я тебя уважаю, ты мужик! В тебе есть характер, есть стержень! Воодушевленный Гусев так дословно эти панегирики матери и передавал. Екатерине, правда, описанный сыном Фаш тоже не приглянулся, и она даже посоветовала Дане с ним не общаться, но то был один из немногих случаев, когда сын не обратил на ее совет никакого внимания.

С ними Фаш общался много, и помимо координации «охот на педофилов» он то и дело предлагал все новые креативные идеи — например, поджечь релейные шкафы. За достойную оплату, конечно.

Балашов-Любер, не особенно горя желанием делать это в одиночку, попросил о помощи своего лучшего друга Савельева-Вертера. Но опытный и старший в компании Вертер и здесь Фашу не поверил — о поджогах релейных шкафов к тому времени он уже был наслышан и, как говорил потом на допросах, читал в СМИ, что такие поджоги считаются диверсиями и курируются спецслужбами Украины.

А деньги терять все-таки не хотелось — и тогда находчивый Савельев поступил изобретательно: он просто купил абсолютно новый и абсолютно пустой релейный шкаф, поджег его на пустыре, снял на камеру, и это видео было переслано «куратору» (куратор Фаш, как и большинство, тоже предпочитал общаться через телеграм — с аккаунта под ником «f0z»). Свою зарплату парни получили — но никаких арестов, конечно, не последовало, и поджигать больше никто никого не просил.

Тем временем деятельность «Параграфа» начинала затухать: акций почти не проводили, да и вообще у новых скинхедов находились дела поважнее, чем расовая война, — подготовка к экзаменам, например. И тогда в канале «Параграфа», куда любой из участников мог выкладывать что угодно, не советуясь с администратором, вдруг появился пост с символикой NS/WP (см. сноску 1).

В нулевые и начале десятых National Socialism/White Power было довольно масштабным неонацистским движением — именно движением, а не организацией, потому что под его эгидой мог действовать кто угодно. Не связанные между собой группировки наци-скинхедов совершали расистские нападения, убийства и другие «акции прямого действия», называя себя автономными ячейками «Белой силы». NS/WP ушло в небытие вместе со скинхедскими уличными войнами во второй половине десятых годов, когда правоохранители, долго смотревшие на бойню из-под полуприкрытых век, устроили большие чистки — не столько из опасений за жизнь и здоровье граждан, сколько на фоне событий «русской весны».

Бывшие участники движения давно сидели по тюрьмам, активности никакой не было, и название движения, да и само слово «скинхед» начали уже стираться из памяти и лексикона мирных горожан, — когда в мае 2021 года Верховный суд внезапно признал NS/WP экстремистским и запретил его деятельность.

Многих, в том числе и кое-кого из самих бывших участников, тогда это удивило — но как выяснилось, в это время деятельность группировки начала возрождаться: в телеграме появился канал под названием Oderint dum metuant («Пусть ненавидят, лишь бы боялись»), администраторы которого — в частности, пользователь с никнеймом «Красный Смех» — заявляли себя выходцами из НС-скинхедских группировок нулевых и продолжателями дела той самой NS/WP. В канале они в основном постили националистические видео и проповедовали возобновление уличного насилия. Особенно широко NS/WP-2.0 развернулось после начала того, что в России требуется называть спецоперацией, — правда, почерк движения радикально изменился:

Мотивировали они такую странную для неонацистов методику борьбы тем, что им не нравится политика России в Украине. А в апреле 2022 года ФСБ вдруг заявила о предотвращении покушения на пропагандиста Владимира Соловьева — его, по мнению спецслужбистов, хотели убить шестеро московских подростков, относивших себя к движению NS/WP. В тот раз о триумфе ФСБ объявил сам Владимир Путин. При этом в отчете спецслужбы говорилось, что действовали подростки по наводке украинской Службы безопасности.

Так вот, видео с символикой этого NS/WP появилось однажды на канале уже полузаглохшего «Paragraph-88». Особой содержательности в нем не было: просто два человека в клоунских масках — атрибутика NS/WP —проповедовали что-то нацистское. Не то чтобы участники «Параграфа» не имели к этому мерчу вообще никакого отношения: Балашов и Савельев параллельно с каналом «Параграфа» входили в число администраторов канала Oderint, и клоунские маски мелькали на канале не впервые — и все-таки частью NS/WP «Параграф» себя никогда не позиционировал.

Так что творческое самовыражение Страха-Короленкова — а выложил видео как раз он вместе со своим другом Дедом-Детковским — выглядело экстравагантно, но удалять его не стали. А зря: спустя пару месяцев именно на основе этого видео им всем — всем, кроме самих Короленкова и Детковского, — предъявили обвинение в сотрудничестве с экстремистской организацией.

Но самое тяжеловесное обвинение — планируемое покушение на главреда Russia Today Маргариту Симоньян — досталось Балашову и Савельеву.

Идею покуситься на жизнь какой-нибудь звезды из медиа предложил все тот же неутомимый Фаш — и младенчески доверчивый Балашов, как и раньше, согласился, а Савельев, судя по всему, как и раньше, решил не бросать друга. Потенциальную жертву выбирали, видимо, общими мозговыми усилиями — и кому первому пришло в голову имя Симоньян, история умалчивает. Зато благодаря сохранившейся в деле расшифровке разговоров известно, что поначалу говорили совсем не о Симоньян, а о Ксении Собчак.

Какой преступной логикой определялся выбор жертв — сказать сложно, да и вряд ли сами преступники видели такую уж большую разницу между той и другой. За Собчак, судя по все тем же разговорам и скриншотам переписок, даже начинали следить — то есть съездили к месту работы. Но и из дела, и из обсуждений она довольно быстро исчезла — судя по всему, будущие экстремисты обнаружили, что в России она не живет. Так в жизни Любера и Ветра — а потом и в деле — возникла Маргарита Симоньян.

Протокол допроса потерпевшего от 18 апреля 2024 года

(Из текста самого допроса — то есть из вопросов следователя и ответов Симоньян — убраны только личные данные. В остальном он напечатан без сокращений и без изменений. — В. А.)

Допрос начат в 15 часов 00 минут

Допрос окончен в 15 часов 30 минут

Старший следователь по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации подполковник юстиции Золотов И.Е. в АНО «ТВ-Новости» допросил потерпевшего:

1. Фамилия, имя, отчество — Симоньян Маргарита Симоновна
2. Дата рождения — 06.04.1980
3. Место рождения — гор. Краснодар

<…>

Вопрос следователя: В ходе расследования установлено, что в районе 20-х чисел июня 2023 года обвиняемыми осуществлен сбор следующей информации, а именно: место работы <…>, место жительства <…>, автомобиль <…>. Имеет ли данная информация, собранная обвиняемыми, отношение к вам?

Ответ потерпевшей: Данная информация имеет ко мне отношение, но так как это чувствительная информация, относящаяся к персональным данным, раскрытие которой может поставить под угрозу мою безопасность, дополнительно ничего по данному вопросу пояснить не могу, кроме того, что по адресу <…> я была зарегистрирована с апреля 2011 года по март 2015 года.

Вопрос следователя: Причинен ли вам какой-либо вред, в том числе моральный, в результате действий обвиняемых и неустановленных лиц по приготовлению к вашему убийству, если да, то в чем он выразился?

Ответ потерпевшей: Узнав о приготовлении к моему убийству, я испытала страх, почувствовала угрозу моей безопасности и безопасности моей семьи, испытала в связи с этим волнение и моральные страдания. Считаю, что моральный вред причинен, материальный — нет.

[Конец допроса]

О причиненных ей моральных страданиях она потом еще не раз к слову и не к слову упомянет в многочисленных эфирах. «Следили за мной, знали все мои адреса», — напишет она в своем тг-канале, и заявит, что продолжает героически работать, несмотря ни на что.

Ни Любера, ни Вертера жизнь, конечно, к таким сложным операциям не готовила, и упомянутый в допросе устаревший домашний адрес, адрес офиса «России сегодня», который выдается по первому запросу в любом поисковике, и номер выезжающей из ворот здания машины — вот и вся «чувствительная информация», которую они смогли узнать сами. Может быть, не узнали бы и этого — если б не было опытной наставнической руки Фаша. Он советовал и направлял, связывал с нужными людьми — например, с аккаунтом 7dg7, который принадлежал заказчику; гостеприимно собирал их «на квартире у друга» — правда, как потом выяснилось, квартира была не менее гостеприимно оборудована видео- и звукозаписывающими устройствами (так в деле появились расшифровки разговоров). Вообще, всячески опекал и помогал молодому неопытному поколению.

И эта опека все больше не нравилась настороженному Савельеву — а Савельев все больше не нравился Фашу. Савельев убеждал Балашова в том, что все подстава, что доверять Фашу нельзя, — Фаш убеждал Балашова, что Савельев стукач и всех сдаст. Закончилось все трагично: Савельев вдребезги рассорился с другом, отказался от дела и доли в нем и уехал домой, под Рязань. А спустя несколько дней его — прямо оттуда, из деревянного деревенского дома, — увезли на допрос.

Балашова Егор Савельев увидел уже на допросе. Их всех привезли в Главное управление Следственного комитета по Москве — и пока сходящие с ума родители пытались понять, куда делись их дети, пока искали адвокатов, подростки стояли вдоль стены в коридоре и ждали допроса. И все время они слышали, как Мишу избивают.

Ощущался запах жареного мяса — от пыток электрошокером (подробно об этом писала «Медиазона», которую Минюст РФ считает «иноагентом». — В. А.). Когда его выводили, он трясся и не мог связать двух слов. Балашова били уже почти сутки: начали еще в гараже на Вавилова, куда он приехал по команде тг-куратора забирать якобы лежавшие там автомат Калашникова, патроны и деньги. Ему стянули руки за спиной наручниками и били электрошокером по рукам, лицу, ребрам и ниже пояса, стояли на голове. Там, в гараже, у него взяли первые показания: задыхающийся Балашов с заблюренным лицом во всем признавался на камеру. Чуть позже отсняли «второй дубль» для RT — почище: в кабинете, в белой футболке с нацистским лозунгом, с более четкой дикцией. Но для этого еще нужно было привести в порядок его внешность: когда к десяти утра следующего дня их всех наконец привезли в Басманный суд, даже сквозь толстый слой тонального крема просвечивало синее опухшее лицо и шрамы, а одна рука его распухла и стала в два раза толще другой.

Допрос длился до часу ночи, а на десять утра следующего дня было назначено судебное заседание. И хотя впереди была вся ночь, после допроса задержанных никуда не отвезли — посадили в автозак и до утра катали по Москве, и все они спали прямо там, на узких лавках в автозаке, хватаясь за все, что было устойчивого, чтобы не упасть.

Все они, конечно, всё подтвердили и во всем признались. Подтвердили, что являлись частью NS/WP и даже неизвестно откуда взявшейся польско-украинской организации «Чистая кровь»*, что целью их деятельности было распространение межэтнической розни, а главное — что руководили ими кураторы с Украины. Единственный, о ком почти никто из них в своих показаниях не вспоминал, был Фаш — он исчез, и только пару раз мелькнул в допросе одного из параграфистов. И никто не вспомнил бы о нем, если бы в апреле 2025 года на стол следователя внезапно не легли ходатайства — сначала от Гусева, а потом и от Савельева:

«<…> В настоящее время я вспомнил ряд существенных обстоятельств, имеющих значение для дела, и мною принято решение сообщить сведения о личности организатора вышеуказанной провокации по кличке =Фаш=. <…>

не только меня, но и моих близких родственников, если я дам хоть какие-то показания на =Фаша=, и тем более если разглашу данные о его личности».

Скинхед-хантер

— Кривцов Кирилл, уроженец Краснодара. Он и есть так называемый «Фаш». (Фото имеется в распоряжении редакции). Как узнал, простите, рассказать не могу — адвокатская тайна.

Адвокат Игорь Волчков приехал невыспавшимся: вчера после очередного заседания по продлению содержания Гусева под стражей судья Мосгорсуда Ковалевская написала на Волчкова жалобу в адвокатскую палату, так что спокойной ночь не была.

— А за что жалоба?

— За Ленина. Я Ленина цитировал в отводах судье, прокурору и секретарю. А прокурору еще напомнил, что он внук упыря Вышинского (см. сноску 2) — он и обиделся. И дисциплинарный совет обиделся тоже — пишут: «Проявил демонстративное неуважение к суду и участникам процесса, со ссылкой на труды В.И. Ленина высказал негативное и оскорбительное отношение к органам судебной власти».

— Я очень хорошо знаю историю, — продолжил он, когда заговорили о деле, — и про Третье отделение, в котором еще прадеды и прапрадеды нынешних работали, и про Азефа. И Гусеву я сказал: вы не понимаете — вы не просто на чужие старые грабли наступили, вы наступили на такие грабли, на зубцах которых следы крови таких вот, как вы, с XIX века не просыхают. Я ему книгу Владимира Бурцева про Азефа приносил почитать — вроде понял.

Главный провокатор там, конечно, Фаш — он их направлял, водил под камерами наружного наблюдения, водил в ту самую квартиру, где была установлена прослушка. Причем квартира эта находилась в строящемся доме, не сданном в эксплуатацию. Понимаете, да? Там по закону только строители в касках ходить могли. И когда я об этом говорил следователю, он мне пытался что-то возражать — но мне-то лапши не навешаешь, я-то Жилищный кодекс знаю! Ну проверим, говорит. И все что-то как-то не проверяют.

И Короленков с Детковским — я это официально заявляю — стукачи. На Детковском висят два дела — одно сейчас слушается во Втором Западном окружном военном суде. Там гуляла группа подростков — один из них пырнул ножом киргиза, все сидят. Кроме Детковского. Еще раз: гуляли все, а не привлечен он один. Примерно то же самое с его вторым делом — а в нашем деле вот все сидят, а он ногами на ЗОДе (запрет определенных действий. — В. А.) ходит. И Короленков-Страх тоже на ЗОДе — тот самый, который со всеми общался, всех собирал, всех привлекал, видео выкладывал.

А само нынешнее NS/WP создали с помощью псевдоактивности в интернете. Ведь не с «акций» же все началось — их просто не было. Были посты в телеграме. Вообще, это же очень удобно: есть раскрученный бренд — под него можно подогнать любую активность. Интернет-образ, мыльный пузырь — вот и вся сегодняшняя NS/WP. Преемственности нет, фактов, подтверждающих организованную — реальную, а не виртуальную — деятельность, нет. Может, какие-то неустойчивые дети и правда совершали какие-то из действий, к которым их онлайн призывали, — но вообще-то фактура, по крайней мере в нашем деле, состоит из того, что просто дети просто собрались, решили просто ловить педофилов. Собственно, ловили. Собственно, педофилов. Двоих из этих педофилов мне удалось посадить, они действительно виновны. А подростки не нацисты — Гусев уж точно совсем не нацист. И какое к этому всему отношение имеет NS/WP и «Чистая кровь» — я вообще не понимаю. При этом любой чат из трех недорослей считается энэсвэпэшной ячейкой. Много ли надо: я его слепила из того, что было, а потом что было…

— То и посадила.

— То и запретила. Их чат Oderint я из интереса некоторое время тоже почитал — и даже переписывался с одним из их главных администраторов, Красным Смехом. Правда, у Смеха, видимо, биполярочка: по сообщениям явно видно, что под ником сидит несколько человек. Этот Смех прямо в чате несколько раз называл детей «мясом» — вот прямо так. Этих, мол, посадили — пусть теперь другие идут. То есть он их в лицо называет «мясом», дети это читают — и им нормально, что они мясо. Кстати, примерно за год до якобы покушения якобы на Симоньян или якобы Собчак Смех вдруг взял и стал отвечать на вопросы журналистов из «Осторожно, медиа!» — большая статья вышла. С чего бы вдруг ему это делать, я не знаю, — за прежними энэсвэпэшниками такой тяги к разговорам по душам не водилось.

А вообще, поскольку до «воблы» я занимался практически только одними семейными спорами: разделами совместно нажитого имущества, спорами, связанными с воспитанием и содержанием детей, — то просто не мог не заметить, что подростки, преследуемые по всем этим «диверсиям», «терактам», да и вообще за любую политическую активность, поголовно из неполных семей. Либо родители разведены, либо вообще сироты (живут с бабушками, тетями и т.п.). Во всех делах, которые вел я, по крайней мере, — без исключений, а вел я много.

Кстати, уже после того, как весь «Параграф» оказался за решеткой, снова объявилось Мамино Счастье — то самое, пятнадцатилетнее, которое «инициативно обратилось в органы Федеральной службы безопасности». Так-то она всех их сдала, «опасаясь за жизнь и здоровье».

И переслал:

На письмо Гусев отвечать не стал. Хотя за время взаперти кое-что и правда успело произойти — но не с ним, а дома. Умерла старая немецкая овчарка Капа — та самая, побитая, всего боявшаяся и не выносившая одиночества. После ареста сына Екатерине пришлось часто уезжать из дома — на суды, на следственные действия, и Капа начала быстро сдавать. Диагноз из местных никто поставить не мог, а везти в Москву было невозможно — собака была такой слабой, что дороги бы не выдержала. После смерти вскрытие показало: инсульт.

P.S. Вне зоны доступа

А жизнь сидящего все в том же СИЗО-5 Данилы Гусева складывалась в точности до наоборот. Весной 2025 года его внезапно перевели в камеру № 506 — маленькую тесную каморку четыре метра на два без телевизора. В этой камере сидел тихий, с трудом говорящий по-русски узбек по имени Ахмад Курбанов. Имя его Гусеву, конечно, ни о чем не сказало — но тому, кто следит за судебными новостями, сказало бы многое: мигранта, работавшего в Москве курьером, обвиняли в убийстве начальника войск радиационной, химической и биологической защиты вооруженных сил Российской Федерации, Героя Труда Игоря Кириллова и его помощника Ильи Поликарпова.

Как писал «Коммерсантъ», вскоре после задержания Курбанов взял на себя всю вину и сделал — через переводчика — чистосердечное признание: неизвестные кураторы из Украины с помощью «разных мессенджеров» предложили ему сделку: убийство генерала в обмен на сто тысяч долларов и гражданство одной из стран Евросоюза. Они, сказал Курбанов, заставили его следить за человеком, проживавшим в ЖК «Среда» на Рязанском проспекте, а потом собрать радиоуправляемую бомбу, доставить ее к дому Кириллова и подорвать, транслируя все в онлайне. Курбанов, как пишет «Коммерсантъ», честно выполнил все пункты сделки: по инструкции собрал радиобомбу, прикрепил ее к самокату, оставил самокат у генеральского подъезда и подорвал. «Взрыв бомбы, эквивалентной по мощности килограмму тротила, не оставил никаких шансов генералу Кириллову и его адъютанту Илье Поликарпову», — пишут коллеги.

И вот этот курьер-радиолюбитель сидел теперь перед Гусевым. Сидели они спокойно и бесконфликтно — и это явно не входило в планы сотрудников СИЗО. Судя по всему, логика этого переселения была простой: если посадить мигранта в одну камеру с предполагаемым наци-скинхедом, да еще лишить скинхеда единственного развлечения в виде телевизора, то мигранту с ним сидеть будет некомфортно. Но ставка на Гусева снова не сыграла — потому что не была учтена одна небольшая, но значимая деталь: Гусев не был убежденным наци-скинхедом. Так что с соседом-узбеком уживались они душа в душу. И тогда спустя месяц к Гусеву пришел один из сотрудников СИЗО — и попросил его стать «тайным свидетелем» по делу Курбанова.

В жалобе, которую Даня подал через адвоката Волчкова в Общественную наблюдательную комиссию Москвы, он описывает все, что последовало дальше, так:

Поначалу за исполнение своей несложной просьбы сотрудники обещали Гусеву всяческие удобства и «лучший этап» («Лучший — это куда? В Стамбул?» — удивлялся Игорь Волчков). Поняв, что обещания не действуют, они перешли к санкциям: Гусеву перестали выдавать посылки, не вешали в камеру положенный телевизор, не реагировали на просьбы и жалобы. Когда не сработали и санкции, перешли к угрозам:

Как только новость о странной просьбе сотрудников СИЗО-5 опубликовала «Медиазона»**, Курбанова от Гусева отселили, а самого Гусева посадили в карцер. Формально — за неправильно заправленную шконку. Но и тогда исполнять просьбу парень отказался, так что и третья ставка на Гусева тоже не сыграла. И вообще, по словам мамы Екатерины, тюрьма начала сильно менять ее сына: в нем появилась твердость и стержень, которых она не видела в нем раньше. Не просто не видела, но даже и не подозревала, что где-то глубоко внутри него зреет несгибаемость.

* Движение признано террористическим и запрещено.

** Внесено властями РФ в реестр «иноагентов».

1. Неонацистское движение National Socialism/White Power признано в РФ террористическим и запрещено.

2. Вышинский Андрей Януарьевич — Генпрокурор СССР во времена сталинских репрессий.

3. Алексей Азиатцев — еще один фигурант дела «Параграфа» по кличке Хохол, участник группы. Как выяснил Игорь Волчков, является братом сотрудницы Мосгорсуда (фамилия известна редакции). Ни обвиняемым, ни свидетелем по делу не проходит.