Под недавней новостью из Франции можно ставить хэштег#нетольковроссии: французские судьи тоже решили побороться с фальсификаторами истории. Правый политик и журналист Эрик Земмур приговорен к штрафу за свое заявление о том, что маршал Петен во время нацистской оккупации спасал евреев. Дело тянулось больше пяти лет, суды двух первых инстанций Земмура оправдали, но кассационный суд постановил пересмотреть приговор.

Закон, на основании которого судили Земмура, был принят еще в 1990 году. Он вводит уголовную ответственность за отрицание или оправдание преступлений против человечности, установленных Нюрнбергским трибуналом. Во Франции он известен как «закон Гейсо» — по имени предложившего его депутата от компартии. Впрочем, с неменьшим основанием он мог бы называться «законом Фориссона» — «в честь» профессора Робера Фориссона, исследователя поэзии французского символизма из университета Лиона, получившего, однако, гораздо большую известность как отрицатель Холокоста. Именно публичные выступления Фориссона стали одним из решающих аргументов в пользу принятия «закона Гейсо».

На протяжении всего своего существования закон подвергается критике — в том числе со стороны многих историков, которым так и не передалась убежденность политиков и юристов в том, что исторические вопросы можно решать судебными вердиктами и парламентскими постановлениями. Среди его противников были такие столпы французской исторической мысли второй половины XX века, как Пьер Нора и Пьер Видаль-Наке.

Еще больше критики вызывали многочисленные попытки расширить сферу применения «закона Гейсо» либо принять подобные законы для других геноцидов (например, армянского). Скандалом закончилась попытка Ассоциации антильцев, гвианцев, реюньонцев и махорцев привлечь к суду Оливье Петре-Гренуйо, автора монографии «Черная работорговля», которая сейчас оценивается как классическая работа по теме (в результате иск был отозван). На волне борьбы с мемориальными законами и активистскими группами возникла ассоциация «За свободу истории». «История — всего лишь длинная череда преступлений против человечности. И поскольку авторы этих преступлений уже мертвы, подобные законы предназначены только для того, чтобы преследовать в гражданском либо уголовном порядке историков, изучающих эти периоды, и профессоров, которые их преподают», — констатировал уже упомянутый Пьер Нора.

Тем не менее, как показывает «дело Земмура», «закон Гейсо» жив и прекрасно себя чувствует. Более того, он начинает трактоваться все более и более расширительно. «Преступление» Земмура заключается в обмене репликами с известным публичным интеллектуалом Бернаром-Анри Леви во время теледебатов осенью 2019 года.

Как видим, Земмур не приуменьшал масштабы Холокоста, не ставил под сомнение факт депортации евреев из Франции в лагеря уничтожения, не отрицал существования газовых камер, как Фориссон. Он лишь полагал, что вишисты во главе с маршалом Петеном отграничивали евреев с французским гражданством от евреев-иностранцев и пытались помочь первым. Казалось бы, совсем частный вопрос, при обсуждении которого можно обойтись без вмешательства юристов. Но тем не менее разбирательство продолжалось более пяти лет и, вероятно, еще не окончено (у Земмура есть право на апелляцию).

Суды первых инстанций оправдали Земмура как раз потому, что он «не пытался принизить число жертв депортаций или оспорить политику истребления в концлагерях». Еще один аргумент в его пользу состоит в том, что Филипп Петен был осужден после войны французским судом не за преступления против человечности, а за «посягательство на внутреннюю безопасность Франции» и «сговор с врагом». Но кассационный суд предпочел расширительное толкование нормы закона.

И тоже — правда, сразу, а не через 35 лет — начала трактоваться чрезвычайно расширительно. Ее использовали, например, для борьбы с глорификацией украинских националистических лидеров и организаций, которых в Нюрнберге никто и не обсуждал. Впрочем, российские официальные лица и российская пропаганда давно уже утверждают обратное, постоянно рассказывая про то, что «Бандера и Шухевич являлись пособниками Гитлера и были, как и им подобные, осуждены Нюрнбергским трибуналом» (С.В. Лавров).

В 2021 году статья 354.1 была дополнена какими-то совсем странными формулировками вроде «распространения заведомо ложных сведений о ветеранах Великой Отечественной войны», весь смысл которых (формулировок) именно в неопределенности и эластичности. В результате сейчас, например, на Кубани собираются судить учителя истории Александра Карпенко, которого обвиняют в том, что он в работе, опубликованной в научном журнале, «негативно оценивал действия маршала Жукова Г.К.», а также закавычивал слова Парад Победы и святыня.

«Дело Земмура» тем и полезно, что мешает соблазну списать все это на российскую специфику. Да, Россия прошла по дороге регуляции прошлого и памяти о нем куда дальше подавляющего большинства государств. Но сами механизмы юридической работы с историей — они более или менее одинаковы везде: в России, Украине, Польше, Франции. Любые законы о возведении на пьедестал друзей народа и сбрасывании с него врагов, о правильной и неправильной памяти и т.д. работают примерно одинаково. Начинаясь с чего-то компактного и конкретного, они постепенно распространяются на все новые и новые сферы и через какое-то время начинают претендовать на то, чтобы подмять под себя историческое знание как таковое.

Потому что свобода слова — она либо есть, либо нет. Нельзя запретить людям обсуждать белую обезьяну и делать вид, что они по-прежнему свободны в своих высказываниях. Это так не работает. Достаточно криминализовать дебаты в какой-то одной области — и вскоре вся территория будет размечена ограничительными флажками. О чем, впрочем, россияне осведомлены гораздо лучше французов.